2. Житница в небе Гектор Конвей, глава Совета Науки, стоял у окна своего кабинета на последнем этаже Башни Науки, стройного сооружения, возвышавшегося над северными пригородами Интернационального Города. Город начал сверкать в ранних сумерках. Скоро вспыхнут сплошные белые огни вдоль оживленных пешеходных дорог. Как жемчуга, загорятся здания, когда оживут окна. Почти в самом центре его окна виднелись отдаленные купола Залов Конгресса, и среди них здание Исполнительной Власти. Он был один в кабинете, а автоматический замок настроен только на отпечатки пальцев доктора Хенри. Конвей чувствовал, как напряжение слегка отпускает его. Скоро здесь будет Дэвид Старр, неожиданно и чудесным образом выросший и готовый к исполнению свого первого поручения в качестве члена Совета. Конвей чувствовал себя так, будто ждет собственного сына. Впрочем, в некотором смысле так оно и было. Дэвид Старр - его сыном, его и Огастаса Хенри. Вначале их было трое: он сам, Гас Хенри и Лоренс Старр! Они вместе учились, вместе поступили в Совет науки и вместе проводили первые расследования; а затем Лоренс Старр получил повышение. Этого следовало ожидать: из всех троих он был самым талантливым. Он получил должность на Венере, и впервые за все время они взялись за новую работу не вместе. Лоренс улетел с женой и сыном. Женой была Барбара. Прекрасная Барбара Старр! Ни Хенри, ни сам Конвейтак и не женились: ни одна девушка не могла сравниться с Барбарой в их памяти. Когда родился Дэвид, они стали дядей Гасом и дядей Гектором, пока ребенок не начал путаться и называть отца дядей Лоренсом. А потом во время полета на Венеру на корабль напали пираты. Произошло массовое убийство. Пираты не берут в космосе пленных, и через два часа свыше ста человек были мертвы. Среди них -- Лоренс и Барбара. Конвей помнил день, помнил даже минуту, когда эта новость достигла Башни Науки. Патрульные корабли ринулись в космос, выслеживая пиратов; они атаковали пиратские логова в астероидах с беспрецедентной яростью. Поймали ли они того самого пирата, который взорвал идущий на Венеру корабль, так и осталось неизвестным, но с этого года силы пиратов были окончательно подорваны. И патрульные корабли обнаружили кое-что еще: крошечную спасательную шлюпку, летящую по опасной орбите между Венерой и Землей и издающую по радио холодные автоматические призывы о помощи. Внутри находился ребенок. Испуганный четырехлетний мальчик, который много часов отказывался говорить, повторяя только: "Мама сказала, чтобы я не плакал". Это был Дэвид Старр. События, о которых он рассказал, увидены детскими глазами, но истолковать их было нетрудно. Конвей по-прежнему ясно представлял себе последние минуты в погибавшем корабле: Лоренс Старр, умирающий в контрольной рубке, куда врываются пираты; Барбара с бластером в руке с отчаянной торопливостью усаживает Дэвида в шлюпку, стараясь как можно лучше установить показания на приборах, и выпускает шлюпку в космос. А потом? У нее в руках было оружие. До последнего мгновения она использовала его против врагов, а когда это стало невозможно, против себя. Конвею было больно думать об этом. Больно, и он хотел сопровождать патрульные корабли, чтобы своими руками превращать пиратские пещеры в пылающий океан атомного уничтожения. Но члены Совета Науки, сказали ему, слишком ценны, чтобы рисковать ими в полицейских акциях, поэтому он остался дома и читал бюллетени новостей, как только они появлялись на ленте телепроектора. Вместе они с Огастасом Хенри усыновили Дэвида и посвятили свои жизни тому, чтобы стереть ужасные воспоминания. Они стали для Дэвида отцом и матерью; они лично присматривали за его воспитанием; они растили его с одной мыслью: сделать его таким, каким был Лоренс Старр. Он превзошел их ожидания. Ростом с Лоренса, достигая шести футов, длинноногий и жесткий, с холодными нервами и быстрыми мышцами атлета, с резким, ясным умом первоклассного ученого. И кроме того, в его каштановых чуть волнистых волосах, в ясных, широко расставленных карих глазах, в ямочке на подбородке, которая исчезала, когда он улыбался, -- во всем этом было что-то, напоминавшее Барбару. Он пронесся сквозь годы обучения, оставляя за собой след искр и пепла от прежних рекордов как на игровых полях, так и в аудиториях. Конвей был обеспокоен. "Это неестественно, Гас. Он превосходит отца". А Хенри, который не верил в ненужные речи, попыхивал трубкой и гордо улыбался. -- Мне не хочется этого говорить, -- продолжал Конвей, -- потому что ты будешь надо мной смеяться, но есть в этом что-то не вполне нормальное. Вспомни, ребенок двое суток находился в космосе, отсолнечной радиации его защищал лишь тонкий корпус шлюпки. Он находился всего лишь в семидесяти миллионах миль от Солнца в период максимальной активности. -- По-твоему, что Дэвид должен был сгореть, -- сказал Хенри. -- Не знаю, -- пробормотал Конвей. -- Воздействие радиации на живую ткань, на человеческую (п) живую ткань имеет свои загадки. -- Естественно. Эта не та область, в которой осуществим эксперимент. Дэвид окончил колледж с высочайшими баллами. На уровне выпускника он умудрился выполнить оригинальную работу по биофизике. Он оказался самым молодым полноправным членом Совета Науки. Для Конвея во всем этом заключалась и потеря. Четыре года назад его избрали главой Совета Науки. За подобную честь он отдал бы жизнь, но он знал, что если бы Лоренс Старр жил, избран был бы более достойный. И он утратил все контакты с Дэвидом, кроме редких и случайных, потому что быть главой Совета Науки означает посвятить себя проблемам всей Галактики. Даже на выпускных экзаменах он видел Дэвида лишь на расстоянии. За последние четыре года он разговаривал с ним едва ли четыре раза. Поэтому его сердце забилось, когда он услышал, как открывается дверь. Он повернулся и быстро пошел навстречу вошедшим. -- Гас, старина. -- Он протянул руку. -- Дэвид, мальчик! Прошел час. Уже была ночь, когда они смогли перестать говорить о себе и обратились к делам вселенной. Начал Дэвид. Он сказал: "Я сегодня впервые был свидетелем смерти от отравления, дядя Гектор. Я знал достаточно, чтобы предотвратить панику. Но хотел бы знать больше, чтобы помешать отравлению". Конвей мрачно кивнул. "Столько не знает никто. Я полагаю, Гас, это был опять марсианский продукт". -- Невозможно сказать, Гектор. Но в деле фигурируют марсианские сливы. -- Предположим, -- сказал Дэвид Старр, -- вы расскажете мне все, что мне дозволено знать. -- Все очень просто, -- сказал Конвей. -- Ужасно просто. За последние четыре месяца примерно двести человек умерли сразу после того, как поели выращенные на Марсе продукты. Яд неизвестен, и симптомы не принадлежат никакой болезни. Быстрый полный паралич нервов, контролирующих работу диафрагмы и мышц груди. Вследствие этого паралич легких и смерть через пять минут. Дело даже хуже. В нескольких случаях жертвы были захвачены вовремя, мы применяли искусственное дыхание, как ты, и даже искусственные легкие. Все равно смерть через пять минут. Поражено и сердце. Вскрытие не показывает ничего, кроме невероятно быстро развивающегося поражения нервов. -- А отравленная пища? -- спросил Дэвид. -- Тупик, -- ответил Конвей. -- Отравленный кусок или порция полностью усваивается. Другие образцы того же сорта на столе и в кухне абсолютно безвредны. Мы скармливали их животным и даже добровольцам. Исследование содержание желудка мертвых дает неопределенные результаты. -- Откуда же вы тогда знаете, что пища отравлена? -- Потому что смерть во всех случаях после марсианской еды -- это не просто совпадение. Дэвид сказал задумчиво: "И, по-видимому, болезнь не заразна". -- Нет. Хвала звездам за это. Но даже и так положение тяжелое. Пока мы, как могли, сохраняли все в полной тайне, при содействии Планетарной полиции. Двести смертных случаев за четыре месяца для населения Земли -- все еще ничтожное число, но оно может увеличиться. И если люди Земли будут считать, что любой кусок марсианской пищи может оказаться их последним, последствия будут ужасны. Даже если по-прежнему будет умирать в месяц пятьдесят человек из пяти миллиардов жителей Земли, каждый сочтет, что он окажется в числе этих пятидесяти. -- Да, -- согласился Дэвид, -- а это значит, что рынок марсианской пищи перестанет существовать. Плохо для Марсианских фермерских синдикатов. -- Это что! -- Конвей пожал плечами, отбрасывая проблему фермерских синдикатов, как нечто незначительное. -- А больше ты ничего не видишь? -- Вижу, что сельское хозяйство Земли не может прокормить пять миллиардов человек. -- Точно. Мы не можем прожить без продуктов с колониальных планет. Через шесть недель на Земле начнут умирать с голода. Но если люди будут бояться марсианской пищи, предотвратить голод не удастся, а я не знаю, сколько мы еще продержимся. Каждая новая смерть -- это новый кризис. Разнесут ли об этом последнем теленовости по всему свету? Всплывет ли правда? И к тому же существует еще теория Гаса. Доктор Хенри откинулся, утрамбовывая табак в трубке. "Я уверен, Дэвид, что эпидемия пищевых отравлений -- не естественный феномен. Он слишком широко распространен. Сегодня в Бенгалии, на следующий день в Нью-Йорке, потом на Занзибаре. За этим чей-то разум". -- Говорю тебе ... -- начал Конвей. -- Если какая-то группа пытается захватить контроль за Землей, что может быть лучше, чем ударить по нашему слабейшему месту -- запасам продовольствия? Земля -- наиболее населенная планета Галактики. Это естественно, поскольку она родина человечества. Но именно это делает нас слабыми, поскольку мы не можем прокормить себя. Наша житница в небе: на Марсе, на Ганимеде, на Европе. Если прекратить импорт любым способом -- пиратскими нападениями или гораздо более тонко, как сейчас, -- мы быстро станем беспомощны. Вот и все. -- Но если это так, не станет ли такая группа связываться с правительством, хотя бы для того, чтобы пред'явить ультиматум? -- спросил Дэвид. -- Кажется, так, но, может, они ждут своего часа, ждут, чтобы мы созрели. Или они прямо имеют дело с фермерами Марса. Колонисты себе на уме, они не доверяют Земле и в сущности, если поймут, что их благополучие под угрозой, могут присоединиться к преступникам. Может быть, даже, -- он яростно запыхтел, -- они сами ... Но я никого не обвиняю. -- А моя роль? Что, по-вашему, должен делать я? -- спросил Дэвид. -- Позволь мне ему об'яснить, -- сказал Конвей. -- Дэвид, мы хотим, чтобы ты отправился в Центральную лабораторию на Луне. Ты будешь членом группы, занимающейся расследованием этой проблемы. В настоящий момент там получают образцы всех продуктов, доставляемых с Марса. Мы обязаны найти там отравленную пищу. Половина всех образцов скармливается крысам. остальные исследуются всеми доступными нам способами. -- Понимаю. И если дядя Гас прав, у вас, вероятно, есть еще одна команда на Марсе? -- Очень опытные люди. Ну а ты готов отправиться на Луну сегодня же? -- Конечно. В таком случае могу ли я уйти, чтобы подготовиться? -- Разумеется. -- Не будет ли возражений против того, чтобы я летел в своем корабле? -- Вовсе нет. Оставшись одни в пустом кабинете, двое ученых долго молчали, глядя на сказочные огни города. Наконец Конвей сказал: "Как он похож на Лоренса! Но ведь он так молод. Дело опасное". Хенри ответил: "Ты на самом деле считаешь, что сработает?" -- Несомненно. -- Конвей рассмеялся.-- Ты слышал его последний вопрос о Марсе. Он не собирается отправляться на Луну. Я хорошо его знаю. И так лучше всего защитить его. Официальные записи утверждают, что он на Луне; Центральной лаборатории приказано доложить о его прибытии. Когда он на самом деле окажется на Марсе, твои заговорщики, если они существуют, не заподозрят, что он член Совета, а он, конечно, сохранит инкогнито, думая, что дурачит нас. Конвей добавил: "Он умен. Он может сделать что-нибудь, чего не можем мы. К счатью, он еще молод, и им можно маневрировать. Через несколько лет это будет невозможно. Он будет видеть нас насквозь". Негромко звякнул коммуникатор Конвея. Тот включил его. "В чем дело?" -- Личное сообщения для вас, сэр. -- Для меня? Передавайте. -- Он удивленно посмотрел на Хенри. -- Может, заговорщики, о которых ты болтаешь? -- Открой, и увидим, -- предложил Хенри. Конвей открыл конверт. Несколько мгновений смотрел на листок, потом рассмеялся, бросил листок Хенри и откинулся в кресле. Хенри подобрал листок. На нем было лишь две строчки: "Пусть будет по-вашему. Лечу на Марс". И подпись: Дэвид. Хенри расхохотался. "Ты сманеврировал им, все в порядке".