@ME.FORMAT        R Вадим Каплун ШПОРЫ ДЛЯ ЛАБЫ Фантастическая повесть 1. Весь год жизнь была в полоску. И каждая -- полоса невезения. Сессию я завалил, в деканате разругался из-за каникул, а каникулы вот-вот закончатся, не начавшись. Все в разлом! И орбитальная станция "Лаба-2" туда же! Коридоры темные -- экономят энергию, бар не работает, пылища. Но народу! Все важные, в голубых комбинезонах! Я как увидел эти комбинезоны, чуть не вспотел от радости. Коллеги-спецы из Второй Школы Карантина и Спецконтроля. У нас с ними о-о-огромная любовь! До синяков! Когда их вижу, вспоминаю междушкольную лабораторную работу на Медаре. Тактические игры команда на команду.Мы прятались, а у них парализаторы... Джунгли, грязь, еды нет и не предвидится, Мишеля на сутки спать уложили... Ну, мы им в следующем семестре тоже баюшки-баю устроили, когда местами поменялись. Давно это было! Я тогда еще отличником был, а Мишель -- испуганным мальчонкой с Периферии. Правда, тоже отличником. Раз голубые комбинезоны, значит -- карантин. Нас с Мишелем не трогали, присматривались. Остановили только у самого входа в сектор орбитальных рейсов. -- Планета на спецконтроле! -- объявил гладко причесанный верзила, загораживая проход. -- Пропуска... -- Мы на каникулы. У нас родственники внизу. Я не очень соврал. У Мишеля, действительно, на Лабе родственники. Другое дело, у меня их там нет. Мишель протянул свой пас-карт. Верзила глянул, сравнил, протянул руку ко мне. Я отдал свой. Спец изучил и сказал: -- Кардан может идти, Симонов нет. Симонов -- это я. -- Я сам спец! -- важно сказал я. -- Мне можно. -- Нельзя, -- мрачно возразил верзила. Я его понимал. Я бы, например, тоже не пустил. Особенно этих, из Второй Школы. Своих -- еще подумал бы. Но не спускать же ему! И я не спустил. -- Шумим? В коридоре появился еще один в голубом комбинезоне -- румяный, бодрый дядечка с зычным голосом. Старший. Он взял пас-карты, взглянул и положил мою в карман. -- Я человек мягкий, -- внушительно сказал он. -- И не буду сообщать в вашу Школу, что вы пререкались с дежурным при исполнении им своих обязанностей. Может, у вас там плохо учат исполнять свои обязанности, а у нас с этим строго, -- он отечески покачал головой. -- Придется пройти... Он повернулся и пошел по коридору, поднимая пыль. -- Жди здесь, -- шепнул я Мишелю и бросился вдогонку. -- Понимаете, -- начал я, догнав его, -- я почти тоже лабианин. У меня здесь это... Девушка. На свадьбу лечу! Я сам поверил в свадьбу и девушку, мог, наверное, ее даже описать, но он только пожимал плечами. -- Понимаю! Все понимаю, но не могу! Карантин, эпидемия. Планета закрыта! -- А что случилось? -- Психогенная инфекция, -- старший протянул мне пас-карт. -- Ладно, можете идти. На Лабе вам делать нечего. И учтите, каждый должен выполнять свои обязанности. Обязанность дежурного... Идя обратно, я пытался сообразить, почему нас не предупредили в Школе. Такие вещи мы обычно узнаем первыми. Хотя, сессия была, не до того. Да и кто знал, что я к Мишелю в гости на каникулы напрошусь? Я сам не знал. -- Ну что? -- встретил меня Мишель. -- А то! -- сказал я. -- Ты куда меня тащишь? Этот тип говорит -- эпидемия. -- Я тащу? -- изумился Мишель. -- Какая эпидемия? Неделю назад с тетушкой говорил, ничего не было. Постой... -- он надул щеки, задумался. -- Это же стройотряд! Спохватились! Помнишь -- Нильсен, Турель, М'Бого? Я вспомнил. Года три назад на Лабе высадился стройотряд с Земли. После Глухого Столетия Периферия сильно отстала. Мы ей сейчас как можем помогаем. Хорошее дело, нужное. Стройотряд проработал полгода, а потом началось! Один сошел с ума, другой пропал без вести, Нильсен, кажется, покончил с собой. Темная история. -- Тогда конечно, -- протянул я, -- и думать нечего. Летим... На Лабу! Ты что, в створ попал? "Возвращаться"! Там спецов не хватает, помощь требуется. Нас для этого и готовят! Мишель пожал плечами. -- Ничего... -- буркнул он. -- Умерь форсаж! Я не слушал, прикидывал, как прорваться на планету. Там было дело, наша работа. Не лабораторки, не экзамен. Подумаешь, "не можем пустить"! Только улетим, сразу понадобимся, запрос дадут. Вторая Школа здесь не справится, уверен. А мы работаем по классу "экстра". Никаких возвращений, только вперед! Станция типовая, проходы в сектор орбитальных рейсов на пятом ярусе. Это два поста. Еще один на пассажирской галерее. Но есть "пунктир". -- Пунктир, -- негромко повторил я. -- Далась тебе Лаба! -- Мишель догадался, что я придумал. -- Ну хочешь, вместе вернемся? -- Я пошел, -- ответил я. -- Сиди в "челноке", жди меня. Через полчаса я там буду. Через полчаса я все еще был не "там", а "здесь". В переходах "пунктира". Пропустил нужный поворот и, выйдя в третий раз в тот же коридор, понял, что заблудился, как глухач! Взвыл бы от злости, да шуметь нельзя! Служебный ярус -- "пунктир" -- километры ходов и переходов, блок-шлюзы, генераторные закоулки... Ориентиров -- ноль. Кляксы энергоотводов по стенам, на потолке алые наросты вакуум-сигнализации. Посторонний человек может сутками путешествовать. Или в коллектор угодить по незнанию. Впрочем, постороннему в "пунктир" не попасть, на дверях блокировка -- ее простым ключом не откроешь. Нам пас-карты с универсальным ключом на втором курсе, после посвящения выдали. Я шел и отсчитывал двери. Три... Шесть... Десять... Машинный зал, санузел, малый шлюз... Или большой? Галактика чудес! Знал же этот "пунктир" наизусть, высший балл по нему получил! Сейчас налево. Или направо? Пожалуй, все-таки прямо... Вспоминай! Вдалеке прошуршали шаги и я замер. Не стоит, чтобы меня здесь видели. А я молодец, верно рассчитал! Когда станция на спецконтроле, в "пунктире" пусто -- все спецы на пассажирском ярусе. Нет здесь постов. Желающий нарушить спецконтроль не имеет универсального ключа, а имеющий ключ нарушать не станет. Могли, конечно, двери заблокировать, я бы их не открыл... Кто этим заниматься будет? Знакомая баллада: суета, неразбериха, каждый орет на каждого, а селектор на всех вместе... Спецконтроль! За тридцать девятой по счету дверью, вместо ожидаемого склада оказался причал. Удивляться времени не было. От ближнего "челнока" махал рукой Мишель. И я рванул прямо через перрон! Когда я отдышался, "Лаба-2" уплывала с обзорного экрана. Рядом со станцией сверкал отражателем Большой Крейсер службы спецконтроля, на студенческом жаргоне "большой баллон". -- Что теперь будет? -- спросил Мишель. -- А что? Пожурят и успокоятся. -- Пожурят! Ну знаешь! Нарушение карантина... Гюнтер вылетел, не успев сказать "пардон"! Сам знаешь, как это бывает. Я знал, а потому молчал. Неприятности... Выяснят, что обратным рейсом я не улетел, начнут искать, рано или поздно догадаются запросить массив данных "пунктира", всплывет мой личный код... Оправдаемся! Не для удовольствия нарушил, для дела. В этот момент Мишель, сидевший за пультом, сказал: "Ладно, садимся!" и перегрузка начала выдавливать мне глаза... х х х х х Тишина, духота, степные запахи. Сразу за пследней ступенькой трапа начаналась трава. Мы рухунули в нее, закряхтев от удовольствия. Печенки-селезенки, зашедшиеся дрожью во время жуткой посадки, устроенной Мишелем, медленно отходили. Вдали привлекательно расстилала тень салатно-зеленая роща. Рядом закрывал половину белесого неба огромный ребристый борт грузовоза. -- Старый добрый коняга, -- Мишель кивнул на грузовоз. -- Сколько себя помню, столько летает. Местные рейсы, барахло разное возит. Мы, мальчишки, его "ракетой" называли. Забирались во-о-он туда, к пакгаузу, смотрели, как он садится, и вопили: "Ракета прилетел! Ракета прилетел!" Думали, это что-то обидное. Дразнилка. Кибер там еще был чудной, Генрих, кажется. Гонял нас все время. Пластиковую стену низкого серого пакгауза украшали огромные мудрые надписи: "Стоянка грузовых каров" и "Не стоять, опасная зона!" А вот кибера Генриха не было. Вместо него, в теньке, на груде контейнеров и почтовых пакетов возлежали, потягивая что-то из ярких коробок, двое в комбинезонах. То ли ждали грузовые кары, то ли не знали, что здесь опасная зона. Неподалеку блестели на солнце роботы-разгрузчики. Тишина, покой и ничего похожего на эпидемию. -- Я не понял, -- спросил я. -- Ты тетушке послание отбить успел? Она знает, что мы прилетим? -- Угу... -- Ну так где твоя тетушка? Где цветы и поцелуи? Я очень люблю поцелуи, -- я потер руки. -- Угу... -- Мишель шмыгнул носом. Лицо у него совершенно детское стало, беззащитное. Глаза подозрительно блестят -- рад, что домой вернулся. Накатывает на него в самые неподходящие моменты! Многие на счет Мишеля обманываются, принимая за увальня. Глядя на него, не скажешь, что у этого младенца -- лучшая реакция на курсе. Сначала я его тоже не оценил, не хотел в паре работать, но потом увидел Мишеля в деле. Он может быть холодным, быстрым, злым, если нужно. У рейсовика возникло движение. Из-за облезлой туши корабля, фырча воздушной подушкой, появился грузовой "Сизиф". Тетушка? Не тетушка... А жаль! Я бы с удовольствием сделался племянником той, что вела грузовик. Не было в ней ничего особенного. Не дурнушка, но и не красавица, золотая норма! Не то, что на Земле -- все исключительные, пышноволосые, длинноногие и умелые -- чудеса фенетики. Надо познакомиться! На Земле я бы знал что и как сказать. О космических безднах, чужих солнцах и ледяном одиночестве... От которого меня немедленно стали бы спасать. А этих уездных дам не поймешь. Может быть они не любят межзвездных бардов-скитальцев? Девушка вылезла из кабины с фоном в одной руке и блочком киберуправления в другой. Сказала что-то в фон и створки грузового люка корабля поползли в стороны. Задумчиво щурясь, она наклонилась над пультом, так что длинные светлые волосы закрыли лицо. Из кузова "Сизифа" горохом посыпались роботы-разгрузчики. Я с интересом ждал продолжения. Нормально управлять такой оравой с пульта можно, если работу координирует альфа-кибер. Или когда в совершенстве владеешь всеми десятью пальцами. Как музыкант-синтезист, как фокусник, как пилот экстра-класса. Ничего похожего здесь не было. Киберы, шатаясь и спотыкаясь, кинулись по пандусу в грузовой люк рейсовика, выволокли небольшой ящик и потащили к "Сизифу". Ящик был один, а тащили они его вшестером. Причем половина в одну, половина в другую сторону. Потом ящик уронили, врезали им в борт и наконец ухнули в грузовой отсек. То же повторилось со вторым. Третий ящик развалился. В траву посыпались оранжевые коробочки, в какие обычно упаковывают хрупкие, некантуемые грузы. А поодаль отдыхали в холодке, глядя на это, двое типов. И альфа-кибер у них имелся -- ржавел рядом в бездельи. Дома, на Земле, я не стал бы вмешиваться. И день был жаркий, и поработать ребятам наверное сегодня пришлось немало. Но должна же у людей быть совесть! Я -- землянин. Хочешь не хочешь, надо давать урок хорошего тона. Они смотрели в мою сторону и не заметить, как я подошел, не могли. Но не заметили, не пожелали. -- Ребятки, -- как мог дружелюбно сказал я. -- Помогли бы даме! Или давайте я помогу... Кибера можно взять? Они хором вздохнули и перевели окуляры на меня. Совершенно пустые глаза! Потом один из них, розовощекий, стриженный наголо крепыш в очень красивой белой широкополой шляпе с надписью: "Грузовые перевозки. Лаба-транс" отвернулся и принялся сосредоточенно разглядывать жаркое небо. Второй - низенький, белобрысый, с похожим на банан носом, пожал плечами и откинулся на ящики, заложив руки за голову. На знак согласия молчание похоже не было. Когда на тебя не обращают внимание, есть много способов его привлечь. Я выбрал простейший. Под ногами, среди россыпей упаковочного хлама валялось множество пустых коробок из-под прохладительного. Подняв одну, я тщательно прицелился. Попал я точно -- в самую середину надписи на шляпе румяного. Реакция была неожиданной. Парни, как по команде, удивленно уставились на меня, а потом румяный радостно произнес: -- Ха! Натуральный! Натуральненький... -- Я думал это мой, -- отозвался белобрысый. -- А я, что мой... А он натуральненький! Учитель! Гуру! Сейчас я его!.. -- румяный весело полез со штабеля. -- Мало нам своих, теперь еще и чужаки повадились! Учить нас будут! -- Эй, Герман, подожди! -- донеслось с ящиков. -- Так нельзя. Потом не отвяжутся. По-другому надо. Я перевел взгляд с одного на другого. Ничего не понимаю! -- Так как, сеньоры, дадите кибера? -- напомнил я. -- А почему мы должны вам его давать? -- вежливо спросил носатый. Слишком вежливо. -- Мы вас совсем не знаем. Не имеем чести. Вот вы, прилетели откуда-то и сразу порядки свои устанавливаете... Приятно поговорить с учтивыми людьми. -- Вик Симонов, к вашим услугам. Планета Земля, студент и прочее, прочее, прочее... Может быть пас-карт показать? -- Да нет, зачем же... -- протянул носатый. -- С Земли... Гм! Герман, ты слышишь? -- Угу, -- мрачно отозвался Герман. По-моему, ему очень хотелось поработать кулаками. Он не понимал, зачем его друг затеял разговор и злился. -- Я слышу! -- Мальчик прилетел с планеты-матери. Другая планета, жизнь там у них другая, грустная. Его жалеть нужно, а ты... Стыдись, Герман! Вы Германа не слушайте, он хороший парень, только грубоват иногда. И сильный очень... Вообще, мы бы рады посодействовать, но у нас нет управляющего кибера. Белобрысый махнул рукой в сторону альфа-кибера. -- Вот он -- совсем не он. Это у него вид такой. Мы тут больше вручную, сами все делаем. Нам техника ни к чему. Это на Земле автоматика и радости жизни. Вы на своих машинах зациклились, шагу без них ступить не можете, а в самих себя заглянуть боитесь! Для земляшек совесть -- пустой звук. Не знакомы вы с ней. Не вам учить! Носатый осклабился. Сначала я решил, что он просто ненормальный -- жертва эпидемии. Психогенная инфекция и так далее... Но потом засомневался. Он издевался. Культурно, хладнокровно, нагло. Да, не в порядке было что-то на Лабе и не зря висел на орбите "большой баллон" спецконтроля. Я оглянулся. Толкотня у рейсовика продолжалась. Разумеется, кибера можно взять самому, без разрешения. Ребята стояли бы столбами, смотрели на меня, но с места двинуться не могли. Нас не зря учат психокинетической самообороне. Многие слухи о псимбо -- сплошная ерунда. Титановые балки взглядом мы не гнем, рук и ног усилием воли не ломаем, но кое-что умеем. Псимбо -- это комплекс дезориентирующих ударов психополем, плюс гипноз, плюс аутотренинг. Ну и еще некоторые... штучки. Всего не перечислишь. Но сейчас мне псимбо не понадобится. Велика честь! Просто врежу! Нехорошо, конечно, я здесь гость, но... Не стоило ему про Землю так говорить! "Очень сильный" Герман отлетел на несколько шагов и покатился по траве, собирая на себя пыль и грязь. Шляпа перестала быть красивой и белой. Он поднялся и, криво улыбаясь, двинулся на меня. -- Это другое дело! -- носатый ловко спрыгнул с ящиков и начал обходить сбоку. -- Герман-Герман, что бы ты без меня делал? Теперь порядок -- мальчонка первый начал. Двое. Ерунда! Их движения я "ловил" с закрытыми глазами. Мне было обидно. Откуда у них неприязнь к землянам? За что нас не любят? Краем уха я слышал что-то такое от ребят, но сам не сталкивался... Почему-то мы стыдимся говорить на эти темы, замалчиваем. Лишь изредка промелькнет в "Новостях Сообщества" крошечное сообщение об очередном "инциденте на Периферии". Даже у нас в Школе, на лекциях по "отношениям" об этом рассказывают невнятно и маловразумительно, так что не поймешь, в чем землян обвиняют и обвиняют ли их вообще. Да, было Глухое Столетие, когда прекратилась связь с Периферией. Да, не помогали мы им, не было возможности. Ну и что?! Теперь-то помогаем! Строим, лечим, учим... И все равно мы для них -- виновники Глухого Столетия, изменники, предавшие и бросившие. Будто не их предки сами решились на добровольное изгнание, будто Освоение не их рук дело! Не убедишь... "Жили без вас сто лет и выжили. И дальше так будет!" Ксенофобы! Чужой -- враг, а земляне -- враги вдвойне. Пока я прикидывал, как обойтись с ребятами повежливее, все кончилось. Герман, готовый кинуться на меня, расслабился. На лице его появилось кислое гостеприимное выражение. Он кивнул и вернулся к штабелю. Белобрысый некоторое время внимательно смотрел мне за спину, а потом сказал: -- Что ж ты кибера не возьмешь? Бери... Я оглянулся. Шагах в тридцати, у флаера Мишель целовался с какой-то женщиной. Сначала я решил, что это сестра, но вспомнил -- сестер у Мишеля нет. Тетушка приехала... Тетушка Натали Кардан понравилась мне сразу. Хотя бы потому что не стала задавать ритуальный вопрос. Вернее, два вопроса: "Скажи, а какой у тебя рост?" и "Ты, наверное, в спейсбол играешь? С твоим-то ростом..." Однообразие утомляет. Глядя сверху вниз, тетушка спросила: -- Вы, наверное, Виктор? Миша про вас писал. Я поклонился и расшаркался. Мне было приятно. А она уже переключилась на Мишеля. -- Надо же, еще больше усох! До дециметра! Что вас там, не кормят что ли? Это мы поправим! Вспомнив, как Мишель сбрасывал лишний вес и что из этого вышло, я фыркнул. Мишель из-за спины показал мне кулак. Охи, вздохи, расспросы и рассказы о родственниках и знакомых, о дяде Джордже и его ферме, о Кристиночке, уехавшей на какой-то остров... Про меня забыли. Это мне понравилось тоже. Не терплю, когда на новом человеке фокусируются все взгляды. Есть в этом нечто искусственное. Сели во флаер. Тетушка меня поразила. Вела аппарат она лихо и профессионально -- совсем не по-женски. Симпатичная женщина. Миниатюрная, спортивная и веселая. Тетушкой Мишель называл ее скорее в шутку. Никакой гипно-пудры, иллюзор-красок и помад. Последнее я осознал по контрасту. Во флаере сидела еще одна родственница. Слой грима на ней отражал солнечный свет на сто процентов. Да вдобавок еще и нимб-парик... -- Миша-а-а, дорогой мой мальчик! -- пропела фальцетом старуха и полезла целоваться. Ко мне! -- Это бабушка Элеонора, -- сообщила тетушка. -- Помнишь, мы ездили к ней на ферму, когда ты был маленький? -- Да, тетя Ната, обалдело отозвался Мишель. Старуха сориентировалась и через секунду его физиономия была в помаде. Затем она принялась за меня. Выяснила, какого я роста и играю ли в спейсбол. Мишель на переднем сидении негромко расспрашивал о "кузене Элтоне". Я смотрел в окно. За окном в километре под нами -- желтоватая, монотонная степь. Попадались озерца, окаймленные зеленью. Промелькнула ферма. Мимо нее вилась лента грунтовой дороги, по которой пылил комбайн. Маленькое местное солнце пекло нещадно. Было жарко. Кондиционер не работал и я медленно испарялся. Но когда я попытался приоткрыть окно, старуха Элеонора сказала: -- Молодой человек, не трогайте окно. Я могу простудиться. Я послушался, но ей этого показалось недостаточно. -- Вы не представляете, Натали, как трудно сейчас встретить вежливого и по-настоящему культурного молодого человека. В наши времена было совсем иначе. А теперь -- полеты, контроли... Вы знаете, это ужасно портит. Недавно у меня снял комнату один приезжий. Приличный молодой человек, обходительный, серьезный. Кухонных киберов отладил, а то ведь ремонтники тяп-ляп... Приходит всегда рано. Но повесил в своей комнате дикие картины. Из этих... Объемных безобразий. Возмутительно! Я его спрашиваю: "Вы приличный молодой человек, зачем вам эти гадости?" Молчит, улыбается. Не понимаю! Она замолчала, возмущенно глядя на меня. Я тосковал. Было непонятно -- брюзжит она или тонко намекает, что второго жильца ей не нужно. Мишель подумал о том же. -- Мы Вика в какой комнате поселим? -- В любой, -- рассеянно ответила тетушка. -- А о жильце вы ничего не говорили... Пригласите-ка его к нам в гости! Хотя бы сегодня вечером. Поужинаем вместе, с ребятами познакомится... Девушка есть у него? Пусть с ней приходит. Элеонора пожала губы. Веселый космос! Теперь весь вечер пройдет за столом, в компании Элеоноры и "приличных молодых людей". Не люблю! Может быть, потому, что сам я "неприличный молодой человек". Лучше бы по городу сегодня прошлись! Может быть тогда что-нибудь прояснилось. Странно, два часа смотрю -- все спокойно. Для чего я, спрашивается, спецконтроль нарушал? Я вспомнил добрые глаза, бархатный голос декана и поежился. Как это у него? "Ай-яй-яй! Безобразничаете, Симонов?" -- Что у вас случилось тут? -- спросил я. -- У нас? -- удивилась тетушка. -- Говорят, эпидемия... -- Стройотряд, -- напомнил Мишель. -- Вот именно, стройотряд! -- внезапно возмутилась Элеонора. -- Молодые люди разучились вести себя прилично! Возмутительно! Перессорились и улетели... -- Что мы можем знать? -- пожала плечами тетушка. -- Спецконтроль не мы придумали. Землян сложно понять. Постоянные секреты, тайны, опасения. Вы на самом деле всех боитесь или у вас традиция такая? -- Не всех, а за всех, -- сказал я. -- За всех боитесь, что правду узнают? -- Это какую такую правду? -- подобрался я. -- Нам правды бояться нечего! -- Правду про Освоение, -- прищурилась тетушка. -- Ведь все совсем не так было, как представляют земляне! -- Оч-чень интересно! Вы-то откуда знаете? -- Земля просто избавилась от нас! Вышвырнула в пространство и оставила на других планетах без помощи, без связи, без поддержки. Слышать такие вещи было дико и я даже не сразу нашелся, что ответить. -- Дорогостоящее избавление! Тогда один запуск знаете во сколько обходился? Были другие способы, попроще... избавиться. -- Нас отторгли, -- гнула свое тетушка, -- потому что мы не приняли вашей жизни, бездумного поклонения технике. Не о людях думали, а о энергостанциях, компьютерных сетях, орбитальных лабораториях... А леса вырубали! И траву заливали пластикатом, асфальтом закатывали... Реки высосали все! Мне стало скучно и я, отвернувшись, уставился в окно. Началось! Обычные штучки глухачей -- все виноваты, только не они. А тетушка полыхала как сверхновая! На приборную доску она едва поглядывала, уселась в пол-оборота ко мне и вещала: -- Глухое Столетие! Хватит за него прятаться! Это тоже ваша работа! Загадили планету, озоновый слой сожрали, а потом перетрусили до смерти, как мелкие шкодники! Шкодники?! Я разозлился. Что-то много себе эта дамочка позволяет! -- Это предки ваши хваленые -- шкодники! Из них, между прочим, две трети ученых было! -- я хлопнул по сиденью. Старуха Элеонора вздрогнула и отодвинулась подальше. -- Оставили за собой кучи дерьма, дали форсаж и привет! А земляне разгребали... -- Именно ученые первые поняли, что нельзя разменивать себя на железки, отрываться от духовных корней своих, от предков, от крови... И с Земли они ушли, чтобы сохранить то немногое, что оставалось. О чем это она? Бред какой-то! И неувязочки... -- Ага! Кто же их изгонял-то, если они сами? -- усмехнулся я. -- Кто же? -- Не техника главное, -- не слушала тетушка. -- Человек! Нравственность! Совесть! Тетушка вдруг сразу перестала мне нравиться. Знакомые лозунги в знакомых сочетаниях. Сейчас она скажет, что нравственный прогресс необходимо подстегивать... Бустеры. -- Что ж это ваши ученые обратно на Землю ринулись, как возможность появилась? -- ехидно спросил я. -- Никто не знает куда делся Вольдемар Цепеж! -- неожиданно встряла в разговор Элеонора. -- Он пришел из Вселенной и ушел во Вселенную, слился с ней. Я внимательно посмотрел на старуху. Ну о чем можно разговаривать с такими людьми? Психогенная инфекция... Я перестал слушать эту белиберду и уставился в окно. До меня долетали обрывки фраз, что-то о "слове и деле", "Идее, воплощенной в действие", о разбитых головах собак... А я сидел, маялся от жары и думал, глядя вниз, что тетушка слишком уж увлеклась разговором. Совсем за флаером не следит! Рухнем куда-нибудь! Флаер резко тряхнуло и я до слез ударился о потный затылок Мишеля, а Мишель въехал коленом в приборный щиток. Машина выровнялась, я утер пот с лица и поинтересовался: -- А до города еще далеко? -- Не очень... -- Мишель осекся, -- ... что случилось? Тетушка не слушала. При встряске она оцарапала руку и с ужасом смотрела на царапину. Нервная женщина! Побледнев, она промокала царапину платочком. Все женщины боятся крови, но чтоб так! -- Натали! -- нахмурилась Элеонора. -- Да... Да, простите, не привыкну никак. Мишель достал из аптечки заживитель и тетушка успокоилась. А внизу проступали черепичные крыши домов, башенки и яркие пятна садов Тории -- родного города Мишеля. х х х х х Родной город Мишеля не был похож на виденные мной города. Он не был похож на древние, вросшие в землю, растекшиеся по ней, города планеты-матери, на изящные переплетения холодных граней и плоскостей мегаполисов Магдалины. Здесь не пахло наглым великолепием сверкающих космопортов Белой Радости, где приятно гулять ночью и опасно бродить днем. Невысокие дома из настоящего камня сжимали улицу стенами. Большие деревья упирались ветками в широкие окна галерей, соединяющих здания. Многие стекла давно не мыты, покрылись паутиной. Ветер гоняет в подворотнях пыльные смерчики. Сквозь трещины в мостовой пробивается трава. А сама мостовая залита настоящим асфальтом. Галактика чудес! Я думал, такие мостовые остались только в городах-музеях на Земле! Пахло непривычно -- нагретым асфальтом, опавшими листьями и травой. Тихий город. Лишь изредка проплывали по улице, тяжело дыша воздушной подушкой, грузовые траллеры. -- А где народ? -- с подозрением спросил я. -- Действительно, эпидемия! -- Кто где... -- рассеянно ответил Мишель. -- А что, страшно? Мы прошли мимо закрытого бара, пустых столиков, засыпанных листвой и мусором, сваленных в кучу тентов, застывшего одноразового пластикового кибера, зачехленного коктейль-комбайна. Прошли еще немного и свернули под арку. Шли двориками, жаркими проулочками, заросшими травой. Много зелени и цветов, сочных одуряющих запахов. На скамеечках, в тенечке сидели молодые люди, тихие и нешумные. Приличные. Старуха Элеонора могла быть довольна. Сидели скучно, разговаривали вполголоса или просто молчали. Один вообще стоял столбом, напряженно глядя в пространство и беззвучно общался сам с собой. Его обходили, не обращая внимания. В песочницах вяло ковырялась малышня. Тихие дети. У нас давно бы стоял пиф-паф и трам-тара-рам. "Я буду спецконтроллером, а ты аборигеном! Жанка вчера была! Давай, прячься! К-кхх! Ба-бах!" -- Хорошие у вас дети. Воспитанные... Как добились, поделись опытом, -- я еще не отошел от спора во флаере и был агрессивен. -- Да, воспитанные, -- не понял Мишель. -- Никто их не воспитывает... То есть, все их воспитывают. -- То-се... Все-ничего... Ладно, не пой мне саги! В строгости наверное держите? Во! -- я показал Мишелю кулак. -- Они знают совесть, -- Мишель отвечал вяло и словно нехотя. -- Нравственный прогресс! -- усмехнулся я. Мишель молчал. Но я решил не отставать. -- Слушай, а твоя тетушка -- она не бустер? Вообще-то движение бустеров не запрещено. У нас в Сообществе ничего не запрещают, демократия. Но относятся к этим людям неприязненно, с брезгливым снисхождением. Саньку Портнова, например, их призывы доводили до бешенства. На Периферии, среди глухачей они еще популярны, но у землян "давно" стало словом ругательным. -- Тетушка бустер? - повторил я. -- А? -- Слушай, -- Мишель, повернувшись, аккуратно взял меня двумя пальцами за воротник. -- Тебе здесь многое покажется... необычным. У нас много традиций. Это сразу не объяснишь. Может быть тебе что-то смешным покажется, но смеяться над этим не надо. И прежде чем я успел опомниться и дать по рукам, Мишель отпустил меня и зашагал дальше. Пошли молча. Мишель смотрел под ноги. Я, задрав голову, разглядывал странные узоры под крышами домов и резные флюгера. Подумав, я решил на Мишеля не обижаться. Ему виднее. Хотя, неприятно, конечно. Мог бы объяснить, рассказать. Друг, называется! -- Вот он! -- сказал Мишель и потащил меня к маленькой, обитой металлом дверце в стене одного из домов. Над дверью красовалась вывеска. Шрифт был времен Освоения, да и язык тоже, но смысл я все-таки уловил. Это бар. За дверью оказался полумрак, сухая прохлада и аппетитные запахи. Глаза привыкли к сумраку и я разглядел большой полупустой зал с пленочными столиками. Вдоль стен зеленовато светились грубые подделки под идолища Белой Радости, а над головами -- звездное небо. Я пригляделся к созвездиям. Небо было тоже с Радости. Безвкусица! -- Зачем ты меня сюда привел? -- поинтересовался я. -- Как зачем? Посидим, познакомимся. Девочки здесь хорошие бывают. -- Девочки! -- хмыкнул я. -- Ваши девочки!.. И вдруг вспомнил одну из лекций по "отравам". -- Слушай! У вас ведь здесь должны быть эти... Вино! -- Есть, -- нехотя ответил Мишель. -- Мрачная штука. Видел я некоторых после этого вина... -- Вызывает психическую зависимость, разрушает мозг... - с восторгом процитировал я по памяти. - Слушай, нам это обязательно надо попробовать! -- В створ попал?! Соображаешь, что говоришь? -- изумился Мишель. -- А что такого? Надо же знать, чему учат. С одного раза мозг не разрушим, ничего страшного. А потом у нас подготовка. И вакцинами нас накачивали и противоядиями... -- От этого вакцины не помогут, -- буркнул Мишель. -- Ладно, там видно будет. Мы уселись за ближайший столик. Из темноты выскочил бармен и устремился к нам. Обслуживали здесь, как Мишель и обещал, по классу "экстра". И бармен был живым человеком, а не кибером. -- Что будем пить? "Остров", "Колокола", "Метагалактика"? -- бармен перебрал еще с десяток названий. Я на секунду растерялся, а потом небрежно сказал первое пришедшее на ум: -- Мы с другом пьем только "Карантин". С вином... -- Пассаж! Простите, такого коктейля не знаю, -- бармен развел руками. -- Ничего, -- улыбнулся я. -- На ваше усмотрение, дружище. Но обязательно с вином. Бармен внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Хороший такой бармен, вежливый. Крепкий мужчина. Загорелый, бородатый. Зверская внешность. Посетителей в баре было немного и мне они не понравились. Хотя, девочки смотрелись занятно. Но какие-то вялые, скучные, заторможенные. Некоторые, галактика чудес! сидели и читали кристаллы. А в дальнем углу по-моему кто-то плакал. Жутко весело! Музыки и той не было. Появился бармен и поставил на столик коктейли. Я с сомнением посмотрел на смесь. Она сильно смахивала на гипердвигатель в разрезе: разноцветные слои в стаканах жили каждый своей жизнью -- клубились, подрагивали. Бармен с интересом наблюдал. Мужественно выкатив глаза, я взял стакан... Первый коктейль скользнул в желудок без последствий. Бармен произнес: "Пассаж!" и ушел. Мне стало лучше и я повернулся к Мишелю. -- Продолжение следует? -- Ты смотри, -- ответил он. -- Сегодня еще ужин. Желудок расстроишь. -- Не учи, -- хмыкнул я. -- Чепуха! Веселый космос, какой это яд?! Это просто очень вкусно. Форсаж! Ты уверен, нам то принесли? -- То, то, не волнуйся. Не перебирай! Еще не ясно, чем история со станцией кончится. -- Ладно, старик, брось! Обойдется. -- Это тебе обойдется. Ты-то выкрутишься, ты у Ломакина в любимчиках ходишь. Он к тебе неравнодушен. В крайнем случае: "Ай-яй-яй, безобразничаете, Симонов?" Я хмыкнул. Наш декан -- Михаил Зигфридович Ломакин или, в зависимости от обстоятельств: "дядя Лом", "ломтик", "чертова железяка" из школьной братии меня действительно выделял, считая корнем зла, зачинщиком и подстрекателем. Вообще-то он мужик неплохой. Внимательный, спокойный, умный. Но народ он держать умеет и от его бархатного: "Ай-яй-яй, безобразничаете!" холодеют не только первокурсники, но и старички-ветераны. Впрочем, меня он никогда не воспитывал на людях. Со стороны могло даже показаться, что мы с ним большие друзья. Но я-то знал -- всплыви сегодняшнее нарушение спецконтроля -- Лом отчислит, как на ноготь плюнет. Я пожал плечами: -- Ну, тебя Лом тоже не обидит. Ему до сих пор, наверное, перед тобой неудобно. Он едва пальцем тронул, а ты -- в отключку! -- Да, пальцем! -- Мишель покраснел. -- Я и к защите подготовиться не успел, а он уже... -- Не нужно было с ним на спарринг вызываться. Тоже, доброволец! -- Так вы все не захотели! -- Да. И знаешь почему? Потому что, против Лома нет приема. Мишель поморщился. Я заметил, что второй коктейль кончился и заказал еще. -- Эх! -- грустно сказал я, рассматривая стакан. -- Нашего бы Змея, Саньку Портнова сюда. Он экзотику любил. Мишель вздохнул. Да, от нашей троицы осталось всего двое. Мы помолчали. -- Слушай, Миш, -- спросил я. -- А почему такая скорбная тишь? То ли дело у нас, на Земле! Помнишь? -- Здесь не развлекаются шумно. Не то место. Не Остров. -- Что ж мы сидим? -- я отпил половину коктейля и поднялся. -- Поехали на остров! -- Сядь, -- сказал Мишель. -- Во-первых, вечером нам надо быть дома. Я тете обещал. А во-вторых, туда не попадешь, желающих много, очередь. -- П-паломники! Ритуальное место! Обычаи! -- я вспомнил слова Мишеля. -- Надо смелее ломать старые, замшелые традиции невзирая на... Меня понесло. Я стал речист и плавен в жестах. Наверное, подействовало вино. Следовало остановиться, передохнуть. Заказать еще две порции. Так я и сделал. -- Это не традиции, -- нахмурился Мишель. -- Тебе трудно понять. -- Ну-у-у, почему-у-у же? -- протянул я. -- Спой, Миша, не стыдись! -- Мы разные -- вот и вся песня. Земляне -- пройденный этап. Следующая ступень -- мы, лабиане. Мы биологически выше. О, галактика чудес! У этих глухачей комплекс неполноценности. Считают, что их обделили, обошли, вот и компенсируют апломбом. Биологически они выше! Веселый космос! Что=то я не заметил у нас с Мишелем особых биологических различий. И школьные медкомиссии тоже. Так он же шутит, приколец! Истома накатывала ласковыми теплыми волнами. Мысли расплывались, как не успевший затвердеть терролит. Хотелось спать и хохотать одновременно. Где-то вдалеке Мишель говорил: -- ... все время стоять над тобой и грызть душу. Кровь, ничего не поделаешь. Здесь кровь наша и мы ей связаны. Каждому времени свои колдуны, свои призраки, свои страхи. Раньше бесы, экстрасенсы, "летающие тарелки", мутанты Паркинса... Я попытался поднять руку -- ее словно зацепили из парализатора. Онемела и еле двигалась. Странное чувство. Страшное? Но страшно не было, было смешно. Форсаж! -- Форса-а-аж-ж-ж! -- я засмеялся. Мишель долго смотрел на меня, а потом сказал: -- Попробуй запомнить, Вик. На Лабе боятся не силы, а совести. Боятся и ненавидят. Ух, как ненавидят! Он вдруг замолчал. Уставился мне за спину пустым взглядом. Я обернулся. Пусто. Светящиеся уроды вдоль стен, мерцающий коктейль-комбайн. Мрачное место! Ничего, сейчас мы их поразвлечем! У меня и синтезатор с собой, в кармане. Сыграю-ка я этим скучным типам парочку наших, студенческих. И я спел. Сначала "Загубленную душу", потом про аборигена на скале, потом "Песню третьего тоста". Играю я здорово, да и голос неплохой, но внимания на меня не обращали. Эти странные люди сидели, уткнувшись в свои кристаллы и коктейли. Я хотел обидеться, но понял, что меня просто не слышат. Врубил синтезатор на полную и чуть не оглох. Зато подействовало. Они стали подходить к нашему столику. По одному, с разных концов зала. Стояли, слушали и молчали. А я играл. Почему-то никто не подсаживался за наш столик. Наверное стеснялись. Я вновь начал про аборигена, когда, растолкав толпу, подошел бармен. -- Извините пожалуйста, -- крикнул он, наклонившись ко мне. -- Вам придется прекратить играть. Люди отдыхают... Веселый космос, сбил он меня! Отложив синтезатор, я отхлебнул из стакана и посмотрел по сторонам. Отдыхающие внимательно разглядывали меня. Не переговаривались даже. Неужели, я плохо сыграл? Им не понравилось? Я так и спросил: -- Разве плохо? Таких вещей у себя век не услышите. Пользуйтесь случаем. -- Простите, вы не на острове, -- вежливо улыбаясь, ответил бармен. Второй раз слышу про остров. Надо обязательно съездить. А бармен прав -- не стоит шуметь, пожалуй. Пож-жа-луй! Ха-ха! О чем я? Забыл. Неважно. Сейчас все не важно. Кроме синтезатора. Плевать я хотел на их традиции! -- Миллион извинений, я не могу не играть, -- я церемонно поклонился, едва не свалившись с кресла. -- Это выше моих сил. Я опять взялся за синтезатор. Толпа зашептала и стала сжиматься. Меня это не испугало, скорее обрадовало. Вскакиваю, хватаю... м-м-м... столик, пожалуй тяжеловато... Значит, хватаю кресло и по часовой... -- Пассаж! -- изумился бармен. -- Очень сожалею, но вам придется покинуть бар. Покачав головой, я взял аккорд. -- Минутку, -- очнулся от летаргической спячки Мишель. -- Мой друг погорячился. Я прошу прощения. Мы уходим. Я рассмеялся и покачал головой. Мишель вдруг сжал челюсти и остро посмотрел на меня, ловя мой взгляд. Это что-то напоминало, но я не успел понять что... Глаза Мишеля превратились в узкую, ослепительную полосу. Полоса свилась в спираль и растеклась зеркалом. В нем я увидел себя, падающего и вверх, и вниз, и во все стороны одновременно. А вокруг, кривляясь, плясали идолы Белой Радости. х х х х х Луч "Ньюмена" рассек комнату пополам. В стороны полетели горящие обрывки, дымящиеся клочья и куски. Голова несчастного и чрезвычайно честного инженера Адама, разбрызгивая кровь, укатилась в угол, за диван, а на пол, к моим ногам упала обугленная кисть руки со скрюченными пальцами. Все было кончено и только дым красиво струился в разбитом окне. Объем-экран погас и я снова ткнулся лицом в диван. Мне было плохо. Тяжелый фильм. Очень тяжелый фильм местного производства. Я люблю такие. Когда много огня, дыма и кого-нибудь головой об стол молотят. Но здесь перебор. Будто специально к мертвякам приучают. Мысль о мертвяках ввинтила в организм новый смерч тошноты и я едва успел к утилизатору. Чтобы я еще раз... Нет, хватит экспериментов! Страшный яд вино! Цианолом на лабораторке и то легче дышалось. -- Эй, -- подал голос вошедший Мишель. -- Ты себе голову не утилизируй случайно. В ответ я застонал и сжал ладонями виски. От боли звенело в ушах, хотя после бара прошло много времени. Вечер уже. Нет, ребята, так жить нельзя! Лучше, как Адам... -- Чем там в баре-то кончилось? -- промычал я. -- Ты мне никаких психоштучек не делал? А то ощущение, будто полем по башке получил. -- Ты что! -- возмутился Мишель. -- Мощно ты, старик, перебрал, если не помнишь! Никаких дел не было. Посидели, потрепались, спел ты пару песен, всем понравилось и пошли мы домой. Я шел, а ты за меня держался. Потом отсыпаться тебя положил. -- У-у-у! -- я снова схватился за голову. -- Соку мне, соку! Мишель кинул мне коробку тоника и задумчиво сказал: -- Вдолбят нам хорошо! -- А-а-а? -- слабо откликнулся я. -- Турнут из Школы. -- Лом не выдаст, ректор не съест, -- пробулькал я, не отрываясь от коробки. -- Да не в нем дело. Тебе-то может, и ничего, а мне... Я с Периферии, глухач. -- Брось ты эти штучки, -- скривился я. -- Ладно, Вик, -- сказал Мишель. -- Ты мой друг. Ты и Санька Портнов был. Я же не о тебе! Глухачей всегда отсеивают жестче, процент отчисленных -- ого-го, да и зачисляют нас, знаешь... Уровень подготовки, говорят, не тот. Я промолчал. Уровень подготовки у Мишеля и впрямь... Все его успехи в Школе -- это я и Санька Портнов. Сколько раз мы "тянули" Мишеля на экзаменах, отдавали пайки на лабораторках по выживанию. А на Медаре! Не закрой я его собою... Друг Мишель. Четыре года бок о бок. На Земле, на Экосе, на Магдалине. Все время вместе. -- Вместе, -- ответил я. -- Если уж нас турнут, то вместе. Я тебе гарантирую. -- Ладно, -- ответил Мишель. -- Бывало и хуже. Ты как, в форме? К ужину готов? Застонав, я оторвался от утилизатора и встал. Гостиная была обставлена по моде двадцатилетней давности. Впрочем, для провинции неплохо. Конечно же стол-хамелеон, включенный на банкетный режим, изображал нечто низкое и изящное, под белоснежной скатертью. На скатерти сверкало, искрилось, льдисто блестело и аппетитно дымилось. Кухонные киберы и тетушка потрудились на славу. Плюс мало света и в меру музыки. Хорошей, старой музыки. В музыке они смотрелись хорошо. Он стоял у огромного окна в сад и смотрел в темноту, а она показывала пальчиком и что-то говорила. Та самая девушка, с которой я не успел познакомиться на космодроме. Теперь успею... Но как она на этого типа смотрит! Что нашла, спрашивается? -- Миша, познакомься. Яна -- моя внучка, -- голос Элеоноры резанул перепонки. -- Ты должен ее помнить. Вместе играли. -- А я Вик, -- отодвинув Мишеля, сказал я. -- Я вас видел, вы рейсовик разгружали. Легко запомнить, вы красивая. -- Это, -- Элеонора кивнула на парня у окна, -- тот самый молодой человек, о котором я говорила. Я посмотрел на молодого человека. Он важно глядел на нас с Мишелем. Чуть старше нас, а какой надутый! Может у него зубы болят? -- Слу-у-ушай! Я решил попробовать его разговорить. -- Я тебя где-то видел! Ты не с Земли? -- Вряд ли у меня с вами могло быть что-то общее, -- процедил он, глядя на мой комбинезон. Я опешил. Вот гад! Словно в рожу плюнули! И к Яне он липнет. Ничего, мы его усмирим! За ужином я начал действовать и говорил не переставая. Вспомнил все речевые навыки, которым нас учили в Школе, был весел, легок, неистощим на правду и здоровую крепкую фантазию. На Яну мои речи произвели впечатление, она все чаще посматривала на меня. Даже престарелая Элеонора изменила свое мнение обо мне и обозвала "приличным молодым человеком". Я чуть не подавился соком. Элеонориному квартиранту, носившему аналогичный титул, все это очень не нравилось. Он морщился брезгливо, но сдержанно. Имя его я по злобе забыл и называл попеременно то Арнольдом, то Аркадием. Оказался он агробиологом -- специалистом по заболеваниям сои. Родился на Лабе, учился на Магдалине, теперь вернулся работать домой. Отвечал Арнольд-Аркадий неохотно, сквозь зубы. Его психополе лучилось неприязнью -- это я мог сказать и без "спик-вертушки", не внедряясь в его психику. -- Виктор, а как у вас с учебой? Я на секунду замолчал, занявшись своей тарелкой, и Элеонора решила, что настала ее очередь поддержать разговор. -- Угу-м-м-м?! -- отозвался я, стараясь разделать кусок жареного люстреса. Нож не резал. Все у них не как у людей! Даже вместо контактных бритв мерзкие бреющие аэрозоли, от которых физиономия целый день болит. -- Так как у вас с учебой? -- напомнила Элеонора. -- А в этой коробке у вас что? -- попытался отвлечь ее я. -- В этой? -- ответила тетушка. -- Здесь вино. Я вздрогнул. Снова захотелось к утилизатору. -- Как вы учитесь? -- не отставала старуха. -- Да-да-да... -- рассеянно ответил я. Учеба в Школе -- не тот предмет, о котором много расскажешь. Чем меньше людей знает о наших делах, тем лучше. Служба спецконтроля -- следственный орган. Мы расследуем преступления, выявляем социальные и нравственные патологии, если необходимо, вводим карантин. Глухое Столетие кончилось полвека назад и в Сообществе еще полно неприятных вещей. Снова собирается выходить из Сообщества гордая планетка Экос, прилетают странные люди с Кино-3 и рассказывают странные вещи. А есть еще Белая Радость - единственная населенная планета, не вошедшая в Сообщество, провозгласившая "свой путь развития". Планета бустеров, не признающая авторитетов, стремящаяся подмять всех под власть своей идеи. Поэтому для всех, даже для родственников, мы обычные веселые студенты. Как обо всем расскажешь? Это надо видеть. Как описать экзамен по спик-тренингу, когда у тебя полчаса и в расслабленной светской беседе ты должен выкачать из собеседника максимум информации. И нельзя молчать ни секунды, и ни на чуть ослаблять волю, потому что тебе тоже задают вопросы и жмут, жмут психополем на извилины и подкорку. Летят к чертям шпаргалки и шаблоны, ведь собеседник такой же студент. Ты его отлично знаешь -- это же Жорж по кличке "нон-стоп", с которым вы вчера в "Галактике" гоняли в пуппер. Но сейчас он не Жорж, а "человек икс", и у него то же задание и он хочет сдать экзамен. Или прыжки с вакуум-парашютом, когда абсолютно не понимаешь, ты падаешь на планету или она на тебя. А потом парашют раскрывается, начинает гореть арматура и тебя выворачивает наизнанку. Да, нам труднее других. Мы видим вещи, которые не пригрезятся и в пост-анабиозном кошмаре. Мы занимаемся неаппетитными делами, выявляем болезни людей и общества. Но никто из нас не откажется от такой жизни. Мы нужны всем, а в первую очередь Периферии. Мы спасаем ее от многочисленных напастей, ассенизируем, лечим, делимся технологией и опытом. Чтобы забылось навсегда и всеми Глухое Столетие. Это наша миссия, долг землян. -- С учебой у нас содержательно, -- ответил я. Взвешивая каждое слово, рассказал о Школе, о планетарных тренажерах и учебных астероидах. Слушали внимательно, с уважением. Арнольд-Аркадий холодно улыбался, но молчал. -- И куда работать потом? -- спросила тетушка. -- Куда распределят, -- пожал я плечами. -- Каждому свое, -- согласилась Натали. -- Хотя, куда вас могут распределить? Будете как и те, кто до вас Школу кончил, сидеть на нашей орбите, карантин держать. Куда мы могли попасть -- им знать не следовало. Я ответил: -- У вас на орбите не наши выпускники сидят. Так, мелочь. Вторая Школа. -- И что? -- пожала плечами тетушка. -- Какая разница? Первая, Вторая... -- Как это? -- возмутился я. -- Первая Школа -- о-го-го! Сила! -- О да! Сила! -- чрезвычайно серьезно произнес Арнольд-Аркадий. -- Power and glory! Мощь и великолепие! Яна, в обществе... э-э-э Вадима ты можешь быть спокойна. Супермен в обиду не даст. "Форсажно он меня невзлюбил!" -- подумал я. Здесь была не неприязнь глухача к землянину, здесь было что-то еще. Я насторожился. Но вслух сказал: -- Я не Вадим... Ты зря, Аркадий, смеешься... -- Я не Аркадий, -- немедленно отреагировал агробиолог. -- Извини. Зря ты так! Между Второй Школой и нашей разница как... Вторая Школа, хе! Они не умеют ничего! Спят на постах. Бери голыми руками. Я в красках рассказал о героическом приключении на орбите. Вышло значительно красивее, чем в жизни. Драки, псимбо, огонь, дым и кого-нибудь головой об стол... Фильм! "Power and glory" -- как Арнольд сказал. -- Красиво излагаешь, Ганс-Христиан... э-э-э, то есть Вик! -- прокомментировал мой рассказ он. Я внимательно посмотрел на Арнольда. Перед Яной он что-ли за мой счет выламывается? Не похоже. Он сидел и улыбался. Аккуратно подстриженный, невзрачный, невысокий, незапоминающийся. Сплошное "не". Приличный молодой человек, каких тысячи. Среднеарифметический. И лицо у него... Невыразительное лицо посредственности, гордой и довольной собой. На такие физиономии я насмотрелся в космопортах Белой Радости. Может он бустер? Да, не зря он мне сразу не понравился, агробиолог этот. Выпад был недвусмысленен. Андерсен сейчас, много веков спустя, опять вошел в моду и сказки его смотрели все. Даже глухачи. Теперь все грамотными стали! -- А все-таки я тебя где-то видел! -- мстительно прищурился я, чувствуя, что Арнольду мои слова неприятны. -- Мальчики, довольно! -- вмешалась тетушка. -- Вик, расскажи еще что-нибудь про Школу. -- Пусть Мишель расскажет, -- зло буркнул я. Или вот он... -- я ткнул пальцем в Арнольда. -- Он знаток, по глазам вижу. Агробиолог промолчал. Мишель тоже. Он вообще вел себя странно -- пусто глядел в пустую тарелку и беззвучно шевелил губами. Как на экзамене без шпаргалки. Тут я вспомнил про "Гидру". -- У нас в Школе была отличная шпаргалка, "Гидра". Сами придумали. Вот экзаменаторы помучились! И из аудитории в аудиторию нас переводили, и Туфтеля -- робот такой старенький был, привели. Туфтель полста лет в Школе на шпаргалки натаскивался. А нас не поймал! Он после этого слегка не в себе стал. Ходил и напевал тихонько. А все почему? Коллективное изобретение и мое исполнение. Я раньше альпинизмом занимался. Настоящим, без всяких гравистраховок и биокрыльев. Пришлось полазить с одной вещицей по стенам учебного корпуса. Ночью! На километровой высоте! Зато потом, в любом месте можно было прямо на мозжечок подсказки ловить. -- Вы обманули педагогов? Стыдно! -- возмутилась Элеонора. -- И как ваша "Гидра" выглядела? -- с интересом спросила тетушка. -- Никак не выглядела! В том-то и дело. Ребята ее долго просчитывали. Вся сложность была -- активаторы в нужные точки всадить. Для того по стенам и лазал. Без меня не обошлось. Потом просто. Активаторы сработали, перестроилась энергетическая структура материала и, привет! -- Как?! -- вновь вскинулась старуха. -- Как же прочность?! Материал стал другим, значит стены могли рухнуть! -- Нет, -- снисходительно просветил я, хотя теорию и сам до конца не уяснил. Ребята объясняли, я не понял. -- Не могли. Материал прежним остался. Макроструктура полей здания изменилась. Ну, силовые поля, электростатические там, магнитные, внутриядерные... Психополе, тоже. Короче, как в химии. Было энергетически аморфное вещество, стал энергокристалл. Вся Школа в "Гидру" превратилась, сделалась единой системой. Что-то вроде большого компьютера. Главное, каждая маленькая часть всю ее целиком повторяла. Не засечешь, не выключишь, не уничтожишь. Как голограмма -- по одному осколочку, вся картинка. -- А как вы ею пользовались? -- спросила тетушка Натали. -- Она на нас настроена была. Ребята выписали из пас-карт какие-то медицинские данные, что-то по ним синтезировали и куда-то ввели. Связь с "Гидрой" у нас через психополя была, непосредственно в мозг. Не успел подумать, она уже подсказку выдает... -- А подпитка откуда? -- вдруг очнулся Арнольд. Он слушал мой рассказ неожиданно внимательно, даже не перебивал. -- Галактика чудес! Мало ли излучений вокруг! От них и подпитывались. Солнце, тепло Земли, радиоволны... -- Изобретательный вы народ! -- улыбнулась тетушка. -- Как декан с вами управляется? Сочувствую! -- О-о-о! Наш декан -- исключительный человек! Кому как не мне Лома знать? Мы с ним... Я начал врать, как мы с деканом друг друга ценим и уважаем, но тут снова встрял Арнольд. Он сказал, я ответил... -- Арнольд, сходите за кофе, -- нахмурилась тетя. А ты, Яна, помоги ему. Яна, сидевшая тихо, как мышка, послушно кивнула и поднялась из-за стола. Тетушка начала что-то рассказывать, через слово поминая Цепежа. -- Да кому он нужен, ваш Цепеж? -- разозлился я. Ну, системщик неплохой был, учебник у него хороший, я учился по нему... -- Он был не простым системщиком! -- холодно возразила тетушка. -- Да-а-а? -- издевательски протянул я. -- А кем же? Я перестал злиться. Мне стало смешно. Я покосился на Мишеля. Он молчал. -- Да ваш Цепеж... -- начал я, но тут Мишель, очнувшись от спячки, повернулся ко мне и прищурившись, едва заметно качнул головой. Я осекся. Чужая планета все-таки. -- Цепеж был не просто системщиком, -- чеканила тетушка. -- Он был Великим Системщиком, человеком с огромной силой духа. Он подарил нам совесть, совесть Вселенной. -- Гм... -- Так же, как едины для Вселенной физические законы, так же существует и нравственный закон Вселенной, единый для всех. Цепеж первым постиг его, соединив свое психополе со Вселенной, а затем помог понять его остальным! -- Возможно он был чем-то большим, чем просто человеком! -- вставила Элеонора. Я перестал слушать и машинально кивал, искоса наблюдая за Арнольдом. У меня родился великолепный план. Агробиолог возвращался к столу, неся чашечки, ложечки и аппетитно дымящийся и булькающий кофейный блок. Я прикинул, не зацеплю ли кого-нибудь психополем, если сделаю подсечку. Вроде, нет. Бить буду аккуратно, никто не заметит. А этот тип, споткнувшись, растянется посреди гостиной, залитый кофе и посыпанный сахаром. Божественное зрелище! Я облизнулся, сконцентрировался и дал подсечку. "Приличный молодой человек" продолжал спокойно идти к столу. Изумленно посмотрев на него, я ударил сильнее. Закачалась занавеска на окне. Действительно, никто не заметил. Арнольд уселся на место и стал расставлять чашечки. Яна шептала ему на ухо, а он, улыбаясь, кивал. Это меня доконало. Расхотелось говорить и шутить. Я почувствовал, что день выдался слишком бурным и я смертельно устал. Следовало срочно подкрепиться. Я взял чашечку, но тут рука моя почему-то подпрыгнула и изящно выплеснула содержимое мне на куртку.