2 Было часов восемь утра, когда шофер такси высадил меня в ближайшем городе на каком-то углу. Я расплатился и минут двадцать прогуливался. Затем зашел в закусочную, устроился за столиком и заказал сок, пару яиц, тост, бекон и три чашки кофе. Бекон был жирноват. Примерно с час пронаслаждавшись завтраком, я еще погулял, нашел магазин одежды и подождал до девяти тридцати -- времени открытия. Я купил себе пару брюк, три рубашки спортивного покроя, пояс, нижнее белье и подходящие ботинки. Я также выбрал себе носовой платок, бумажник и расческу. Затем я разыскал Грейнхаундскую автобусную станцию и сел в автобус до Нью-Йорка. Никто не пытался меня остановить. Похоже, никто меня и не разыскивал. Сидя у окна, глядя на деревенский пейзаж в осенних тонах, освеженный живыми ветерками с яркого, холодного неба, я попытался упорядочить все, что знал о себе и о том, что со мной произошло. Я, Карл Кори, был помещен в Гринвуд моей сестрой Эвелин Флаумель. Это произошло примерно две недели назад после автомобильной катастрофы, в результате которой я получил переломы ног -- хотя этого я и не чувствовал. Я не помнил никакой сестры Эвелин. Вероятно, персонал Гринвуда получил указание держать меня в постели беспомощным, но когда я освободился и пригрозил, испугался последствий. Ну, что ж. Значит, кто-то меня боится. А значит, я буду вести себя соответственно. Я попытался вспомнить, как произошла авария, и додумался до того, что у меня разболелась голова. Но все-таки авария не могла быть несчастным случаем. Я был в этом убежден, хотя и не знал, почему. Я выясню и это, и тогда кое-кто заплатит. Очень, очень много заплатит. Ненависть, могучая ненависть горячей волной ударила меня в грудь. Кто бы ни пытался сломать или использовать меня, сделал это себе на беду, и теперь, кто бы он ни был, он не будет обижен моим вниманием. Я ощутил сильное желание убить, уничтожить этого мерзавца, и вдруг понял, что эти ощущения не новы и что в прошлой жизни именно так я и поступал. И не раз. Я уставился в окно, глядя, как падают мертвые листья. Добравшись до Большого Города, я, во-первых, зашел в парикмахерскую побриться и подстричься, а во-вторых, отправился в туалетную комнату и надел свежую рубашку -- терпеть не могу, когда срезанные волосы щекочут шею. Автоматический пистолет калибра 0.32, принадлежавший неизвестному типу из Гринвуда, лежал в правом кармане куртки. Предполагаю, что если Гринвуд или моя сестра захотели бы вдруг разыскать меня, то незаконное ношение оружия вряд ли пошло бы мне на пользу. Но я решил, что так спокойнее. Сначала меня надо найти, а потом... Главное, я хотел понять причину всех событий. Я быстро перекусил в ближайшем кафе, потом целый час ездил в метро и на автобусах, соскакивая на самых неожиданных станциях, затем взял такси и назвал адрес Эвелин в Уэстчестере -- адрес моей сестры и желанного источника воспоминаний. Прежде, чем мы приехали, я обдумал тактику дальнейших действий. И когда в ответ на мой стук, после получасового ожидания, старинная большая калитка отворилась, я уже знал, что буду говорить. Я все тщательно обдумал, пока шел к дому по длинной извилистой аллее, выложенной белым гравием, мимо дубов и ярких кленов -- ветер холодил мою подстриженную шею под поднятым воротником куртки, под ногами хрустели листья. Запах тоника от моих волос смешивался с густым запахом плюща, обвивавшего стены старого каменного здания. Все было незнакомо, и вряд ли я когда-либо был здесь раньше. Я постучал, и мне ответило эхо. Затем я засунул руки в карманы и стал ждать. Когда дверь отворилась, я улыбнулся и кивнул плоскогрудой служанке с россыпью родинок на лице. -- Да?-- сказала она с пуэрториканским акцентом. -- Я хочу видеть миссис Эвелин Флаумель. -- Как прикажете доложить? -- Ее брат Карл. -- О, входите, пожалуйста,-- сказала она мне. Я вошел в прихожую. Пол был выложен мозаикой из крохотных бирюзовых и лососевых кафельных плиток. Стены красного дерева, заросли больших зеленых лопухов, оккупировавших кадки на левой половине комнаты. Сверху проливал желтый свет куб из стекла и эмали. Девушка удалилась, и я стал осматриваться, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь знакомое. Ничего. Тогда я стал просто ждать. Наконец служанка вернулась, улыбнулась, кивнула и молвила: -- Пожалуйста, идите за мной. Она примет вас в библиотеке. Я пошел следом: три лестничных пролета вверх, затем по коридору мимо двух закрытых дверей. Третья дверь слева была открыта, и служанка жестом пригласила войти. Я вошел и остановился на пороге. Как и в любой библиотеке, здесь были бесконечные этажи книг. Еще здесь были три картины -- два лесных пейзажа и один морской. Пол был застлан тяжелым зеленым ковром. Рядом с громадным столом стоял такой же громадный глобус, с лица которого на меня смотрела Африка. Позади стола и глобуса во всю стену распростерлось окно со стеклом толщиной не меньше восьми сантиметров. Но не это стало причиной моего замешательства. На женщине, сидевшей за столом, было платье цвета морской волны с глубоким вырезом спереди и широким воротником, у нее были длинные волосы в локонах, по цвету напоминавшие нечто среднее между закатными облаками и пламенем свечи в темной комнате, -- не крашенные, я откуда-то знал это, -- а ее глаза за большими очками, в которых она, по-моему, не нуждалась, -- я это тоже знал, -- светились такой же голубизной, как озеро Эри в три часа пополудни ясным летним днем, а цвет ее сжатых губ гармонировал с волосами. Но и это не стало причиной моего замешательства. Я знал ее, откуда-то знал, хотя и не мог сказать, откуда. Я двинулся вперед, надев на себя улыбку. -- Привет,-- сказал я. -- Садись,-- она указала на кресло с высокой спинкой и большими подлокотниками, оно было оранжевым и удобным -- как раз для меня. Я сел, и она пристально взглянула на меня. -- Я рада видеть тебя снова на ногах. -- Я тоже. Как поживаешь? -- Спасибо, хорошо. Должна признаться, что я не ожидала увидеть тебя здесь. -- Знаю,-- приврал я,-- но я здесь, чтобы поблагодарить тебя за заботу и ласку. Я позволил прозвучать легкой ноте иронии, чтобы посмотреть на ее реакцию. В это время в комнату вошла гигантская собака -- ирландский волкодав -- и свернулась в клубок возле стола. Вторая пришла следом, но перед тем как лечь, дважды обошла глобус. -- Вот именно,-- ответила она, возвращая иронию,-- это самое малое, что я могла для тебя сделать. В следующий раз будь осторожнее за рулем. -- Обещаю тебе, что буду принимать все меры предосторожности. Я не знал, в какие игры мы играем, но так как и она не знала, что я этого не знаю, я решил выудить из нее все, что удастся. -- Я подумал, что тебе будет небезынтересно, в каком я сейчас состоянии, вот я и пришел. -- Я была... я...-- ответила она.-- Ты что-нибудь ел? -- Завтракал часа два тому назад. Она позвонила служанке и приказала накрыть на стол. Затем: -- Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда придешь в себя. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро и что ты явишься сюда. -- Знаю,-- ответил я.-- Потому-то я и пришел. Она предложила мне сигарету, я взял, дал прикурить ей, затем закурил сам. -- Ты всегда вел себя неожиданно,-- сказала она после несколько затянувшейся паузы.-- Правда, в прошлом тебе это помогало, но не думаю, что ты что-нибудь отыграешь сейчас. -- Что ты хочешь этим сказать?-- спросил я. -- Ставка слишком высока для блефа, а мне кажется, что ты именно блефуешь, явившись ко мне вот так, запросто. Я всегда восхищалась твоей смелостью, Кэвин, но не будь дураком. Ты знаешь счет в игре. КЭВИН? Запишем это после "Кори". -- А может, не знаю,-- ответил я.-- Ведь какое-то время я спал, разве не помнишь? -- Ты хочешь сказать, что ни с кем не связывался? -- Как проснулся, не представилось случая. Она наклонила голову на сторону, и ее удивительные глаза сузились. -- Опрометчиво,-- сказала она,-- но возможно. Просто возможно. Ты мог попробовать. Ты мог. Я притворюсь, что ты так и сделал. В таком случае, ты поступил остроумно и неопасно. Дай мне подумать об этом. Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала, и я решил ухватить то, что показалось выгодным в этой игре, которую я не понимал, с игроками, которых я не знал, и ради ставок, о которых я не имел никакого понятия. -- Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем,-- сказал я. -- Да, знаю. Но ты слишком хитроумен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем и увидим. Подождем чего? Увидим что? Галлюцинацию? К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни малейшего понятия. Бифштекс был прекрасен -- розовый внутри, сочный, и я аппетитно захрустел поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу, нарезая свой бифштекс маленькими ломтиками. -- Я люблю рвение, с которым ты набрасываешься на жизнь, Кэвин. И это одна из причин, почему мне не нравится смотреть, как ты рвешь с ней знакомство. -- Мне тоже,-- пробормотал я. И пока я ел, я увидел ее. Я увидел ее в одеянии с большим вырезом на груди, в платье с пышной юбкой, зеленом -- как может зеленеть только море. Звенела музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Я носил черное с серебряным, и... Видение исчезло, оно было настоящей частью моих воспоминаний, и я искренне выругался: как мне не хватает их. Что говорила она, в своем зеленом, мне, в моем черном и серебряном, той ночью среди музыки, танцев и голосов? Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать свое видение на Эвелин. -- Я вспомнил ночь,-- сказал я,-- ты была в зеленом, а я одет в свои цвета. Как тогда все казалось прекрасным, и музыка... На лице ее возникло мечтательное выражение, щеки порозовели. -- Да,-- сказала она,-- прекрасные были времена... Скажи, ты действительно еще ни с кем не связался? -- Слово чести,-- сказал я, что бы это ни значило. -- Стало еще хуже,--сказала она,-- сейчас в Тени больше ужасов, чем можно себе представить... -- И?..-- спросил я. -- Он в прежних заботах,-- закончила она. -- О. -- Да,-- продолжала она,-- и он захочет знать, где ты остановился. -- Вот здесь,--сказал я. -- Ты хочешь сказать?.. -- Пока, -- сказал я, наверное, слишком поспешно, поскольку ее глаза слишком широко распахнулись.-- Пока не буду знать, в каком положении дела,-- что бы это ни значило. -- О. И мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Потом мы пили кофе маленькими глоточками, и я почувствовал к ней самые настоящие братские чувства, но быстренько подавил их. Я спросил: -- Что у других?-- Это могло означать что угодно, а звучало безопасно. На минуту я испугался, что сейчас она спросит, что я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала: -- Как всегда, ничего нового не слышно. Возможно, ты был мудрее всех. Мне здесь так хорошо. Но как можно забыть все... величие? Я опустил глаза долу, поскольку не был уверен в своем взгляде, и сказал: -- Нельзя. Просто невозможно. Последовало долгое и неуютное для меня молчание, которое все же нарушила она. -- Ты ненавидишь меня? -- Что за чушь,-- сказал я.-- Как я могу -- если принять во внимание все? Это, казалось, порадовало ее, и она продемонстрировала свои зубки, оказавшиеся весьма белыми. -- Хорошо. И спасибо тебе. Кем бы ты ни был, но ты -- джентльмен. Я поклонился и расшаркался. -- Ты вскружишь мне голову. -- Вряд ли,-- сказала она.-- Если принять во внимание все. И я почувствовал себя неуютно. Моя ненависть вновь пробудилась, и я подумал, знает ли она, против кого она может быть направлена. Я понял, что знает. Я с трудом удержался от желания спросить об этом в лоб. -- Что же ты думаешь делать? -- спросила она в конце концов, и у меня не оставалось другого выхода, как туманно ответить: -- Ну, конечно же, ты мне не веришь... -- Да как мы можем тебе верить? Я решил запомнить это "мы". -- Вот видишь. Так что сейчас я просто воспользуюсь твоим покровительством. Я буду рад остаться здесь, где тебе совсем не трудно следить за мной. -- А дальше? -- Дальше? Посмотрим. В нашей беседе наступила довольно-таки долгая пауза. Эвелин не выдержала ее первой. -- Умно,-- сказала она.-- Очень умно, и ты ставишь меня в неловкое положение. (Честно говоря, мне просто некуда было деться, а на деньги, которые я удержал с доктора, долго не протянуть). -- Да, конечно, ты можешь остаться, но разреши предупредить тебя,-- тут она поиграла каким-то брелком, свисавшим с цепочки на шее,-- это -- ультразвуковой свисток, специально для собак. У Доннера и Блитцена четыре брата, и все они обучены позаботиться о гадких людях, и все они сбегаются на мой свисток. Так что поостерегись появляться там, где твое присутствие нежелательно. Свисток-другой -- и даже ты не выстоишь против их атаки. В Ирландии не осталось волков после того, как там вывели эту породу собак. -- Знаю,-- механически ответил я, и тут же понял, что действительно это знаю. -- Да,-- продолжала она.-- Эрик будет доволен, что ты -- мой гость. Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь ты именно этого и хочешь, "нессе-па"? -- "Уи",-- ответил я. Эрик! Это что-то значило! Я знал Эрика, и почему-то было очень важно, что я знал его. Не недавно. Давно. Но Эрик, которого я знал, был словно тень вокруг меня, и это было важно. Почему? Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел так, что размышления о том, как бы его убить, были для меня не в диковинку. Возможно, я даже пытался их осуществить. К тому же, между нами была какая-то связь, что я тоже знал. Родственная? Да. Именно так. Причем ни я, ни он не были в восторге от того, что мы... братья. Я помнил... помнил... Большой, сильный Эрик -- с его влажной, кудрявой бородой и глазами -- такими же, как у Эвелин! На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в висках отчаянно запульсировало, шея взмокла. Я ничему не позволил отразиться на моем лице, но заставил себя сделать еще одну затяжку и еще один глоток пива, потому что сообразил, что Эвелин -- действительно моя сестра! Только звали ее не Эвелин. Я никак не мог вспомнить ее настоящего имени. Придется быть осторожней,-- решил я.-- Я вообще не буду называть ее по имени, пока не вспомню. А что же со мной? И что за страсти вокруг меня? Эрик, внезапно понял я, был как-то связан с тем несчастным случаем. Он должен был закончиться для меня фатально, да только я выпутался. Не ОН ли и организовал все? Да, откликнулась моя интуиция. Это обязан быть Эрик. А Эвелин помогала ему, выплачивая Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть мертвым, но... Внезапно я понял, что, придя к Эвелин, я бросился Эрику прямо в руки, стал его пленником, и если я останусь -- я открыт для новой атаки. Но она сказала, что раз я -- гость, то Эрику придется оставить меня в покое. Я задумался. Я не имел права верить всему, что мне говорили. Придется все время быть начеку. Может, будет лучше, если я исчезну, пока память полностью не вернется. Но это дикое ощущение смертельной необходимости. Я был обязан раскусить эту задачу, и как можно скорее, -- и действовать, как только узнаю все. Это лежало на мне как проклятие. Если опасность была ценою памяти, а риск -- платой за удобный случай, то быть по сему. Я остаюсь. -- И я помню...-- сказала Эвелин. Тут я понял, что она говорит со мной уже несколько минут, а я даже не слушаю. Возможно, это было эхом ее слов, не требующих ответа, ну и неотвязность моих собственных мыслей. -- Я помню тот день, когда ты победил Джулиэна в его любимых состязаниях, а он швырнул в тебя стакан с вином и проклял тебя. Но приз все-таки выиграл ты. И он внезапно испугался, что зашел слишком далеко. Но ты просто рассмеялся и выпил с ним другой стакан вина. Я думаю, он раскаивается до сих пор, что не сдержался -- ведь он такой хладнокровный, и мне кажется, что он очень завидовал тебе в тот день. Ты помнишь?! Мне кажется, что с тех пор почти во всем он старается подражать тебе. Но я ненавижу его по-прежнему и надеюсь, что когда-нибудь он все же споткнется, я чувствую, он споткнется. Джулиэн, Джулиэн, Джулиэн. Да и нет. Что-то насчет состязания и искушения человека, и разрушения его почти легендарного самообладания. Да, здесь было ощущение знакомого; нет, я не мог в действительности сказать, с чем все это связано. -- А Кэйн, как здорово ты одурачил его! Знаешь, он все еще ненавидит тебя... Я сделал вывод, что меня не слишком-то любили. Так или иначе, это чувство меня порадовало. И Кэйн тоже звучало знакомо. Очень. Эрик, Джулиэн, Кэйн, Кэвин. Имена эти плыли в моей голове, переполняли меня. -- Это было так давно...-- сказал я почти непроизвольно, и, кажется, это было правдой. -- Кэвин,-- сказала она,-- хватит фехтовать. Ты хочешь большего, чем безопасность, я это знаю. И ты достаточно силен, и кое-чего достигнешь, если сыграешь правильно. Я не могу даже догадаться, что у тебя на уме, но, может быть, мы еще сможем сторговаться с Эриком. Это "мы" явно прозвучало фальшиво. Она пришла к некоему заключению по поводу моей ценности, как бы все ни пошло. Она увидела шанс урвать для себя, я бы сказал, кусочек. Я улыбнулся, совсем чуть-чуть. -- Ведь ты потому и пришел ко мне?-- продолжала она.-- У тебя есть какие-то предложения Эрику и ты хочешь, чтобы переговоры вел посредник? -- Может быть,-- сказал я.-- Только надо все хорошенько обдумать. Я так недавно поправился, что хорошо бы все взвесить в укромном уголке -- на случай, если я вдруг решу, что с Эриком лучше всего вести переговоры и придется действовать быстро. -- Будь осторожен,-- сказала она.-- Ты же знаешь, я доложу о каждом твоем слове. -- Ну, конечно,-- сказал я, не зная об этом вовсе, и вслепую нащупывая пути быстрого отступления,-- если только твои заветные желания не совпадают с моими. Ее брови сдвинулись и между ними пролегли короткие морщинки. -- Я не совсем понимаю, что ты мне предлагаешь. -- Я ничего не предлагаю,-- сказал я.-- Пока. Просто я открыт и честен с тобой и говорю, что ничего толком не знаю. Я не уверен, что хочу договориваться с Эриком. Ведь в конце концов...-- я нарочно дал словам повиснуть, потому что мне нечем было их продолжить, хотя и чуял, что следовало это сделать. -- А что ты предлагаешь взамен?-- она резко вскочила, схватившись за свисток.-- Блейс! Ну конечно! -- Сядь и не смеши меня,-- ответил я.-- Неужели я пришел бы к тебе вот так, запросто, отдался на твою милость, просто на корм собакам, потому что ты случайно подумала о Блейсе? Она расслабилась, может даже размякла и снова села. -- Вероятно, нет,-- сказала она наконец,-- но я знаю: ты -- игрок, и я знаю -- ты можешь предать. Если ты пришел сюда, чтобы отделаться от противника, не мучай себя попыткой. Я не столь важная птица. Кроме того, я всегда думала, что все же нравлюсь тебе. -- Так было и есть,-- ответил я,-- тебе не о чем беспокоиться -- и не беспокойся. Но интересно, что ты упомянула Блейса. Приманка, приманка, приманка! Мне так много надо было знать. -- Почему? Он все-таки связался с тобой? -- Я предпочитаю молчать,-- ответил я в надежде, что это даст хоть какие-то преимущества, тем более, что по разговору можно было предположить, какую позицию занимает Блейс.-- Если б он и связался, я ответил бы ему то же, что и Эрику: "Я подумаю". -- Блейс,-- повторила она. "Блейс,-- сказал я сам себе.-- Блейс, ты мне нравишься. Я забыл, почему. И я знаю, есть повод, чтобы ты мне не нравился, но ты мне нравишься. Это я тоже знаю". Некоторое время мы сидели молча, и я почувствовал, что сильно устал, но не хотелось показывать этого. Я должен быть сильным. Я знал, что должен быть сильным. Я сидел там и улыбался, и говорил: -- Хорошая у тебя здесь библиотека. -- Спасибо,-- ответила она.-- Блейс,-- повторила она после очередной паузы.-- Скажи, ты действительно думаешь, что у него есть хотя бы один шанс? -- Кто знает,-- пожал я плечами.-- По крайней мере, не я. Может быть, он знает, может быть, нет. Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Даже рот у нее чуть приоткрылся. -- Не ты?-- сказала она.-- Слушай, а ты не собираешься попробовать сам? Тогда я рассмеялся, чтобы как-то сгладить ее догадку. Отсмеявшись, я сказал: -- Не болтай глупостей. Я? Но когда она произнесла это, я осознал, что она коснулась какой-то струны, какой-то глубоко закопанной мысли, мощно откликнувшейся: "А почему бы и нет?" Внезапно я почувствовал страх. Кажется, она поверила. Что ж, каким бы ни был мой отказ, я отказался. Она улыбнулась в ответ и махнула рукой в сторону встроенного в стену бара. -- Я бы с удовольствием выпила ирландского. -- Да и я не откажусь,-- я поднялся и налил нам два стакана. -- Знаешь,-- сказал я, вновь усевшись,-- все-таки приятно сидеть с тобой вот так, даже если это и ненадолго. Это навевает воспоминания. И она улыбнулась, засияла. -- Ты прав,-- она отхлебнула виски.-- С тобой я чувствую себя совсем как в Янтаре. Я чуть было не пролил выпивку. Янтарь! Слово молнией прошило мой позвоночник! Затем она заплакала, и я поднялся, полуобнял ее за плечи, чтобы успокоить. -- Не плачь, малышка. Пожалуйста, не надо. От этого мне тоже невесело. Янтарь! Что-то было в этом слове, что-то мощное и электризующее. -- Хорошие дни еще вернутся,-- мягко сказал я. -- Ты действительно веришь в это? -- Да,-- громко ответил я.-- Да, верю! -- Ты сумасшедший! Может быть, потому ты всегда был моим самым любимым братом. Я могу поверить во все, что бы ты ни говорил, хоть я и знаю, что ты сумасшедший!-- затем она еще немного поплакала, потом успокоилась.-- Кэвин, если ты сделаешь это, если каким-то диким и причудливым путем в Тени ты сделаешь это, вспомнишь ли ты о своей маленькой сестричке Флоримель? -- Да,-- ответил я, зная, что это ее имя,-- да, я тебя не забуду. -- Спасибо. Я расскажу Эрику только самое главное, а о Блейсе и своих догадках вообще не скажу ничего. -- Спасибо, Флори. -- И все же я ни чуточки тебе не доверяю,-- добавила она.-- Помни это тоже. -- Ясно и без слов. Потом она снова позвонила служанке, которая проводила меня в спальню, где я еле смог раздеться, после чего замертво свалился в постель и проспал одиннадцать часов кряду.