ПРОБУЖДЕНИЕ Он вышел на балкон, облокотился о перила и стал смотреть, как по улице бегут груженные прессованной соломой машины. А на балконе соседнего дома толстяк в тренировочном костюме, выпятив благоприобретенный животик, делал ритмичные взмахи руками и приседал. Этажом ниже целовалась какая-то парочка. Ветер принес запах свежеиспеченного хлеба... Минут через пять он вздохнул и ушел с балкона в комнату. Включив телевизор погромче, сел на диван и открыл книгу. Попробовал читать, но почти тотчас же швырнул томик на стол. Передача тоже была неинтересная. Он лег на спину и стал рассматривать потолок, выискивая самую длинную трещину, внимательно изучая каждый отставший кусок штукатурки. Потом переместил свое внимание на холодильник с открытой дверцей. Возле него набежала лужица талой воды. Встал с дивана, подошел к окну, выглянул. Ничего нового. Жить дальше было невозможно. Хотелось покончить с собой, а лучше с кем-нибудь другим... И тогда он проснулся, с трудом, словно сквозь толщу воды выдираясь из этого кошмара. Сел, огляделся, чувствуя величайшее облегчение, радостно вздохнул и пошел в ванную. Там он умылся чистым аммиаком, вышел на балкон и долго наблюдал, как синее солнце спускается к горизонту, а глупые массы героически стараются вывернуться наизнанку, используя четвертое измерение. Зазвенели часы. Пора. Уходя с балкона, он подумал: как хорошо, что все оказалось лишь сном. Жить наяву в таком мире было бы невыносимо. Да к тому же в обличье человека. Ужас! Остановившись на этой мысли, он сунул два пальца в розетку и стал заряжать подсевшие аккумуляторы. ЛЯГУШКА Гадким мальчишкой быть неинтересно. На любой планете с ним поступают одинаково: ругают, не покупают мороженого и ставят в угол. А кроме того, время от времени гадкие мальчишки, в силу своих природных свойств, попадают в такие жуткие истории, что только - ой! Итак, однажды один невероятно гадкий мальчишка, обозревая окрестности деревни Большие Дятлы (с целью изыскания способа поразвлечься), вышел к небольшому болотцу, усыпанному гнилыми лесинами и чахлым камышом. Болото было по части развлечений абсолютно бесперспективное, и гадкий мальчишка уже повернулся, чтобы уйти, когда заметил под ближайшим кустом лягушку. И нет, чтобы была солидная лягва, а то так - неважнецкая лягушенция. Лапки кривые, морда широкая, глаза пустые, в общем - ничего особенного, на первый взгляд. Это если не знать, что она является генетическим мутантом. Понятное дело, даже и не подозревая ни о чем, он преспокойно направился к лягушенции, которая в тот момент эдак, знаете ли, воспарила в духовные сферы, и попытался ее схватить. Пожалуй, этого делать было нельзя. Когда озорные пальцы коснулись спинки, лягушка вдруг очнулась, мгновенно сообразив, какая опасность ей угрожает (кому же охота, чтобы его вертели на обыкновенной веревочке в воздухе?), и с перепугу остановила время. Потом выбралась из-под накрывавшей ее ладони, вздохнула посвободнее и присела, обозревая застывших в полете птиц и этого дурака - человека, который напоминал теперь деревянного истукана с вытаращенными глазами и идиотской ухмылкой. Очень спокойно лягушка стала размышлять, что делать дальше. Время-то она остановила, но ведь не во всей же вселенной, которая продолжала вечное движение, между тем как планета Земля с каждой секундой проваливалась в иные измерения. Из этого положения существовало два выхода: либо попытаться вернуть Землю обратно в то время, из которого она выпала, либо приспособить к любой из проплывавших мимо вселенных. Оба требовали колоссальных затрат энергии, но второй был предпочтительнее. (Кому охота возвращаться назад, чтобы все-таки попасть в руки гадкого мальчишки?) Суперлягва подождала, пока Земля не провалилась в подходящую вселенную, и взялась за дело. Между прочим, ее можно понять. Уж если человек с его-то идиотскими методами все время старался перестроить Землю для себя, то ей, как говорится, сам Бог велел. Как тут удержаться и не попробовать переделать мир по собственному разумению? Когда мир стал изменяться, время снова пошло. Гадкий мальчишка очнулся и с удивлением стал наблюдать, как невидимый каток ровняет близлежащие холмы. А сверху падал невероятно густой дождь, и вот уже до самого горизонта из воды торчали лишь мириады одинаковых кочек, а также однообразные и ровные ряды камыша. Вокруг еще что-то происходило, но мальчишке стало не до того. С тревогой прислушивался он к себе, чувствуя что-то неладное, и вдруг увидел свои искривленные ноги и руки, которые теперь походили скорее на лапки, а также огромный белый живот. А еще что-то странное у него случилось со зрением. Но это все казалось теперь пустяком, потому что ему с неодолимой силой вдруг захотелось ткнуться носом в тину, чтобы насладиться ее чудесным запахом, а потом задрать голову как можно выше и вволю поквакать, приветствуя этот чудесный, чудесный, чудесный дождь... ФИОЛЕТОВЫЙ МИР "Индикатор миров похож на странные наручные часы. В верхней части прибора имеется панель, цвет которой показывает отличие исследуемого мира от земного в процентном содержании. Красный цвет означает 5%. Оранжевый - 20%. Желтый - 40%. Зеленый - 60%. Голубой - 80%. Синий - 100%. Фиолетовый цвет означает совершенно невероятные миры, существование которых до сих пор считалось невозможным. Есть предположение, что их появление каким-то образом связано с возникновением самой дороги миров". Справочник дорожника. Раздел "Индикатор миров". "...использование индикатора миров породило такие термины, как оранжевый мир, желтый мир, зеленый мир и т. д.". Статья В. Мальгауза. "Жаргон дорожников и других исследователей дороги миров". Дорога миров мягко пружинила под ногами. Справа и слева проплывали закрытые глухими шторами золотистого тумана окошки миров. Проходя мимо них, Корсаук поглядывал на индикатор. Так, оранжевый. А этот голубой, а следующий - красный. Когда Корсаук проходил мимо окна красного мира, из него высунулась чешуйчатая лапа и попыталась схватить дорожника за ногу. Как бы не так! Отпрыгнув, Корсаук усмехнулся и пошел дальше, озабоченно поглядывая на индикатор. Красный, зеленый, желтый... Нет, ему был нужен фиолетовый. В котором полчаса назад исчезло три человека из группы изучения абсурдных миров. Собственно, хлопот с этими абсурдниками хватало почти с самого момента открытия дороги. Уже тогда они отчаянно вопили, что "Фиолетовые миры как раз и должны быть абсурдными, что им надоело получать информацию из вторых рук и пусть-ка их пропустят в один из таких миров. Понятное дело, об этом не могло быть и речи. Для полного спокойствия с каждого абсурдника стребовали подписку о том, что он не будет пытаться проникнуть в фиолетовые, а также синие миры. Подписку-то абсурдники дали, но месяц спустя все же нашелся безумец, который, наплевав на все обязательства, сунулся в синий мир. Обратно он не вернулся. А следом два дорожника класса "бонд". Мир, в котором они исчезли, объявили закрытым, вход в него был запрещен кому бы то ни было, а абсурдников вообше убрали с дороги миров. Дескать, пусть себе сидят в лабораториях, исследуют материалы, фотографии, строят безумные теории. На дороге и без них неприятностей хватает. Почти год все было нормально, а потом началась старая песня про то, что лучше один раз пощупать, чем исследовать сто отчетов и десять тысяч фотографий. Но никто, конечно, не обращал внимания. И вот... Короче говоря, три молодых абсурдника, каким-то образом обманув охрану дороги, проникли на нее и, сообщив об этом диспетчеру по исследованию дороги, вошли в фиолетовый мир. Вот и все. Можно добавить, что в тот момент, когда они входили в фиолетовый мир, свободным был лишь дорожник класса "бонд" - Корсаук. Диспетчеру ничего не оставалось, как послать его на помощь к абсурдникам и объявить тревогу. Вот здесь! Корсаук остановился у окна фиолетового мира и прислушался. Тишина. А через золотистый туман ничего не видно. Он вытащил переговорник из кармана и поднес его к губам. - Да, слушаю,- раздался недовольный голос главного диспетчера. - Значит, так, я у цели. Похоже, это тот самый мир, в который они вошли. Фиолетовый. Что нового? - От абсурдников никаких новостей, ни звука. Помощь к тебе уже идет. Трое ребят из команды Глоха. Но они будут на месте только через полчаса, не раньше. Сам понимаешь, каждая минута на счету. Там ребята, может быть, погибают. Так что иди прямо сейчас, а парни Глоха придут через полчаса. Я думаю, столько ты продержишься? - Ну-ну,- раздраженно проворчал Корсаук и выключил переговорник. Махнув рукой, он взял на изготовку бластер и шагнул в окно фиолетового мира... Он оказался на самом деле белым. Ослепительно белым, каким бывает только вековечный, никогда не тающий снег. Корсаук протер глаза. Вот именно, ничего кроме белизны. Она была у него впереди и сзади, под ногами и над головой. Белизна. Из-за нее определить границы этого мира было совершенно невозможно. Он вспомнил другой фиолетовый мир, куда ходил месяца два назад. Мир, в котором перепутаны все краски, измерения и даже время. А этот, стало быть, белый. Ишь ты! Корсаук сделал шаг вперед, пытаясь сообразить, где же в этой белизне могли спрятаться три абсурдника. Где? И вообще, может, их кто-то съел? Кто? Кто может жить в такой белизне и на что здесь охотятся? Сделав еще шаг, Корсаук вдруг понял, что уже некоторое время слышит странные звуки. Это его насторожило. - Ну же, ну, где ты, выскакивай,- бормотал дорожник, оглядываясь по сторонам. И тут это случилось. Что-то грязно-голубое, ноздреватое, похожее на плиту метров десяти в длину и метров пяти в ширину, мгновенно появилось перед Корсауком и, мимоходом мазнув его по ногам, тотчас же унеслось прочь. Боли Корсаук не почувствовал, но все же посмотрел вниз. И обмер. Ног у него не было. Просто не было, и все. При этом безногое туловище дорожника каким-то образом не падало на землю. Что это? Догадка пришла Корсауку в голову мгновенно. Отшвырнув в сторону бластер, он схватился за переговорник, чтобы предупредить диспетчера о том, чем является этот мир, но было поздно. Ноздреватая плита возникла на этот раз сверху и накрыла его полностью. Через полсекунды она сдвинулась в сторону и стало видно, что место, где стоял дорожник, сияет девственной чистотой. Девочка посмотрела на лежащий перед нею листок бумаги и увидела, что кто-то нарисовал на нем трех маленьких смешных человечков. Стерев их, она отложила в сторону ластик, и задумалась. Тут ее позвали обедать, и девочка ушла. Вернувшись через полчаса она поглядела на листок и увидела на нем еще одну такую же маленькую, смешную, очевидно, не замеченную ею раньше фигурку. Пожав плечами, девочка стерла и ее. Ей много чего хотелось нарисовать. Например, принцессу и похитившего ее дракона, а также храброго рыцаря, который его победил. Девочка взяла карандаш и нарисовала дракона. А принцессу и храброго рыцаря не успела. Ее позвали на улицу играть в мяч. Она убежала. Листок остался лежать на столе. Морда у нарисованного на нем дракона была задумчивая, словно он кого-то ждал. ДВА СОЛНЦА Желтое солнце коснулось горизонта. Собаки бежали по следу Кряла цепочкой, высунув языки, жадно вынюхивая запах ускользающей добычи. За ними, сжимая в лапе верное ружье, скакал Фрумас. Его охотничий костюм состоял из оранжевого кафтана со множеством карманов, высоких сапогов и маленькой шапочки со вставленным в нее перышком птицы Хойхо, вечной и умирающей каждую секунду, живущей далеко за черной пустыней, там, где небо соединяется с землей, а доверчивые звезды касаются загадочных островов своими нежными лучами. Поначалу след вел на север, к великой реке, которая катит свои сонные воды в страну сладостей и смуглогрудых женщин. Через полчаса он свернул к старым оврагам, где по утрам поют иволки и ржавеют останки какой-то машины, прилетевшей неизвестно откуда и непонятно почему оставшейся здесь навсегда. А когда солнце наполовину скрылось за горизонтом, Крял побежал к пещерам у подножия сиреневых гор, вздымавших свои вершины на такую высоту, что за них задевали даже летучие медузы, которые по понедельникам прилетали в этот мир из страны вечных воспоминаний, вчерашних снов и бесплотных мечтаний. Увидев это, Фрумас гикнул, пришпорил своего коня и, сняв верное ружье с предохранителя, поскакал еще быстрее, пытаясь настигнуть добычу до того, как она скроется. Копыта коня взрывали дерн. Ветер свистел в ушах. Ветка голубой березы хлестнула Фрумаса по морде, едва не сбросив его на землю... Он настиг Кряла возле входа в одну из пещер и, осадив запыхавшуюся лошадь, выронив расшитую магическими камешками перчатку, прицелился. Оставалось только нажать спуск, но что-то помешало Фрумасу это сделать. Словно невидимая ладонь сжала его мозги мешая думать и действовать. Бессильно опустилось и выскользнуло из рук верное ружье... Увидев это, Крял оскалил клыки и, неловко помогая себе пятой ногой, нырнул в пещеру. Фрумас же медленно соскользнул с коня и, покачнувшись, посмотрел по сторонам остекленевшими глазами. Тем временем желтое солнце скрылось за горизонтом, и когда погас последний лучик, Фрумас, опустившись на четвереньки, пополз в сторону ближайших кустов. С него соскользнули сапоги и охотничий кафтан. Шапочка с перышком птицы Хойхо зацепилась за куст казурии и осталась висеть на нем. А Фрумас, почувствовав, что освободился от этих теперь ненужных вещей, радостно зарычал... И наступила ночь... Через шесть часов синее солнце показалось из-за горизонта. Как только его лучи упали на изумрудную траву у подножия гор, из пещеры выполз Крял. Медленно, словно неживой, он пошел вперед и вскоре оказался перед домиком, из которого восемь часов назад выехал на охоту Фрумас. Он отворил скрипучую калитку и, миновав аккуратный дворик, вошел в дом. Там он поднялся на второй этаж и лег в кровать, которую четырнадцать часов назад покинул Фрумас. Но спал он всего лишь минуту, а когда она миновала, откинул одеяло и, потирая единственный глаз четырехпалым кулаком, сказал: - Мюс побери, ну и утро! Он оделся и, спустившись в кухню, приготовил себе завтрак, который со вкусом и съел. А после завтрака что положено? Крял вышел из дома и, сев на маленькую скамеечку в саду, выпустил первый, утренний - самого высшего сорта, из тех, что продаются только в столице, на углу Воздвижения и Застоечной, по одному миражу сотня,- десяток мыльных пузырей. После этого можно было приниматься за работу. Крял добросовестно вскопал весь огород, осторожно работая лопатой и внимательно разглядывая рыхлую землю. Не дай бог пропустишь хотя бы одну личинку параграфа - останешься без урожая! Когда же с этой работой было покончено, он отправился на луг и до обеда успел скосить приличную кучу сухопутных водорослей. Увидев, что на сегодня сделано достаточно, он согнал скошенные водоросли в стог, чтобы они просохли, и отправился на обед. Вернувшись домой, он мгновенно приготовил глазычницу, а когда она была готова, попробовал и добавил в нее щепотку бертолетовой соли, сел и заморил червячка. Потом он устроился в саду и, выпустив очередной десяток мыльных пузырей, увидел, что солнце уже опустилось к горизонту и пора отправляться на охоту. Что ж! Крял надел оранжевый охотничий кафтан, высокие сапоги и шапочку с перышком птицы Хойхо. Снял со стены верное ружье и пошел седлать коня, уже застоявшегося в конюшне. Увидев его, конь радостно заржал сразу обоими ртами и тотчас же захрустел кусочком горного хрусталя, который ему кинул Крял. Итак, вперед! Поначалу он ехал не спеша, весело поглядывая на собак, обогнавших его метров на десять. Но вот впереди мелькнула волосатая спина. Добыча! Настоящий, великолепный, молодой Фрумас! Оранжевая кровь ударила Крялу в голову. Он пришпорил коня. А собаки уже шли по следу, радостно воя и едва не хватая зверя за хвост. Сначала они бежали к реке, потом к большим оврагам, а когда голубое солнце почти исчезло за горизонтом, свернули к горам. И, настигнув Фрумаса возле пещеры, Крял прицелился, но не выстрелил. Верное ружье упало на траву. Охотник сполз с коня и, потеряв одежду, скрылся в кустах. Наступила ночь... Утром же из пещеры вылез Фрумас и отправился домой. И, полежав в собственной кровати всего лишь минуту, он, может быть, в тысячный раз проснулся, предвкушая глазычницу и первый десяток мыльных пузырей. Может быть, в стотысячный раз он позавтракал, а потом славно поработал. Когда же наступил вечер, он поехал на охоту и, опять не убив Кряла, уполз в кусты. А утром Крял отправился домой и, может быть, в миллионный раз проснулся в собственной постели, уже предвкушая вечернюю охоту... И если некоторое время наблюдать эту карусель со стороны, то становится совершенно ясно, что Крял и Фрумас - представители двух разумных рас, каждая из которых разумна только, когда светит одно из солнц. А виновата в этом эволюция, которой случалось выкидывать штуки и похлеще. Но если бы кто-нибудь ночью пришел к дому, в котором поочередно живут Крял и Фрумас, он бы увидел странные вещи. С наступлением темноты во всех его комнатах зажигается свет. И если прижать лицо к оконному стеклу и заглянуть внутрь дома, то можно увидеть комнату, в которой за столом сидит с десяток странных созданий. А если приложить ухо к замочной скважине, то можно услышать, как они, поглощая продукты Кряла и Фрумаса, весело смеются и поют песенки, ведут застольные беседы и рассказывают анекдоты. Насытившись, они начинают веселиться и играть в странные игры. Тогда из дома доносятся топот и хлопки, звон посуды и громкие здравицы. Но едва только на небе появляются первые робкие лучики одного из солнц, в доме наступает тишина. На крыльцо выходит верное ружье. Оно торопится полюбоваться утренним небом. Следующими появляются собаки. Они шумно прощаются с верным ружьем, и одна из них обязательно говорит ему, чтобы оно не ошиблось и вечером, когда охотник заглянет в прицел, сделало все как надо. И тут на крыльце появляется конь и говорит, что вообще хорошо бы изловчиться и загипнотизировать этих двоих не на один день, а на целый месяц. Честное слово - утомительно каждый день скакать за добычей и возвращаться, неся одежду и шапочку с перышком птицы Хойхо. А все ради того, чтобы охотник посмотрел в прицел. Ружье, конечно же, важно кивает и обещает постараться и когда-нибудь сделать так, чтобы гипноз действовал целый месяц. Но пока... И они начинают расходиться. Конь становится в стойло. Собаки уходят на псарню. А ружье остается на крыльце одно и некоторое время смотрит на дорогу, по которой должен прийти Крял или Фрумас, черными, пронзительными глазами. И нет в них радости, одна тоска. Почему так случается именно по утрам, ружье не знает. Правда, оно знает причину тоски. Дело в том, что ему хочется выстрелить. Ну хоть когда-нибудь. Всего лишь раз. А время идет. И вот-вот должен появиться Крял или Фрумас. Ружье вздыхает и уходит с крыльца, аккуратно закрыв за собой дверь. В комнате оно подходит к стене, в которую вбит гвоздь, и прежде, чем на него повеситься, снова вздыхает и думает, что когда-нибудь все же выстрелит. Обязательно... Может быть, даже завтра...