VII ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ, ПИСЬМА И ПРОЧЕЕ... - 129 - ПОДСЛУШАННЫЙ МНОЮ СПОР "ЗОЛОТЫХ СЕРДЕЦ" О БЕШЕМЕЛИ Мчался поезд, будто с гор, в окна воздухи шумели. Вдруг я слышу разговор, бурный спор о бешемели. Ночь. Не видно мне лица, только слышно мне по звуку: Золотые всЯ сердца! Я готов подать им руку. Я поднялся, я иду, я качаюсь по вагону, - если я не упаду, я найду их, но не трону. Вдруг исчезла темнота, в окнах станция мелькнула, в грудь проникла теснота, в сердце прыгнула акула. Заскрипели тормоза, прекратив колес погони. Я гляжу во все глаза: я один в пустом вагоне. Мне не слышно больше слов о какой-то бешемели. Вдруг опять, как средь лесов, ветры в окна зашумели. И вагоны, заскрипев, понеслись. Потух огонь. Мчится поезд, будто лев, убегает от погонь. 18 февраля 1936 года. Дорогая Лиза, поздравляю Кирилла с днем его рождения, а также поздравляю его родителей, успешно выполняющих предписанный им натурой план воспитания человеческого отпрыска, до двухлетнего возраста не умеющего ходить, и затем со временем начинающего крушить всЯ вокруг, и, наконец, в достижении младшего дошкольного возраста, избивающего по голове украденным из отцовского письменного стола вольтметром свою любящую мать, не успевшую отвернуться от весьма ловко проведенного нападения своего,не совсем еще дозревшего ре- бенка, замышляющего уже в своем недозрелом затылке, ухлопав ро- дителей, направить всЯ своЯ преостроумнейшее внимание на убелен- ного сединами дедушку, и, тем самым, доказывающего свое по летам развернувшееся умственное развитие, в честь которого сего года 28 февраля соберутся кое-какие поклонники сего, поистине из ряда вон выходящего явления, и в числе которых, к великому моему при- скорбию, не смогу быть я, находясь в данное время в некотором напряжении, восторгаясь на берегах Финского залива присущим мне с детских лет умением, схватив стальное перо и окунув его в чер- нильницу, короткими и четкими фразами выражать свою глубокую и подчас даже некоторым образом весьма возвышенную мысль. 28 февраля 1936 года. * * * Глядел в окно могучий воздух* погода скверная была тоска и пыль скрипели в ноздрях река хохлатая плыла Стоял колдун на берегу махая шляпой и зонтом кричал: "смотрите я перебегу и спрячусь ласточкой за дом." И тотчас же побежал пригибаясь до земли в его глазах сверкал кинжал сверкали в ноздрях три змеи 1927 - 1928 года - 131 - * * * Я поднял пыль. Дети бежали за мной и рвали на себе одежду. Старики и старухи падали с крыш. Я свистел, я громыхал, я лязгал зубами и стучал железной палкой. Рваные дети мчались за мной и, не поспевая, ломали в страшной спешке свои тонкие ноги. Старики и старухи скакали вокруг меня. Я несся вперед! Грязные, рахитич- ные дети, похожие на грибы-поганки, путались под моими ногами. Мне было трудно бежать. Я поминутно спотыкался и раз даже чуть не упал в мягкую кашу из барахтающихся на земле стариков и ста- рух. Я прыгнул, оборвал нескольким поганкам головы и наступил на живот худой старухи, которая при этом хрустнула и тихо произнес- ла: "Замучили!" Я, не оглядываясь, побежал дальше. Теперь под моими ногами была чистая и ровная мостовая. Редкие фонари осве- щали мне путь. Я подбежал к бане. Приветливый банный огонек уже мелькал передо мной, и банный, уютный, но душный, пар уже лез мне в ноздри, уши и рот. Я, не раздеваясь, пробежал сквозь пред- банник, потом мимо кранов, шаек и нар, прямо к полке. Горячее белое облако окружило меня. Я слышу слабый, но настойчивый звон. Я, кажется, лежу. ... И вот тут-то могучий отдых остановил мое сердце. 1 февраля 1939 года. ИЗ ЦИКЛА ЗАПИСЕЙ "Мы жили в двух комнатах..."* Мы жили в двух комнатах. Мой приятель занимал комнату помень- ше, я же занимал довольно большую комнату, в три окна. Целые дни моего приятеля не было дома, и он возвращался в свою комнату, только чтобы преночевать. Я же почти все время сидел в своей комнате, и если выходил, то либо на почту, либо купить себе что- нибудь к обеду. Вдобавок я заполучил сухой плеврит, и это еще больше удерживало меня на месте. Я люблю быть один. Но вот прошел месяц, и мне мое одиночест- во надоело. Книга не развлекала меня, а садясь за стол, я часто просиживал подолгу, не написав ни строчки. Я опять бросался за книгу, а бумага оставалась чистой. Да еще это болезненное состо- яние. Одним словом, я начал скучать. Город, в котором я жил в это время, мне совершенно не нравил- ся. Он стоял на горе, и всюду открывались открыточные виды. Эти виды мне так опротивели, что я даже рад был сидеть дома. Да,соб- ственно говоря, кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить-то было некуда. Итак, я сидел дома, как затворник. Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Я ложился на кровать и начинал улыбаться. Я улыбался до двадцати минут зараз, но потом улыбка переходила в зевоту. Это было очень неприятно. Я приоткрывал рот настолько, чтобы только улыбнуться, а он открывался шире, и я зевал. Я на- чинал мечтать. Я видел перед собой глиняный кувшин с молоком и куски свежего хлеба. А сам я сижу за столом и быстро пишу. На столе, на стуль- ях и на кровати лежат листы исписанной бумаги. А я пишу дальше, подмигиваю и улыбаюсь своим мыслям. И как приятно,что рядом хлеб и молоко и ореховая шкатулка с табаком! Я открываю окно и смотрю в сад. У самого дома росли желтые и лиловые цветы. Дальше рос табак и стоял большой военный каштан. А там начинался фруктовый сад. Было очень тихо, и только под го- рой пели поезда. Сегодня я ничего не мог делать. Я ходил по комнате, потом са- дился за стол, но вскоре вставал и пересаживался на кресло- качалку. Я брал книгу, но тотчас же отбрасывал ее и принимался опять ходить по комнате. Мне вдруг казалось, что я забыл что-то, какой-то случай или важное слово. Я мучительно вспоминаю это слово, и мне даже начинало казать- ся, что это слово начиналось на букву М. Ах, нет! Совсем не на М а на Р. Разум? Радость? Рама? Ремень? Или: Мысль? Мука? Материал? Нет, конечно на букву Р, если это только слово! Я варил себе кофе и пер слова на букву Р. О, сколько слов со- чинил я на эту букву! Может быть, среди них было и то, но я не узнал его, я принял его за такое же, как и все другие. А может быть, того слова и не было. Конец 1932 года или начало 1933 года.