ДЕНЬ БЕЗ СМЕРТИ Запах лекарств гулял по просторным комнатам дворца Верховного Предводителя, бессменного борца за демократию, человека, укравшего созвездие Павлина. Сам он лежал на разрисованном зелеными молотилками ложе, укрытый до подбородка белоснежным одеялом. Глаза - закрыты, в уголках губ - страдание. В капельнице беззвучно лопались пузырьки. Врач выключил универсальный диагностер и задумчиво почесал за ухом. - Когда? - не раскрывая глаз, спросил Верховный Предводитель. - Сегодня или завтра,- подобострастно ответил врач, сматывая щупальце диагностера. Умирающий открыл глаза и приподнял голову. Голос его был тих и спокоен. - Ну нет. Я не хочу умирать и не умру. Через минуту здесь должен быть мой секретарь. Пусть захватит бланк для очередного указа. Врач пожал плечами... Была ночь. Дождь бегал по городу, словно сороконожка, отталкиваясь тоненькими струями от крыш и асфальта. Смерть затаилась в ближайшем парадном и, когда патрульный самоход проехал мимо, отправилась дальше. Она шла вдоль по улице и думала, что ничего, кроме насморка, такая погода принести не может. И вообще, лучше бы сейчас сидеть у камина и смотреть, как поджаривается на огне сочное мясо. А потом наполнить высокий хрустальный бокал густым, похожим на кровь вином... Однако какие уж там удобства? По пятам идет погоня, и есть только полчаса, чтобы найти убежище. Потом будет поздно. Смерть невесело усмехнулась и подумала, что повидала всякого. Но чтобы бегать по городу в поисках убежища, спасая самое себя? Бред! Патрульный самоход вынырнул из-за угла совершенно бесшумно, как призрак. На этот раз смерть спряталась за статую Вечного Просителя, возле входа в управление "Лесносырхвостстебснабсбыта". Машина остановилась возле статуи, и смерть увидела тех, кто в ней сидел. Их было трое. Генерал в позолоченном хомуте, поручик в посеребренном и капрал-водитель, на шее которого тускло светилась медь. Генерал небрежно курил тонкую сигарету. Подумав о том, как тепло и сухо у них в машине, смерть скрипнула зубами. Хорошо устроились, гады. - Ну, скоро там! - спросил генерал и выкинул окурок на тротуар. - Сейчас, сейчас,- ответил капрал и стал торопливо крутить ручки настройки передатчика. Поручик выудил из кармана плоскую фляжку и, сделав порядочный глоток, сказал: - Нет, ну не охламоны ли эти, из службы успокоения? Не могли взять какую-то старуху. Эх, послали бы меня... Я бы им показал... я бы их научил... А теперь ищи ее - свищи. - Со смертью шутки плохи,- с сомнением сказал капрал. - Плохи,- передразнил его поручик.- Смерть теперь отменена. И чтобы другим неповадно было, ее надо уничтожить. А то, не дай бог, заговорят вслух да еще думать начнут, что совсем уж скверно. Если каждый будет думать, так и к анархии прийти можно... Эй, чего там копаешься? Шевелись, поехали в управление. Самоход уехал. По лицу Вечного Просителя стекали струйки воды, словно слезы. Смерть вздохнула и, взвалив на плечо завернутую в мешковину косу, пошлепала дальше. Собственно, можно было постучать в первую попавшуюся дверь. Ей стало почти безразлично, выдадут ее или спрячут. Но какое-то чувство подсказывало, что нужно пройти еще немного. И только проскользнув через площадь Вечных идеалов, она наконец увидела подходящий дом. Старый, обшарпанный, с остроконечной крышей и загаженным парадным. Быстро оглянувшись по сторонам, смерть нырнула в подъезд. На третьем этаже она наступила на осколок разбитой бутылки и чуть не порезала себе ногу. На площадке четвертого этажа из-под холодной батареи, которая неизвестно для чего висела на стене, выскочил старый, облезлый кот и с визгом рванул вверх по лестнице. А потом был пятый этаж, и тут смерть поняла, что пришла. Да, несомненно, эта квартира ей подходила. Смерть осторожно опустила косу на пол и, откинув со лба прядь мокрых волос, постучала. За окном шелестел дождь. Стояла ночь. Аким проснулся и долго лежал с открытыми глазами, думая о том, что в холодильнике у него имеется еда, кусок рыбы горячего копчения. Стоил он книги Эльфонсо Сальмари, которую Аким за него отдал? Наверное, стоил. По крайней мере, его можно съесть. А можно оставить на завтра. И тогда на базар он пойдет лишь послезавтра. И тем самым выиграет еще один день. Впрочем, зачем? И у кого он этот день собирается выиграть? Аким чуть было не пошел на кухню, но, вовремя спохватившись, некоторое время боролся со своим желудком. Чтобы отвлечься от голода, стал сам себе врать. Итак, о чем бы это? Ну, например, о том, что было бы, родись он в другом мире. А что, неплохо! Например... Он мог бы скакать на горячем коне, подставляя холодному ветру загорелое лицо, а потом в глухих каньонах, задыхаясь от недостатка воздуха, рубиться с врагами, нанося и отражая яростные удары. А когда последний вражеский воин исчезнет в бездонной пропасти, вложить меч в ножны и отправиться дальше на поиски новых приключений и новых врагов. А еще... Он мог бы всю жизнь носить власяницу, подпоясанную туго-натуго хорошо просмоленной веревкой, для того чтобы не так сильно чувствовать голод. Каждый вечер брать со стены тяжелую плетку и полосовать свое жаждущее удовольствий тело... Сильнее, еще сильнее, до крови, до большой крови... чтобы в последние мгновения, которые останутся до небытия, почувствовать хоть отсвет того, что называется истиной. И иронически улыбнуться. А еще... Он мог бы ходить в горностаевой мантии. И в тишине кабинета, иногда в одиночку, иногда с кучкой особо доверенных особ, принимать решения и говорить слова, которые повлияют на судьбы мира. Словно паук, сплести самую прочную на свете паутину и время от времени, для забавы, дергать за нее, заставляя окружающий мир выворачиваться наизнанку. И в гордом одиночестве понимать, что такое власть и какое счастье ею обладать. Он мог бы... Кто-то стучал в дверь. Аким даже не удивился. Он давно ждал этого стука и знал, что будет дальше. Сейчас ввалятся люди в черных хомутах, и среди них будет один в посеребренном. Аким, конечно, будет кричать, а солдаты начнут пинать его по ребрам тяжелыми подкованными ботинками. Книги они выкинут на улицу, просто так, ради развлечения. И там, в этой осенней промозглости, лощеные, ломкие листы старинных книг будет заливать дождь, смывая с них золото заставок и миниатюр. Но никому до этого не будет дела. Аким слез с кровати. Сунул ноги в шлепанцы и, запахнув халат, не спеша прошлепал к двери. Да нет, что-то не так. Солдаты стучат по-другому. Они обычно бьют в дверь сапогами и прикладами, добросовестно выполняя солдатский долг. Нет, этот стук можно даже назвать деликатным. Скорее всего, кто-то из бывших знакомых. Допустим, спал себе человек и вдруг среди ночи проснулся оттого, что замучила совесть. И тогда он пошел его, Акима, проведать... Поесть чего-нибудь принес... Горло Акима перехватила голодная спазма. Он включил свет в прихожей и откинул тяжелый крючок. На лестничной площадке стояла смерть. Сердце Акима ухнуло куда-то вниз, и он почувствовал одновременно ужас и почему-то облегчение. - А-а-а,- растерянно сказал он.- Так вас же запретили? Смерть пожала плечами и чихнула. Саван на ней был насквозь мокрый. Он плотно облегал ее невероятно худое тело, с него текла вода, которая собиралась на полу в лужицу. - Э, так вы простудитесь,- сказал Аким и сделал приглашающий жест рукой.- Прошу. Смерть несмело улыбнулась, и Аким заметил, что зубы у нее белые-белые, молодые. А она, оказывается, не такая уж дряхлая. Он провел ее через прихожую мимо пыльных неисчислимых шкафов, забитых книгами, в спальню, где достал из гардероба потертый халат и широкое полотенце. - Берите. Оботритесь и переоденьтесь. А потом ложитесь в постель. Я сейчас, только уберу лужу в коридоре, чтобы следов не осталось. За вами, наверное, гонятся? С лужей он управился быстро, а потом прошел в кухню. Остановившись у холодильника, Аким подумал, что теперь уже ничто не имеет значения, и открыл его вогнутую поцарапанную дверцу. Драгоценный кусок рыбы он положил на треснувшую тарелку настоящего старинного фарфора. Недолго подумал и налил в граненый стакан остатки водки из початой бутылки. Высыпал туда же ложку перца. Смерть уже сидела на кровати, плотно завернувшись в халат и накрывшись одеялом. Саван ее был развешан на батарее. - Выпейте это,- сказал Аким, усаживаясь в свое любимое кресло.- И закусите. - Спасибо,- поблагодарила смерть и залпом осушила стакан. Очевидно, его содержимое попало не в то горло, потому что она закашлялась. - Ну что же вы так,- пробормотал Аким и, встав, похлопал ее ладонью по спине. Наконец смерть отдышалась и, благодарно улыбнувшись, стала есть рыбу. От выпитой водки на ее щеках появился слабый румянец, и теперь она была ну просто обыкновенной старушкой, которая долго шлялась под дождем и, выпив горячительного, вкушает скромный ужин. Аким закурил одну из пяти оставшихся у него сигарет и стал смотреть, как смерть ест. Делала она это не без изящества, временами бросая на него благодарные взгляды. Потом, когда на тарелке остались только кости, Аким вытащил старое, драное одеяло, потертый плед и соорудил себе постель на полу. - Право, мне так неудобно... Если я вас стесняю, я могу и уйти. - Неудобно спать на потолке,- проворчал Аким.- Лежите, лежите. В конце концов, вы ведь дама. - Да? - удивилась смерть и даже хихикнула.- А я ведь и забыла. Она лукаво посмотрела на него. - Ладно, вам сейчас надо хорошенько выспаться. Может, и простуды не будет... Он потушил свет и, устроившись на своем самодельном ложе, минут через пять спросил: - А за вами не следили? - Нет,- смерть сладко зевнула. - Нет,- удовлетворенно повторил он, закрывая глаза с твердым намерением уснуть. Но через минуту опять спросил: - Скажите, а там, за порогом смерти, что-нибудь есть? Ну, я имею в виду, что не может быть, чтобы ничего не было. Что-то же должно оставаться от сознания, от мыслей, от воспоминаний? - Право, не знаю,- сказала смерть.- Я ведь только отнимаю жизнь. А что потом - меня уже не касается. Утром он осторожно выбрался из-под одеяла и, прошлепав к окну, выглянул на улицу. Ничего особенного. Маленький старичок выгуливал средних размеров игуанодона. Чуть дальше разместился лоток продавца милосердия. А в сторонке дрались два телеграфных столба. Очевидно, после ночной прогулки никак не могли поделить место, на котором удобно отдохнуть и отоспаться. Только что это выглядывает из-за угла? Что-то очень знакомое. А именно? Да провалиться мне на месте, если это не бампер полицейского самохода! Аким задернул шторы поплотнее и пошел на кухню. Ставя на плиту чайник, он подумал, что от судьбы не уйдешь. Правда, есть время. Пока молодчики из службы умиротворения запросят инструкций, пока обойдут все инстанции... В общем, канитель долгая. Никак не меньше, чем на полдня, и это надо использовать. Аким услышал, как в комнате завозилась смерть. Он деликатно постучал в дверь и, получив разрешение, вошел. - С добрым утром,- сказала смерть.- А если попробовать через крышу? - С добрым утром,- ответил ей Аким.- Бесполезно. Знаю я их, мерзавцев. Аккуратные. - Ну что же,- развела руками смерть. - Угу,- согласился он и стал натягивать штаны. Смерть тоже стала одеваться, и Аким подумал, что тело у нее не такое уж старое.- Худая - так теперь это, кстати, модно. Английский стиль называется. Они покончили с утренним туалетом и сели пить чай. Пили долго, обстоятельно и с наслаждением. Тем более, что ничего, кроме чая, у Акима не было. Потом смерть перевернула пустую чашку и, блаженно улыбнувшись, сказала: - Знаешь что? У тебя в шкафу на одной из полок лежит клубок шерсти и спицы,- она озорно прищурилась и даже вроде бы подмигнула.- Честное слово, я тысячу лет не вязала. А так хотелось бы. - Хорошо. Я сейчас,- Аким вынул из шкафа клубок и спицы. Отдавая их смерти, пояснил: - Это от жены осталось. Она пять лет назад... - Я помню,- сказала смерть и надела на нос очки.- Такая милая женщина, с родинкой на щеке... - Угу,- кивнул головой Аким и, прикусив губу, ушел в соседнюю комнату. Книги занимали целую стену. Словно лаская, Аким провел пальцами по ровным золотистым корешкам и, вздохнув, подумал, что про каждую из книг он мог рассказать целую историю. Потом быстро отобрал пять самых любимых томиков и, секунду подумав, завернул их в прошлогоднюю газету. Уже в пальто он заглянул в гостиную. Смерть с увлечением вязала. Аким кашлянул. - Я ухожу,- сказал он почему-то шепотом: - Часа через два вернусь. Хотелось бы, пока есть время... В общем, я не то чтобы об этом мечтал. Наверное, совсем наоборот. Но раз уж так складываются события. В общем, я хотел бы умереть раньше... раньше, чем вы... ну, сами понимаете... Он неожиданно для себя засмущался, но смерть, как ни в чем не бывало, продолжала вязать, размеренно отсчитывая петли. Аким пожал плечами и, сунув сверток с книгами под мышку, пошел к выходу. Смерть догнала его в прихожей. - Глупый,- сказала она.- Ну конечно. Какой может быть разговор? Она легонько прикоснулась губами к его щеке... Дверь парадного гулко хлопнула за спиной Акима. Проходя мимо полицейского самохода, он не удержался и постучал пальцем по толстому бронестеклу одной из дверок. Аким видел, как водитель дернулся, но тут же притворился, что ничего не заметил. - Дурак! - крикнул ему Аким и потряс в воздухе свертком с книгами.- Вот я тебя сейчас этой штукой! Но даже это не подействовало. - Ну и шут с тобой,- сказал он водителю самохода, который, сохраняя каменное выражение лица, смотрел куда-то поверх его головы, безнадежно махнул рукой и пошел дальше, помахивая пакетом и чуть слышно напевая. - Вот и все... тра-ля-ля-ля... Сегодня после обеда... тра-ля-ля... а так, как мы не сдадимся... пам-пам-пам... то будет... тра-ля-ля-ля... страшно представить... пам-пам-пам-пам-пам... и тут главное успеть... парам-парам-парам... пока не поздно... ля-ля-ля... И вдруг остановился, неожиданно осознав, что действительно - все. И сегодня после обеда его уже не будет. Наверное, Аким очень сильно побледнел. Какой-то головоногий, проезжавший мимо в ванне на пяти колесиках, остановился и сочувственно сказал ему: - Милый, что-то ты неважно выглядишь. Вернись немедленно домой, хвати стакан аммиаку и сейчас же спать, желательно в вентиляционную трубу. - Да пошел ты... со своим аммиаком,- сказал Аким, чувствуя, как постепенно приходит в себя. Через минуту он совершенно справился с собой и медленно пошел по направлению к базару. Он посмотрел на голубых слонов, продававшихся за грош... На факиров в заляпанных печатями чалмах, которые молча глотали длинные, трехгранные, украшенные драгоценными камнями оскорбления. Прошелся мимо продавцов призрачного счастья и мимоходом убедился, что счастье у них действительно призрачное, без малейшего обмана. А потом поглядел на борьбу идей, абсолютно походивших друг на друга и поэтому сражавшихся отчаянно, шипя, пуская слюну и яростно сверкая глазами. Потом Аким стал рассматривать тех, кто ходил по базару. Он видел почтенных, заслуженных купцов и их бесконечно преданных приказчиков. Важных, вроде бы безразличных ко всему, стражей порядка. Видел, как порой в глазах у них появлялся алчный блеск. Это означало, что им нравится какая-нибудь вещь. Они ее сейчас же получали за символическую медную монету. Еще он видел зевак с затянутыми паутиной, вечно открытыми ртами. Жулики в белых халатах меняли медные деньги на серебряные, уверяя, что серебро вредно влияет на организм. И тут же, прямо на базаре, ссорились, дрались, торговали и валяли дурака простые люди. Дурак, которого они валяли, был одет в телогрейку и кирзовые сапоги. Постепенно базарное сумасшествие Акиму надоело. Он собрался было уходить, но неожиданно наткнулся на стадо размножавшихся лозунгов. За ними присматривал солидный купец в тяжелом лицом и раскосыми глазами. Лозунгов было много. Яростно взрывая копытами землю, извиваясь матерчатыми телами, они прыгали друг на друга и сливались. Рано или поздно одна из пар лозунгов исчезала. На ее месте тут же появлялись новые две, которые мгновенно вырастали до размеров взрослых особей. Ради развлечения Аким прочитал несколько из них: "Труд - высшая форма развития души", "Тот, кто трудится хорошо,- получит свое", "Вера в будущее - вот наш козырь", "Тот, кто шагает вперед,- придет", "Тот, кто идет, - придет куда надо", "Главное не дорога - главное путь", "Путь души непонятен и неизмерим", "Непонятное и обязательное должно вести вперед", "Все, что не ведет вперед,- ведет назад", "Тот, кто идет вперед,- никуда не придет". Аким усмехнулся и пошел дальше. Он ушел с базара и долго бродил по улицам, вдыхая восхитительный запах орхидей, которые росли буквально на каждом шагу. А нанюхавшись чуть не до одурения, зашел и оставил у одного из своих старых друзей сверток с книгами. И снова гулял по городу, пытаясь ловить солнечных зайчиков, которые увлечено грызли вышедшие в тираж цитаты, и даже встретил бродячий плетень. Аким сейчас же попытался навести на него тень, но плетень ускользнул, так как был старый и опытный. А потом вышло время. Из любезности оно еще немного постояло возле Акима, но потом сказало, что пора. Не может же оно тянуться вечно - и так на целых полквартала вытянулось. И Аким понял, что действительно - пора... Возле его дома уже собралась порядочная толпа зевак. Аким протолкался к подъезду и вошел в дом. Толпа за его спиной привычно ахнула. Войдя в квартиру, он аккуратно повесил пальто на вешалку и пошел посмотреть на смерть. Она сидела в гостиной и задумчиво протирала промасленной тряпочкой косу, Аким тяжело вздохнул и сел рядом с ней. Когда в дверь заколотили приклады, смерть положила косу возле себя и повернулась к Акиму. Их глаза встретились. - Да? - сказала смерть... - Да,- ответил Аким. - Хорошо. Я помню твою просьбу. Она провела ладонью по его груди и, услышав, как последний раз дрогнуло сердце, потянулась за косой. Дверь упала минут через пять. Еще через несколько секунд полицейские были в комнате и ошарашено разглядывали смерть, которая стояла перед ними, насмешливо улыбаясь и подняв косу. - Ну? Что же вы стали? - спросила она.- Уж не труcите ли? - Огонь,- приказал поручик, у которого на шее поблескивал посеребренный хомут. Но выстрелить никто не успел. Смерть взмахнула косой и срезала передних троих. А потом поручика. И еще одного, того, который судорожно дергал затвор винчестера. А потом того, рыжего, с бородавкой на носу. Этого оказалось достаточно. Они побежали. Они скатились по лестнице, как горох, и мгновенно рассыпались по улице. А смерть высунулась в окно и, засунув два пальца в рот, насмешливо засвистела. И тут ей в лоб попала пуля, которую выпустил снайпер с крыши соседнего дома. А потом началось!.. Газеты вышли с аршинными каракулевыми шапками, и в них провозглашалась Эра Бессмертия. На улицах было настоящее столпотворение. Все смеялись, танцевали и кидали в воздух валенки. По карнизам домов скакали абсолютно свежие лозунги, рассыпая фейерверки красивых слов. На всех углах раздавали леденцы на палочках. Скоморохи прославляли мудрость Верховного Предводителя, и народ им вторил. На радостях подожгли три оперных театра и восемь домов терпимости. А потом забегали в дома и дружно плевали в потолки, да так, что их обрушилось несколько тысяч. С экранов телевизоров зачитывали противоестественные телеграммы из других стран. А еще сообщили, что по просьбе народа, дабы увековечить это знаменательное событие, трем городам и семидесяти улицам присвоено имя Верховного Предводителя. По улицам ходили маленькие девочки в национальных костюмах и целовали всех подряд. Ветераны картофелеуборочных кампаний на радостях объявили было войну тараканам, но те вовремя ушли в подполье, и воевать стало не с кем. Поэтому просто обнимались, целовались, ходили по улицам, распевая старинную патриотическую песню: "Эх, железною лопатой да врага по голове!" А сверху падали звезды и беззвучно гасли, не достигнув земли. Старухи выкидывали из окон приготовленные для себя саваны и устраивали из них на площадях костры. Половина владельцев похоронных обществ сбежала, прихватив с собой в качестве сувениров чемоданчики, битком набитые деньгами. Другая половина попыталась покончить с собой, но потерпела неизбежный крах. А народ веселился и развлекался, пел и танцевал. Все чувствовали себя так, будто с плеч упал огромный тяжелый груз, и в будущем ожидается все только хорошее, и никакого повышения цен больше не будет. Никто не знал, что в это самое время в одной из секретных лабораторий с лихорадочной поспешностью пытаются создать синтетическую смерть. В первую очередь для того, чтобы отправить в страну теней Верховного Предводителя, бессменного борца за демократию, человека, укравшего Созвездие Павлина, который восьмой час бился в агонии и никак не мог умереть.