10.06.1991. 13 час. 40 мин. Черемисовская, 40. Фирма "ЮП". Яков, ты золото, сказал я. Тебе цены нет, ты это знаешь? И место тебе в Золотой палате, как достоянию республики... Яков засмущался. Ночью он сумел взломать защиту телефонного номера, по которому звонил Иосиф, установил его номинал: 171-65-65, -- и локализацию: гостиница "Алазани-2", служебное помещение, третий этаж. Но на этом Яков не остановился, проявил настойчивость -- и сумел незаметно залезть в память самого телефонного аппарата. Память была на тридцать два номера, и все их Яков списал. Более того: по степени следовой намагниченности он определил, какими номерами пользовались чаще. Таких оказалось шесть: один здесь же, в гостинице, два в шлафтблоке Центрального рынка, два -- в коммерчесом центре "Восток" и последний -- на стадионе общества "Гром" в Лефортово. Кроме того, там были телефоны камер хранения на всех вокзалах Москвы и в речных портах. Были телефоны трех частных квартир и телефон бюро погоды. И был, наконец, телефон посреднического агенства "Арфа": продажа и прокат недвижимости и транспортных средств. Кучеренко, получив эту информацию, отправился в "Арфу", представился сотрудником Крипо и переписал из регистрационного журнала все имевшиеся там кавказские фамилии. За последние десять дней кавказцы купили или арендовали четыре легковых автомобиля, грузовик, речной катер и три частных квартиры -- именно те квартиры, которые попали в список Якова. Яков понял, что ухватили удачу за хвост и рискнул: влез в память раухера паспортного отдела городского полицейского управления. Риск его оправдался: он скопировал регистрационные карточки всех ребят, попавших в список Кучеренко. Двоих: взявшего катер и купившего легковушку, -- можно было исключить из наших интересантов: они имели давнюю московскую прописку; все прочие прибыли почти одновременно: двадцать восьмого и двадцать девятого мая. Итак, трое, снявшие квартиры, вне всяких сомнений, принадлежали к "Пятому марта"; взявший грузовик жил в шлафтблоке Центрального рынка; одну из легковушек арендовал врач тифлисской команды кетчистов, которые на стадионе "Гром" готовились к показательным выступлениям... наконец, две легковушки не номерами, но цветом и моделью совпадали с теми, которые Кучеренко пометил маячками. Итак, итак, итак... Я стал раскладывать свой пасьянс. Иосиф Агладзе, двадцать семь лет, прибыл второго июня -- из Пишпека. Живет в "Алазани" в дорогом одноместном номере. В группе выполняет функции, условно говоря, шефа контрразведки. Подлежит захвату или ликвидации в первую очередь. Дальше: Кетеван Дадешкелиани, девятнадцать лет, прибыла двадцать восьмого, самолетом, из Хельсинки. Живет в "Алазани-2", занимая одна двухместный номер. Функция в группе не ясна; безусловно, имеет отношение к руководству, но чем именно занимается и как влияет на принятие решений -- вопрос. Возможно, главную роль играет ее княжеский титул, и тогда она сама -- знамя или талисман группы... Ираклий Хорава, Георгий Мирава, Сакуа Оникашвили, восемнадцати, девятнадцати и двадцати лет соответственно; прибыли двадцать девятого, поездом, из Тифлиса. Через бюро "Арфа" сняли квартиры в фешенебельном районе между Смоленской площадью и Смоленской набережной. Леван Лежава, двадцать два года, прибыл вместе с ними, но живет при Центральном рынке, арендует грузовик. Александр Калабадзе, двадцать лет, Акакий Даушвили, двадцать три года. Самолетом, двадцать восьмого. Живут в кемпинге "Тайнинка" на Ярославском шоссе. Арендуют легковой полуфургон "Оппель-пони-800" и спортивный "Центавр". Доктор Самсон Шанидзе, тридцать семь лет, спортивный врач, прибыл из Ростова самолетом двадцать девятого; живет в спортивной гостинице на стадионе "Гром". Пустые карты: абонент еще одного номера в щлафтблоке Центрального рынка, два неустановленных парня, прикрывавших Иосифа на контакте (одному из них Командор сломал руку) и, главное, сам абонент номера 171-65-65... Яков и Кучеренко сидели рядком на диване и, сияя, посматривали на меня. Свою работу они сделали блестяще. -- Яша, тащи сюда Панина,-- велел я Якову, и Яков, герой дня, побежал вниз -- выполнять. Сзади Яков был безумно похож на большую собаку-колли, занявшуюся прямохождением. -- Что они могут возить на грузовике?-- задал я вопрос Кучеренке, и Кучеренко, конечно же, пожал плечами.-- И вообще -- акой у них грузовик? -- Нижегородская полуторка с крытой платформой. Он произнес эти слова, и мы уставились друг на друга, потому что здесь уже мог быть готовый ответ на многие вопросы: дело в том, что у Русского территориального корпуса на вооружении состояли сташестидесятимиллиметровые минометы, смонтированные именно на нижегородских полуторках... -- Та-ак... чем дальше, тем смешнее... -- Может, пометим грузовичок, Пан? -- А ты его найдешь? -- Попытка не пытка. -- Па-апитка нэ питка... вэрно, Лаврентий? -- Так я поищу? -- Сережа... хорошо бы не в ущерб остальному. -- Обижаешь, начальник. В дверях Кучеренко посторонился, пропуская Панина. Панин хлопнул его по плечу -- так, что задребезжали оконные стекла. Кучеренко покачнулся, но устоял на ногах. -- Высший пилотаж!-- сказал Панин. -- Это не я,-- сказал Кучеренко, огибая Панина по дуге.-- Это все Яков...-- он ускользнул от второго поощрительного тумака и затопал по лестнице. Лестница была непарадная, с железными решетчатыми ступеньками, удивительно громкая. -- Ну вот, Сережа,-- я широким жестом предъявил ему свой пасьянс.-- Работа по твоей основной специальности. Выбирай: этот, этот или этот,-- я показал на тех троих, которые снимали квартиры.-- Выбирай. Надо будет его тихонечко исчезнуть, квартиру осмотреть, а самого допросить и потом куда-нибудь незаметно пристроить. -- Три карты, три карты, три карты...-- пропел Панин хорошим, едва ли не профессиональным баритоном. Я никогда не слышал, чтобы он пел.-- Понятно. Возьмем... вот этого. Он протянул руку и подцепил карточку Оникашвили. На фотографии был очкастый, начинающий лысеть мальчик. -- Попробуй управиться до полуночи,-- сказал я. -- Это уж, Пан, как получится,-- сказал Панин, не отрывая взгляда от карточки.-- Как получится, как пойдет масть... нет, Пан, за сроки не ручаюсь. -- А ты попробуй,-- зачем-то сказал я. Панин быстро взглянул на меня, хотел сказать что-то злое, но промолчал. 10.06.1991. 16 час. Ресторан "Алазани". Машину пришлось оставить на стоянке на набережной и топать пешком: и Ордынка, и Пятницкая были забиты грандиозными пробками. Вроде как через мосты пускали уже только по пропускам... Хвоста за собой мы не видели, но, с другой стороны, если "Алазани" под превентивным наблюдением -- а Кучеренко был уверен, что так оно и есть, -- то и подходы к нему могут скрытно контролироваться через оптику, а это такой способ наблюдения, от которого не оторвешься. С другой стороны -- ну и что? Даже если гепо сфотографирует нас входящими в ресторан... пусть. Такие методы разработки требуют значительного времени, а нас, если все пойдет как задумано, завтра здесь уже не будет. Было знойно. Мы старались прятаться в куцые тени домов и редких деревьев. Кто придумал этот город, заворчала Саша, Томск куда лучше... Она запрыгала на одной ноге, вытряхивая камешек из туфли. Томск действительно был лучше: плотный, чистый, зеленый, очень удобный для житья город -- только вот мне он изредка начинал давить на виски, и хотелось попасть куда-нибудь, где смешались времена и стили, проросли, проломились одно сквозь другое... побыть там сколько-нибудь времени и вернуться. В Томске -- да и в других наших городах -- я ловлю себя на чувстве, будто попал на страницы рекламого каталога "Ваш дом" или "Уют", или даже "Шик" -- все чуть-чуть слишком: слишком красиво, слишком уютно и слишком продумано. Когда я говорю, что у меня дом в Старом Томске -- с печным отоплением, без горячей воды, но зато с садом -- на меня смотрят, как на ненормального. У тебя что, с деньгами туго? Нет, с деньгами у меня полный порядок. Так зачем тебе этот хлам, посмотри, какой домик можно за две недели... Зато у меня есть баня и кузница, говорю я. Может, у тебя и сортир во дворе?-- смотрят подозрительно. Нет, сортир теплый, есть у меня слабость к теплым сортирам... Мало кто понимает, что я не могу видеть над собой гладкий, без малой трещинки, потолок -- и поэтому у меня самый-самый удобный и уютный -- для меня одного -- дом... В этом ресторане горное эхо начиналось от самого входа. Замечательно пахло пряным. Метр, похожий на генерального директора процветающего концерна, проводил нас к сервированному на четверых столику. Первым делом я налил Саше и себе по бокалу фруктовой воды. Потом достал из кармана детектор микрофонов, поводил им над столом, под столом, над диваном -- чисто. С точки зрения скрытности столик был очень неплох: его окружал С-образный диван с высокой, выше голов, спинкой. Поэтому дистантный аудиоконтроль был, мягко говоря, затруднителен -- если, конечно, не ввинтить направленный микрофон в потолок над нами -- что маловероятно: ведь если гепо распоряжается здесь, как у себя на Лубянке, то на кой черт наружные посты? Мы с Сашей потягивали фруктовую, я изредка смотрел на часы: наши хозяева задерживались. Это было против всех и всяческих законов разведок и контрразведок, и если следовать им, то нам сейчас надо было удалиться и никогда сюда не показываться. Но мы, слава Всемогущему, были не разведкой-контрразведкой; мы были, если формально, вольнонаемными служащими ВВС, "отделом особых операций", или "Трио" -- "Три-О" -- наследниками знаменитой "Бригады "Сокол"", той самой, которая в шестьдесят шестом отбила у мятежников Гурьянова, тогдашнего президента, вытащила его из зоны боевых действий -- и при этом полегла практически вся. Почему-то имя той бригады досталось пресловутой "форме "Сокол"" -- самому грязному, на мой взгляд, изобретению Тарантула. Суть формы заключалась в том, что группа, выполнившая задание, не эвакуировалась, а ликвидировалась на месте. Правда, за всю историю "Трио" форма "Сокол" в полном виде применена была только один раз: в семьдесят третьем году в Гамбурге. Усеченная, повседневная разновидность формы -- это когда все заботы по эвакуации перекладываются на саму группу. Конечно, сознание того, что тебе купили билет только в один конец, не радует; но почему-то всегда получается так, что группы, работающие по стандартным формам, несут не меньшие потери... Княжна и ее спутник, среднего роста человек в светло-сером костюме-тройке, похожий, скорее всего, на преподавателя гимназии, появились через полчаса после назначенного срока. Я сравнил портрет абонента номера 171-65-65, составленный Яковом, со спутником княжны -- совпало. Средний рост, короткая шея, лицо квадратное, тонкие губы, мимика бедная, не жестикулирует. По-русски говорит грамматически правильно и почти без акцента, свободно владеет немецким, английским и, возможно, итальянским... да, Яков, сказал я, вряд ли мне удастся это проверить, Яков посмотрел на меня и пожал плечами: твои проблемы... -- Здравствуйте,-- сказала княжна,-- извините нас, но мы даже не имели возможности предупредить вас о задержке... спасибо вам, что дождались. Позвольте представить: Нодар Александрович Гургенидзе. -- Меня вы знаете,-- я пожал руку Нодару Александровичу,-- а это Саша Полякова. Нодар Александрович поклонился и поцеловал Саше запястье. -- Какие красавицы посещают иногда наши места!-- восхитился он.-- Зураб, сделайте музыку,-- не оборачиваясь, бросил он метрдотелю.-- Что будут пить дамы? Я порекомендовал бы "Напареули", почему-то в этих погребах оно совершенно необыкновенное... Полилась музыка. Под такую музыку, обняв рог с добрым вином, следует плакать от любви и счастья, клясться в вечной дружбе или уж если драться -- то на саблях и на краю ущелья... Мы же под эту музыку -- под такую музыку! -- творили медленный Иудин поцелуй. -- Теперь можно говорить все,-- улыбнулся Нодар Алексадрович.-- Как раз над этим столиком образуется интерферентный звуковой купол. -- Глухая зона? Замечательно. Видите ли, на улице мы засекли два поста аудиоконтроля,-- сказал я. -- Там их семь,-- сказала княжна.-- До вашей акции был один. -- Ага,-- сказал я.-- То есть мы в осаде. -- Да. Они думают, что мы в осаде. У нас по этому поводу несколько отличное мнение. Давайте выпьем вот этого великолепного коньяка -- и потом поговорим о деле. -- Это чем-то напоминает мне пирушку трех мушкетеров и д`Артаньяна в обстреливаемом бастионе. -- Причины те же,-- улыбнулась княжна. -- О деле,-- сказал я.-- Мы обсудили ваше предложение и решили согласиться на него. Более того: мы готовы помочь вам... секунду,-- я жестом остановил Нодара Александровича, который хотел что-то сказать.-- Нам не нужны ни ваши планы, ни ваши лавры. Мы просто пришли к выводу, что в обстановке, которая создастся в результате вашей акции, у нас будет больше шансов на успех. Больше, больше, не сомневайтесь. Поэтому мы хотим предложить вам вот что: непосредственно перед вашей акцией провести нашу акцию и отвлечь на себя внимание гепо и полиции. Княжна и Нодар Александрович переглянулись. Княжна что-то сказала по-грузински, тут же повернулась к нам: -- Извините, забылась. Я сазала, что нужно обдумать это... -- Это очень интересное предложение,-- сказал Нодар Александрович.-- Сейчас мы попробуем взвесить все "про" и "контра"... при разработке нашего плана мы намечали проведение отвлекающей акции, но нам не удалось перебросить сюда достаточно людей. Поэтому ваше предложение... давайте понемногу пить, есть и думать. Мы пили, ели и думали, изредка перебрасываясь короткими репликами. Соглашайтесь, думал я, чего тянете, соглашайтесь. Но тогда надо будет вставать и выходить на жару... Ладно, думайте дальше. Думайте еще... Официант принес блюдо с шашлыком. Как интересно, сказала Саша, я думала, шашлык едят прямо с шампуров. О, нет, сказал Нодар Александрович, так едят только на... забыл, не в походе, а на... на пикнике, подсказал я, да, на пикнике, да и то не всегда, и не всякий шашлык можно так есть, вот этот, царский, так есть нельзя... Нежнейшее мясо таяло во рту и я тут же пустился в рассуждения о том, что прогресса в кулинарии нет, и в этом наше немалое счастье, да, подхватил Нодар Александрович, это как в поэзии: все лучшее уже написано -- много веков наад... он стал декламировать, гортанная речь лилась четко и завораживающе красиво, это как музыка, сказал я, это и есть музыка, согласился он, где вы сейчас услышите такое? Велиий Шота из Рустави написал это восемьсот лет назад, и с тех пор никто не мог подняться на такую высоту... почему? Потому что это от Бога, сказала Саша, тогда еще был Бог, а теперь его нет. Нодар Александрович с уважением посмотрел на нее: я тоже так думаю -- и думаю, что именно поэтому за последние двести лет было столько претендентов на эту вакансию. Если Бога нет, то все дозволено -- так , кажется, писал ваш Достоевский? Не писал так Достоевский, давя в себе внезапное раздражение, сказал я. Это слова одного из его героев, некоего Смердякова, который, в свою очередь, переиначивает, подгоняя по себе, философию Ивана Карамазова... по-моему, это тайный ужас Достоевского: что все дозволено, потому что Бог есть... Давайте вернемся к более частным проблемам, предложила княжна. Сможете ли вы устроить небольшой фейерверк где-нибудь в центре во второй половине дня? Почему нет?-- сказал я. В любое время и там, где скажете. Тогда нерешенных вопросов больше нет, сказал Нодар Александрович. Но неплохо бы устроить нам "горячую линию" -- как вы думаете? Давайте обменяемся телефонами, сказал я. Это проще всего. Проще -- да...-- сказал Нодар Александрович и задумался. Нет, давайте иначе. Давайте обменяемся людьми, ваш человек будет с нами и наоборот. Что-то в этом есть, сказал я. На старом Востоке вожди, заключая союзы, обменивались детьми, сказал он. Детей у нас под рукой нет, а вот дамы... Мы с ним одновременно посмотрели на дам. Княжна согласно кивнула. Саша пожала плечами -- якобы равнодушно. Мы обсуждали этот вариант, но не предполагали даже, что инициатива будет исходить от противника. Хорошо, сказал я, дамы меняют кавалеров -- и расходимся. И вообще, вы планируете отход после акции? Нет, сказал он, какой уж тут отход, а вы? С нашим образом действий вы знакомы, сказал я. Надеюсь, Игорь, у вас найдется и для меня место в одной из торпед?-- спросила княжна ровным голосом. Ты ведь не станешь возражать, Гриф? Нет, девочка, сказал Нодар Александрович. Да и стала бы ты меня слушать... 10.06.1991. 23 час. Турбаза "Тушино-Центр". -- А здесь и был аэродром. До войны и немного после. А когда заключили Дрезденское соглашение и иметь авиацию стало нельзя, на месте аэродрома разбили парк. Так и осталось. -- Очень неуютно без гор,-- княжна приподнялась на локте.-- Подсознательно: чего-то не хватает, отсюда -- постоянная тревога... Зато какие роскошные сумерки -- этого мы лишены. Какие закаты!.. -- А в Петербурге вы были? -- Да, но только зимой, к сожалению. Пойдемте еще в воду, там хорошо... -- Будет холоднее -- не простыть бы вам. -- Никто не простывает на войне. -- Это правда. Пойдем купаться, старый,-- я ткнул Командора пяткой в бок. -- Нет, я тут полежу,-- сказал Командор.-- Я, наверное, и правда старый... -- Я пойду,-- из-под покрывала вылезла Валечка. Единственная из всех нас, она сохранила верность натуральному стилю. Мы с Командором, ренегаты, в присутствии гостьи со строгого нравами Востока облачились в плавки; на самой же гостье был черный глухой купальник с короткими рукавами и штанишками -- в таком можно гулять по городу, и никто не оглянется. У лавочника выпали глаза, когда он понял, что эту реликвию мы действительно хотим взять и даже отдать за нее какие-то деньги. Так мы и поплыли, живая диаграмма прироста трикотажа на душу населения: слева голая Валечка, в центре я -- в очень экономной, но уже одежде, справа княжна как символ грядущих достижений. Дно ушло из-под ног, но впереди, метрах в сорока, была песчанная отмель, где можно будет постоять и передохнуть: княжна плавала плохо, по-собачьи. -- Странно,-- сказала она,-- мы жили так близко от моря... два часа на машине... и так редко бывали там... три раза всего. Не понимаю, клянусь... -- Не надо разговаривать в воде,-- сказал я.-- Потеряете дыхание. Валечке надоело плестись наравне с нами, она молча нырнула и через минуту вынырнула далеко впереди, прямо в лунной дорожке. Там уже шла отмель, и Валечка стала, приседая, выпрыгивать из воды -- почти вся целиком. -- Вы все так... хорошо плаваете... -- У нас отличные реки. У нас океан. У нас столько озер. -- У нас море... в двух часах... Папе просто... не хотелось... не любил моря... и нам не давал... -- Давайте руку. На короткий миг она потеряла контроль над собой: судорожно вцепилась мне в кисть. Но тут же расслабила пальцы и дальше держалась почти спокойно.