. Однажды вечером чайки, которые не улетели в ночной полет, стояли вместе на песке, они думали. Джонатан собрался с духом и подошел к Старейшему - к чайке, которая, как говорили, собиралась вскоре расстаться с этим миром. - Чианг... - начал он, немного волнуясь. Старая чайка ласково взглянула на него: - Что, сын мой? С годами Старейший не только не ослабел, а наоборот, стал еще сильнее, он летал быстрее всех чаек в Стае и владел в совершенстве такими приемами, которые остальные еще только осваивали. - Чианг, этот мир... это вовсе не небеса? При свете луны было видно, что Старейший улыбнулся. - Джонатан, ты снова учишься, - сказал он. - Да. А что ждет нас вперед? Куда мы идем? Разве нет такого места - небеса? - Нет, Джонатан, такого места нет. Небеса - это не место и не время. Небеса - это достижение совершенства. - Он помолчал. - Ты, кажется, летаешь очень быстро? - Я... я очень люблю скорость, - сказал Джонатан. Он был поражен - горд! - тем, что Старейший заметил его. - Ты приблизишься к небесам, Джонатан, когда приблизишься к совершенной скорости. Это не значит, что ты должен пролететь тысячу миль в час, миллион, или научиться летать со скоростью света. Потому что любая цифра - это предел, а совершенство не знает предела. Достигнуть совершенной скорости, сын мой - это значит оказаться там. Вдруг Чианг исчез и тут же появился у кромки воды, в пятидесяти футах от Джонатана. Потом он снова исчез и через тысячную долю секунды уже стоял рядом с ним. - Это просто шутка, - сказал он. Джонатан не мог прийти в себя от изумления. Он забыл о небесах. - Как тебе это удается? Что ты чувствуешь, когда так летишь? Какое расстояние ты можешь пролететь? - Пролететь можно любое расстояние в любое время, стоит только захотеть, - сказал Старейший. - Я побывал всюду и везде, куда проникала моя мысль. Он смотрел на морскую гладь. - Странно: чайки, которые отвергают совершенство во имя путешествий, не улетают никуда; где им, копушам! А те, кто отказывается от путешествий во имя совершенства, летают по Вселенной, как метеоры. Запомни, Джонатан, небеса - это не какое-то определенное место или время, потому что ни место, ни время не имеют значения. Небеса - это... - Ты можешь научить меня так летать? Джонатан дрожал, предвкушая радость еще одной победы над неведомым. - Конечно, если ты хочешь научиться. - Хочу. Когда мы начнем? - Можно начать сейчас, если ты не возражаешь. - Я хочу научиться летать, как ты, - сказал Джонатан, и в его глазах зажегся странный огонек. - Скажи, что я должен делать? Чианг говорил медленно, зорко вглядываясь в своего молодого ученика. - Чтобы летать с быстротой мысли или, говоря иначе, летать куда хочешь, - начал он, нужно прежде всего понять, что ты уже прилетел... Суть дела, по словам Чианга, заключалась в том, что Джонатан должен отказаться от представления, будто он узник своего тела с размахом крыльев в 42 дюйма и ограниченным набором заранее запрограммированных возможностей. Суть в том, чтобы понять: его истинное "Я", совершенное, как ненаписанное число, живет одновременно в любой точке пространства в любой момент времени. Джонатан тренировался упорно, ожесточенно, день за днем, с восхода солнца до полуночи. И, несмотря на все усилия, ни на перышко не сдвинулся с места. - Забудь о вере! - твердил Чианг. - Разве тебе нужна была вера, чтобы научиться летать? Тебе нужно было понять, что такое полет. Сейчас ты должен сделать то же самое. Попробуй еще раз... А потом однажды, когда Джонатан стоял на берегу с закрытыми глазами и старался сосредоточится, он вдруг понял о чем говорил Чианг. "Конечно, Чианг прав! Я сотворен совершенным, мои возможности безграничны, я - Чайка!" Он почуствовал могучий прилив радости. - Хорошо! - сказал Чианг, и в его голосе прозвучало торжество. Джонатан открыл глаза. Они были одни - он и Старейший - на совершенно незнакомом морском берегу: деревья подступали к самой воде, над головой висели два желтых близнеца - два солнца. - Наконец-то ты понял, - сказал Чианг, - но тебе нужно еще поработать над управлением... Джонатан не мог прийти в себя от изумления: - Где мы? Необычный пейзаж не произвел на Старейшего никакого впечатления, как и вопрос Джонатана. - Очевидно, на какой-то планете с зеленым небом и двойной звездой вместо солнца. Джонатан испустил радостный клич - первый звук с тех пор, как он покинул Землю. - ПОЛУЧАЕТСЯ! - Разумеется, Джон, разумеется, получается, - сказал Чианг. Когда знаешь, что делаешь, всегда получается. А теперь об управлении.... Они вернулись уже в темноте. Чайки не могли отвести взгляда от Джонатана, в их золотистых глазах застыл ужас: они видели, как его вдруг не стало на том месте, где он провел столько времени в полной неподвижности. Но Джонатан не долго принимал их поздравления. - Я здесь новичок! Я только начинаю! Это мне надо учиться у вас! - Как странно, Джон, - сказал Салливан, стоявший рядом с ним. - За десять тысяч лет я не всретил ни одной чайки, которая училась бы с таким же бесстрашием, как ты. Стая молчала. Джонатан в смущении переступал с лапы на лапу. - Если хочешь, мы можем начать работать над временем, - заговорил Чианг, - и ты научишься летать в прошлое и будущее. Тогда ты будешь подготовлен к тому, чтобы приступить к самому трудному, самому дерзновенному, самому интересному. Ты будешь подготовлен к тому, чтобы летать ввысь, и поймешь, что такое доброта и любовь.. Джонатан быстро продвигался вперед даже с помощью обычных тренировок, но сейчас, под руководством самого Старейшего, он воспринимал новое, как обтекаемая, покрытая перьями вычислительная машина. А потом настал день, когда Чианг исчез. Он спокойно беседовал с чайками и убеждал их постоянно учиться, и тренироваться, и стремиться как можно глубже понять всеобьемлющую невидимую основу вечной жизни. Он говорил, а перья его становились все ярче и ярче и наконец засияли так ослепительно, что ни одна чайка не могла смотреть на него. - Джонатан, - сказал он, и это были его последние слова, - постарайся постичь, что такое любовь. Когда к чайкам вернулось зрение, Чианга с ними уже не было. Дни шли за днями, и Джонатан заметил, что он все чаще думает о Земле, которую покинул. Знай он там одну десятую, одну сотую того, что узнал здесь, насколько полнее была бы его жизнь. Он стоял на песке и думал: что, если там, на Земле, есть чайка, которая пытается вырваться из оков своего естества, пытается понять, что могут дать крылья, кроме возможности долететь до шхуны и схватить корку хлеба. Быть может, она даже решилась сказать это во всеуслышание, и Стая приговорила ее к Изгнанию. И чем больше Джонатан упражнялся в проявлении доброты, чем больше он трудился над познанием природы любви, тем сильнее хотелось ему вернуться на Землю. Потому что, несмотря на свое одинокое прошлое, Джонатан был прирожденным наставником, и его любовь проявлялась прежде всего в сремлении поделиться добытой им правдой с каждой чайкой, которая ждала только благоприятного случая, чтобы тоже устремиться на поиски правды. Салливан, который за это время вполне овладел полетами со скоростью мысли и уже помогал другим, не одобрял замыслов Джонатана. - Джон, тебя некогда приговорили к Изгнанию. Почему ты думаешь, что те же чайки захотят слушать тебя сейчас? Ты знаешь поговорку и знаешь, что она справедлива: чем выше летает чайка, тем дальше она видит. Чайки, от которых ты улетел, стоят на земле, они кричат и дерутся друг с другом. Они живут за тысячи миль от небес, а ты говоришь, что хочешь показать им небеса - оттуда, с Земли! Да ведь они, Джон, не могут разглядеть концов своих собственных крыльев. Оставайся здесь. Помогай здесь новым чайкам, помогай тем, кто взлетел достаточно высоко, чтобы увидеть то, о чем ты хочешь им рассказать. - Он немного помолчал и добавил: - Что, если бы Чианг вернулся в свой старый мир? Где бы ты сам находился сегодня? Последний довод был самым убедительным: конечно, Салливан прав. ЧЕМ ВЫШЕ ЛЕТАЕТ ЧАЙКА, ТЕМ ДАЛЬШЕ ОНА ВИДИТ. Джонатан остался и занимался новыми птицами, которые прилетали на небеса; они все были очень способными и быстро усваивали то, что им обьясняли. Но к нему вернулось прежнее беспокойство, он не мог избавиться от мысли, что на Земле, наверное, живут одна-две чайки, которые тоже могли бы учиться. Насколько больше знал бы он сейчас, появись Чианг рядом с ним в те дни, когда он был Изгнанником! - Салли, я должен вернуться, - сказал он в конце концов. - У тебя прекрасные ученики. Они помогут тебе справиься с новичками. Салливан вздохнул, но не стал возражать. - Боюсь, Джонатан, что я буду скучать по тебе. - Вот и все, что он сказал. - Салли, как тебе не стыдно! - с упреком воскликнул Джонатан. - Разве можно говорить такие глупости! Чем мы с тобой занимаемся изо дня в день? Если наша дружба зависит от таких условностей, как пространство и время, значит, мы сами разрушим наше братство в тот миг, когда сумеем преодолеть пространство и время! Но, преодолевая пространство, единственное, что мы покидаем, - это Здесь. А преодолевая время, мы покидаем только Сейчас. Неужели ты думаешь, что мы не сможем повидаться где-нибудь в промежутке между тем, что называется Здесь и Сейчас? Салливан невольно рассмеялся. - Ты совсем помешался, - сказал он ласково. - Если кто-нибудь в силах показать хоть одной живой душе на Земле, как охватить глазом тысячу миль, это наверняка Джонатан Ливингстон. - Он смотрел на песок. - До свидания, Джон, до свидания, друг. - До свидания, Салли. Мы еще встретимся. Произнося эти слова, Джонатан видел внутренним взором огромные стаи чаек на берегах другого времени и с привычной легкостью ощутил: нет, он не перья да кости, он - совершенное воплощение идеи свободы и полета, его возможности безграничны.. Флетчер Линд был еще очень молодой чайкой, но он уже знал, что не было на свете птицы, которой пришлось бы терпеть такое жестокое обращение Стаи и такую несправедливость! "Мне все равно, что они говорят, - думал он, направляясь к Дальним Скалам; Он кипел от негодования, у него потемнело в глазах. - Летать - это вовсе не значит махать крыльями, чтобы перемещаться с места на место. Это умеет даже... даже комар. Какая-то одна бочка вокруг Старейшей Чайки, просто так, в шутку, и я - Изгнанник! Что они, слепы? Неужели они не видят? Неужели они не понимают, как мы прославимся, если в самом деле научимся летать? Мне все равно, что они обо мне думают. Я покажу им, что значит летать. Пусть я буду одиноким Изгнанником, если им так хочется. Но он пожалеют об этом, еще как пожалеют..." Вдруг он услышал голос, и хотя это был очень тихий голос, Флетчер так испугался, что вздрогнул и застыл в воздухе: - Не сердись на них, Флетчер! Изгнав тебя, они причинили вред только самим себе, и когда-нибудь они увидят то, что видишь ты. Прости их и помоги им понять. На расстоянии дюйма от конца его правого крыла летела ослепительно белая, самая белая чайка на свете, она скользила рядом с Флетчером без малейших усилий, не шевеля ни перышком, хотя Флетчер летел почти на предельной скорости. На мгновение у молодого Флетчера все смешалось в голове. "Что со мной происходит? Я сошел с ума? Я умер? Что это значит?" Негромкий спокойный голос вторгался в его мысли и требовал ответа. - Чайка Флетчер Линд, ты хочешь летать? - ДА, Я ХОЧУ ЛЕТАТЬ! - Чайка Флетчер Линд, так ли ты сильно хочешь летать, что готов простить Стаю и учиться, и однажды вернуться к ним, и постараться помочь им узнать то, что знаешь сам? Такому искусному, такому ослепительному существу нельзя было солгать, какой бы гордой птицей ни был Флетчер, как бы сильно его не оскорбили. - Да, - сказал он едва слышно. - Тогда, Флетч, - обратилось к нему сияюшее создание с ласковым голосом, - давай начнем с Горизонтального Полета...