3. Когда я проснулся на следующее утро, ее в доме не было, записки мне она тоже не оставила. Служанка накрыла мне завтрак на кухне и ушла по своим служебным делам. Я отверг естественное желание попытаться выудить у нее все, что только можно, потому что либо она ничего не знала, либо ничего не сказала бы о том, что я хотел знать, а о моей попытке расспросить ее обязательно бы донесла Флоре. И раз так оказалось, что я остался на настоящий момент полновластным хозяином дома, я решил вернуться в библиотеку и попытаться разузнать там как можно больше, если, конечно, там было что узнавать. Да, кроме того, я люблю библиотеки. Мне в них очень уютно, и я всегда чувствую себя в полной безопасности за стеной слов, красивых и мудрых. Я всегда чувствую себя лучше, когда сознаю, что в мире осталось еще что-то, сдерживаюшее в нем все самое плохое. Доннер, или Блитцер, или один из их родственников появился неизвестно откуда и пошел за мной на негнущихся ногах, нюхая носом воздух. Я попытался с ним подружиться, но это было все равно, что кокетничать с регулировщиком движения, который своим жезлом приказал тебе остановиться у обочины дороги. По пути в библиотеку я заглянул и в другие двери, но это были самые обычные комнаты, достаточно невинно выглядевшие. Когда я вошел в библиотеку, Африка все еще была передо мной. Я закрыл за собой дверь, чтобы собаки мне не мешали, и прошелся по комнате, читая названия книг на стеллажах. Тут было множество книг по истории. По-моему, они составляли основу всей этой коллекции. Были тут также книги и по искусству, большие и дорогие издания, и я пролистал некоторые из них. Обычно мне лучше всего думается, когда я думаю о чем-то совсем постороннем. Меня немного удивило то, что Флора, очевидно, была богата. Если мы действительно были братом и сестрой, значило ли это, что я тоже был отнюдь не нищим? Я стал думать о своем доходе, социальном положении, профессии, занятии. У меня было ощущение, что денежный вопрос мало меня беспокоил и что когда мне нужны были деньги, я доставал их без всякого труда. Был ли у меня тоже дом? Я не мог вспомнить. Чем я занимался? Я уселся за столом и начал методически выискивать в себе те знания, которыми я мог о себе располагать. Это очень трудно - исследовать самого себя, так сказать, со стороны, как человека незнакомого. Наверно, именно поэтому у меня ничего и не получилось. Что-то твое является частью тебя, и отделить это невозможно. Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал некоторые анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти рефлекторно я стал в уме повторять некоторые стадии хирургической операции. Тогда я понял, что в прошлом оперировал людей. Но все это было не то. Хоть я и вспомнил, что у меня было медицинское образование, оно всего лишь было составной частью чего-то другого. Я знал, не знаю почему, что я не был практикующим хирургом. Кем же тогда я был? Кем еще? Что-то привлекло мое внимание. Сидя за столом, я мог видеть всю комнату до дальней стены, на которой среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля, которую я как-то проглядел в прошлый вечер. Я поднялся, подошел к стене и взял саблю в руки. Про себя я даже поцокал, увидев, в каком состоянии было оружие. Мне захотелось взять в руки масляную тряпку и абразив, чтобы привести саблю в надлежащий вид. Значит, я разбирался в антикварном оружии, по крайней мере, в рубящем. С саблей в руке я чувствовал себя удобно и легко. Я отдал салют. Потом несколько раз провел атаку, сделал пару выпадов и принял оборонительную позицию. Да, я умел фехтовать. Так что же у меня было за прошлое? Я оглянулся, пытаясь увидеть еще что-нибудь, что могло бы прояснить мой ум. Но больше ничего в голову мне не приходило, так что я повесил саблю на место и вернулся за стол. Усевшись поудобнее, я решил обследовать его содержимое. Я начал со среднего ящика, потом тщательно обследовал ящики с правой и левой стороны. Чековые книжки, конверты, почтовые марки, листы бумаги, огрызки карандашей, резинки - все, чего и следовало ожидать. Каждый ящик я вытаскивал полностью и держал на коленях, пока исследовал его содержимое. Сделал я это не специально. Это было, очевидно, частью той подготовки, которую я получил в прошлом, и она говорила мне, что у ящика всегда надо осматривать боковые стороны и днище. И тем не менее я чуть было не упустил из виду одну деталь, которая привлекла мое внимание лишь в самую последнюю минуту; задняя стенка правого нижнего ящика была ниже, чем у всех остальных. Это говорило о чем-то, и когда я наклонился и заглянул внутрь пространства, куда вдвигался ящик, я увидел нечто похожее на небольшую коробочку. Коробка эта оказалась небольшим потайным ящиком, который был заперт. Примерно минута ушла у меня на дурацкую возню со скрепками, булавками и, наконец, металлическим рожком для обуви, который я видел в другом ящике. Рожок для обуви был именно тем, что нужно. В ящике лежала колода игральных карт. И когда я увидел рисунок на обложке пачки, я вздрогнул, меня прошиб холодный пот и дыхание мое участилось. Это был рисунок белого единорога на травянистом поле. И я знал этот рисунок, но не мог вспомнить, что он значит, и мне было больно. Я открыл пачку и вынул карты. Это была колода из одних картинок с их чашами, шпагами, копьями и всеми прочими атрибутами. Обычная укороченная колода - но червовая масть была совсем не такой. Я вставил на место оба ящика, но сделал это достаточно осторожно, чтобы случайно не закрыть потайного, пока я не исследую колоду до конца. Червовые картинки выглядели совсем как живые, казалось, они в любую минуту готовы были сойти со своих сверкающих поверхностей. На ощупь карты были холодными и мне доставляло удовольствие держать их в руках. Внезапно я понял, что когда-то и у меня была точно такая колода. Я начал раскладывать карты на столе перед собой. На одной из них был нарисован хитрый маленький человечек с острым носом, смеющимся ртом и копной соломенных волос. Он был одет в нечто, напоминающее костюм эпохи Ренессанса желтых, красных тонов. На нем был длинный плащ и обтягивающая короткая кожаная куртка. И я знал его. Его звали Рэндом. Со следующей карты на меня смотрело бесстрастное лицо Джулиана. Его темные волосы свисали ниже плеч, в голубых глазах не отражалось ничего. Он был полностью покрыт белыми доспехами, именно белыми, а не серебристыми или с металлическим оттенком, и выглядел так, как будто с ног до головы был покрыт эмалью. Я знал, однако, что несмотря на кажущуюся легкость, даже на декоративность, доспехи эти невозможно было пробить, и они смягчали практически любой удар. Это был тот самый человек, которого я победил в его излюбленной игре, за что он бросил в меня стакан с вином. Я знал его, и я его ненавидел. Затем я увидел смуглого, темноглазого Каина, одетого в черный и зеленый сатин, с треуголкой, небрежно сдвинутой набекрень, из которой торчал плюмаж перьев. Он стоял ко мне в профиль, откинув одну руку в сторону, вывернув носки сапог, и на поясе его висел кинжал, в рукоять которого был вставлен большой изумруд. Я не был уверен, как к нему отношусь. Следующим был Эрик. Красивый по любым стандартам мужчина с волосами настолько черными, что они даже отливали голубизной. Борода его курчавилась у всегда улыбающегося рта. Одет он был в простой кожаный камзол, кожаные чулки, плащ и высокие черные сапоги, на красном поясе висела серебряная шпага, скрепленная большим рубином, а высокий стоячий воротник и манжеты тоже были оторочены красным. Руки его, с большими пальцами, заткнутыми за пояс, выглядели сильными и уверенными. Пара черных перчаток свисала с пояса у правого бедра. Это он, я был уверен, пытался убить меня в тот день, и это чуть было ему не удалось. Я смотрел на него и чувствовал, что где-то я его боюсь. Затем появился Бенедикт, высокий и суровый, худой телом и лицом, и с мощным умом. Его цвета были желтые, оранжевые и коричневые и это странным образом напоминало мне копны душистого летнего сена. У него был сильный волевой подбородок, карие глаза и каштановые волосы, которые никогда не вились. Он стоял рядом с гнедым конем, опираясь на копье, увенчанное гирляндой цветов. Он редко смеялся. Мне он нравился. Когда я перевернул следующую карту, дыхание мое на секунду остановилось, и сердце чуть было не выпрыгнуло из груди. Это был я. Я знал себя и, глядя на карту, у меня возникло ощущение, что я гляжусь в зеркало. Зеленые глаза, черные волосы, весь в черном и серебряном. На мне был плащ, и он был слегка подвернут, как бывает от порыва ветра. На мне были одеты черные сапоги, такие же, как у Эрика, и на боку у меня тоже висела шпага, только она была тяжелее, хотя и не такая длинная, как у него. На руках моих были перчатки, черные с серебристым отливом. Застежка плаща на шее была сделана в форме серебряной розы. Я - Корвин. И высокий, мощный мужчина смотрел на меня со следующей карты. Он был похож на меня, только подбородок его был тяжелее, и я знал, что он больше меня, хотя и значительно медленнее. О его силе ходили легенды. Он был одет в серый с голубым обтягивающий костюм с широким черным поясом посередине, и он стоял и смеялся. Вокруг его шеи на тяжелой цепи висел серебряный охотничий рог. У него была коротко подстриженная борода и небольшие усики. В правой руке он держал кубок с вином. Я почувствовал к нему внезапную привязанность. Тогда я вспомнил его имя. Жерар. За ним следовал человек с большой светлой бородой и огненными волосами, весь разодетый в красные и желтые шелка. В правой руке он держал шпагу, а в левой - кубок с вином, и сам дьявол плясал у него в глазах, таких же голубых, как у Флоры и Эрика. У него был узкий подбородок, но этот недостаток скрывала борода. Шпага его была выложена золотым орнаментом. Он носил два больших кольца на правой руке и одно - на левой: изумруд, рубин и сапфир соответственно. Это, я знал, был Блейз. Затем появилась фигура, похожая на Блейза и на меня. Мои черты лица, хотя и более мелкие, мои глаза, волосы Блейза и без бороды. На нем был охотничий зеленый костюм и сидел он на белой лошади лицом к правой стороне карты. В нем чувствовались одновременно и сила, и слабость, воля и нерешительность. И я тоже и одобрял, и не одобрял этого человека, относился к нему хорошо, но не любил его. Звали его Бранд. Я знал его имя, как только посмотрел на карту. Сразу же. Да, я знаю их всех, причем хорошо, - неожиданно понял я, - помню их всех со всеми достоинствами и слабостями, знаю, в чем их сила и как можно их победить. Потому что они были моими братьями. Я закурил сигарету из пачки, лежащей на столе, откинулся на спинку стула и попытался осознать все то, что вспомнил. Они были моими братьями, эти 8 странных людей, одетых в странные костюмы. И я знал, что это их право - одеваться во что они пожелают, и что в этом нет ничего странного, так же как я имел полное право одеваться в черное с серебром. Затем я ухмыльнулся, вспомнив, что я купил в той маленькой лавочке в Гринвуде. На мне были одеты черные брюки, и все три рубашки, которые я выбрал, были серовато-серебристого оттенка. Куртка моя тоже была черной. Я вернулся к картам и увидел Флору в наряде зеленом, как море, совсем такой, как я вспомнил ее в предыдущий вечер; затем черноволосую девушку с такими же голубыми глазами, причем волосы у нее были густые и длинные, а одета она была во все черное, с серебряным поясом вокруг талии. Глаза мои наполнились слезами, сам не знаю почему. Ее звали Дейдра. Затем появилась Фиона, с волосами такими же, как у Блейза или Бранда, моими глазами и жемчужной кожей. Я почувствовал ненависть к ней в ту самую секунду, когда карта ее открылась перед моими глазами. Следующей была Льювилла, с волосами под цвет ее нефритовых глаз, в переливающемся бледно-зеленом платье, с печальным мягким выражением на лице. Почему-то я знал, что она была непохожа на всех нас. Но и она была моей сестрой. Я почувствовал ужасное одиночество, отдаленность от всех них. И тем не менее, мне казалось, что я почти физически ощущаю их присутствие. Карты были так холодны на ощупь, что я снова сложил их вместе, хотя и с явной и непонятной мне неохотой, что пришлось с ними расстаться. Но других картинок в червях не было. Все остальные были самыми обычными картами. И я почему-то - ах! Опять это" почему-то"! - Знал, что колода была неполна, и несколько карт в ней недоставало. Однако я понятия не имел, что должно было быть на отсутствующих картах, и мне это было до странности печально. Я взял в руки свою сигарету и задумался. Почему все вспоминалось мне отчетливо, когда я держал карты в руках - практически сразу же? Теперь я знал больше, чем раньше, но только из того, что касалось лиц и имен, все остальное как было, так и осталось в тумане. Я никак не мог понять всю важность того, что мы были изображены на картах. Хотя желание иметь у себя такую колоду было неизмеримо сильно. Правда, Флорину колоду взять не удастся - она сразу заметит пропажу, и у меня могут быть крупные неприятности. Так что пришлось положить ее в потайной ящик и вновь запереть его. А затем, господи, как я напрягал свой ум! Но все напрасно. Пока не вспомнил магическое слово. Э М - Б Е Р! Это слово сильно взволновало меня в прошлый вечер. Видимо, даже слишком, потому что я избегал, хоть и невольно, думать о нем с тех самых пор. Но сейчас я стал повторять это слово в уме вновь и вновь, каждый раз обдумывая, какие оно вызывает у меня ассоциации. Это слово навевало на меня тоску, желание и тяжелую ностальгию. В нем было чувство позабытой красоты и волнение мощи и силы, непреодолимой, почти божественной. Это слово было для меня родным. Оно было частью меня, а я - его. Внезапно я понял, что это название места, которое я когда-то знал. Но в голове моей не возникло никаких воспоминаний, с ним связанных, одни лишь чувства переполняли меня. Как долго я сидел так, задумавшись, не помню. Время как бы перестало для меня существовать. Как сквозь туман я услышал слабый стук в дверь. Ручка медленно стала поворачиваться, а затем служанка, которую звали Кармелла, зашла в библиотеку и спросила, не желаю ли я, чтобы мне был подан ленч. Я желал, и ничтоже сумняшеся, последовал на кухню за ней, где и умял половину холодного цыпленка и кварту молока. Кофейник с черным кофе я забрал с собой в библиотеку, по пути тщательно обходя собак. Я допивал вторую чашку, когда зазвонил телефон. Мне очень хотелось поднять трубку, но я подумал, что в доме наверняка полно параллельных аппаратов, так что Кармелла подойдет и без меня. Я ошибся. Телефон продолжал звонить. В конце концов я не выдержал и снял трубку. - Алло. Резиденция Флаумель. - Будьте любезны, попросите, пожалуйста, миссис Флаумель к телефону. Голос был мужской. Человек говорил быстро и немного нервно. Он чуть задыхался, и в телефоне слышались далекие другие голоса, что указывало на звонок из другого города. - Мне очень жаль, - ответил я, - но в настоящий момент ее нет дома. Может, что-нибудь передать, или вы позвоните еще раз? - С кем я говорю? - Требовательно спросил голос в трубке. После некоторого колебания я ответил: - Это Корвин. - О, боже, - сказал он. Засим последовало довольно продолжительное молчание. Я было решил, что он повесил трубку, но на всякий случай снова сказал: - Алло. И одновременно со мной он тоже заговорил: - Она еще жива? - Конечно, она еще жива! Какого черта! И вообще, с кем я говорю? - Неужели ты не узнал моего голоса, Корвин? Это Рэндом. Слушай. Я в Калифорнии, и я попал в беду. Я собирался просить у Флоры приюта. Ты с ней? - Временно. - Понятно. Послушай, Корвин, ты окажешь мне покровительство? - Он помолчал, потом добавил: - Очень тебя прошу. - Настолько, насколько смогу. Но я не могу отвечать за Флору, пока не посоветуюсь с ней. - Но ты защитишь меня от нее? - Да. - Тогда мне это вполне подходит. Сейчас я попытаюсь пробраться в Нью-Йорк. Придется идти в обход, так что не могу сказать, сколько времени это у меня займет, но скоро увидимся. Пожелай мне удачи. - Удачи, - сказал я. Раздался щелчок повешенной трубки, и я снова услышал отдаленные голоса и тихие гудки. Значит, хитрый маленький Рэндом попал в беду. У меня было такое чувство, что меня это не должно особо беспокоить. Но сейчас он был одним из ключей к моему прошлому и, вполне вероятно, также и к будущему. Значит, я попытаюсь помочь ему, чем смогу, пока не узнаю от него все, что мне нужно. Я знал, что между нами не было никакой особой братской любви, но я также знал, что Рэндом отнюдь не был дураком. С другой стороны, слово его не стоило выеденного яйца и, клянясь в вечной верности до гроба, ему ничего бы не стоило продать мой труп в любую анатомичку по его же собственному выбору, лишь бы хорошо заплатили. Я хорошо помнил этого маленького шпиона, к которому испытывал некоторую слабость, вероятно, из-за тех немногих приятных минут, которые мы провели вместе. Но доверять ему? Никогда! Я решил, что ничего не скажу Флоре до самой последней минуты. Пусть это будет моей козырной картой, если уж не тузом, то по меньшей мере, валетом. Я добавил горячего кофе к остаткам в моей чашке и начал медленно прихлебывать. От кого он скрывался? Явно не от Эрика, иначе он никогда бы не позвонил сюда. Затем я стал размышлять о его вопросе относительно того, жива ли Флора или нет, когда он услышал, что я здесь. Неужели она была такой сильной сторонницей моего брата, которого я ненавидел, что все родственники знали, что я прикончу ее, если только представится такая возможность? Это казалось мне странным, ведь он все-таки задал этот вопрос. И в чем они были союзниками? Почему всюду царит такая напряженная обстановка? И от кого скрывался Рэндом? Эмбер. Вот ответ. Эмбер. Каким-то образом я точно знал, что ключ ко всему лежит в Эмбере, в каком-то событии, которое произошло там совсем недавно, насколько мне казалось. Мне придется быть начеку. Мне придется делать вид, что я все знаю, во всем разбираюсь, а тем временем выуживать сведения по ниточке и попытаться их сложить в одно целое. Я был уверен, что мне удастся это сделать. Слишком уж все не доверяли друг другу, так что мои умалчивания никого не удивят. Придется сыграть на этом. Я узнаю все, что мне нужно, получу то, что хочу и не забуду тех, кто поможет мне, а остальных растопчу. Потому что я знал, что это был закон, по которому жила наша семья, я был истинным сыном своего отца... Внезапно у меня заболела голова и запульсировало в висках. Эта мысль о моем отце, догадка, ощущение - вот что вызвало эту боль. Но я ничего не мог вспомнить. Через некоторое время дверь открылась, и вошла Флора. Был поздний вечер. На ней была зеленая шелковая блузка и длинная шерстяная юбка. Волосы ее были уложены пучком на затылке и выглядела она бледной. На шее все еще висел собачий свисток. - Добрый вечер, - я встал с места. Но она не ответила. Подойдя к стенному бару, она налила себе солидную порцию Джека Дэниэльса и опрокинула рюмку как заправский мужчина. Вновь наполнила ее, подошла к столу и села на стул. Я закурил сигарету и протянул ей. Она кивнула головой, потом сообщила: - Дорога в Эмбер - почти невозможно пройти. - Почему? Она посмотрела на меня достаточно изумленно. - Ты когда в последний раз ей пользовался? Я пожал плечами. - Не помню. - Ну что ж, будь по-твоему. Просто мне интересно, какую лепту ты во все это внес. Я промолчал, потому что понятия не имел, о чем она говорит. Но затем я вспомнил, что, кроме Дороги, попасть в Эмбер можно было куда более легким путем. Было совершенно очевидно, что она не могла им воспользоваться. - У тебя не хватает нескольких Червовых Карт, - внезапно сказал я, почти что своим настоящим голосом. Она подскочила на стуле и пролила виски. - Отдай! - Вскричала она, хватаясь за свисток. Я быстро встал и схватил ее за плечи. - Я их не взял. Просто посмотрел, что к чему. Она явно успокоилась, потом начала тихо плакать, и я мягко подтолкнул ее обратно к стулу. - Я думала, ты забрал те, что я оставила. Да и как еще я могла понять твои слова? Я не стал извиняться. Мне почему-то казалось, что для меня это совсем не обязательно. - И далеко ты ушла? - Совсем недалеко. Тут она посмотрела на меня, рассмеялась и в глазах ее зажглись огоньки. - Так значит, это твоих рук дело? Ты закрыл мне дорогу в Эмбер еще до того, как явиться сюда? Ты ведь знал, что я пойду к Эрику. Теперь мне надо ждать, когда он придет сюда. Ты хотел заманить его сюда, верно? Но ведь он кого-нибудь пришлет. Он не явится сюда сам. Странная нотка восхищения проскользнула в голосе этой женщины, которая спокойно призналась, что собирается предать меня врагу, и, более того, обязательно предаст, если только ей представится эта возможность, когда она говорила о том, что она считала я сделал, чтобы помешать ее планам. Как могла она спокойно признаваться в предательстве в присутствии предполагаемой жертвы? Ответ сам собой возник в моей голове: таковы были все в нашей семье. Нам ни к чему было хитрить друг с другом. Хотя мне почему-то казалось, что у нее все же отсутствует настоящий профессионализм. - Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, Флора? Неужели ты думаешь, что я явился сюда и буду теперь просто сидеть и ждать, пока ты не преподнесешь меня Эрику на блюдечке с голубой каемочкой? Что бы там тебе ни помешало, так тебе и надо. - Ну хорошо, я была дурой. Но и ты не особенно умен! Ведь и ты находишься в ссылке! Ее слова почему-то причинили мне боль, но я знал, что она ошибается. - Еще чего! - Сказал я. - Так я и знала, что ты разозлишься и признаешься, - опять рассмеялась она. - Что ж, значит, ты ходишь в Отражениях с какой-то целью. Ты сумасшедший. Я пожал плечами. - Чего ты хочешь на самом деле? Почему ты пришел ко мне? - Мне просто было любопытно, что ты собираешься делать, - ответил я. - Вот и все. Ты не можешь удержать меня здесь, если я этого не захочу. Даже Эрику это никогда не удавалось. А может быть, к старости я становлюсь сентиментальным. Как бы то ни было, я еще немного у тебя поживу, а потом, наверное, уйду совсем. Если бы ты не поторопилась выдать меня, то в конечном счете, может, ты выгадала бы несколько больше. Помнишь, ты только вчера просила, чтобы я не забыл тебя, если произойдет одно обстоятельство... Прошло несколько секунд прежде, чем она поняла, о чем я говорю, хотя сам я этого не понимал. Затем она сказала: - Значит, ты собираешься сделать эту попытку! Ты действительно собираешься? - А вот в этом можешь даже не сомневаться. Собираюсь! - Сказал я, зная, что о чем бы мы не говорили, я действительно собирался делать ЭТО. - Ты можешь сообщить об этом Эрику, если хочешь. Но только помни, если это произойдет. Лучше быть моим другом, а не врагом. Я чертовски хотел хотя бы приблизительно знать, о чем это я говорю, но теперь я уже набрался достаточно всяких слов и понимал, что стоит за ними, для того, чтобы вести более или менее важные разговоры, не понимая их значения. Но я чувствовал, что говорю вещи правильные, что иначе я не мог говорить... Внезапно она кинулась мне на шею и расцеловала. - Я ничего ему не скажу. Нет, правда, Корвин! И, думаю, у тебя все получится. С Блейзом тебе, правда, будет трудно, но Жерар, наверное, захочет помочь, а может даже и Бенедикт. И когда Каин увидит, что происходит, он тоже к вам переметнется... - Я привык сам составлять свои планы. Она опять подошла к бару и налила нам два бокала вина. - За будущее, - сказала она. - За будущее грех не выпить. И мы выпили. Затем она вновь наполнила мой бокал и пристально на меня посмотрела. - Эрик, Блейз или ты. Да, больше некому. И ты всегда был умен и находчив. Но о тебе так давно не было ни слуху, ни духу, что я даже не считала тебя претендентом. - Никогда не надо зарекаться. Я хлебнул вино, надеясь, что она замолчит хоть на минуту. Уж слишком очевидно она пыталась вести двойную игру. Меня что-то смутно беспокоило, и мне хотелось подумать об этом в тишине. Сколько мне было лет? Этот вопрос, я знал, был частью ответа на то мое чувство отдаления и отчужденности к людям, которое я испытал, глядя на игральные карты (лет 30, если верить зеркалу, но теперь я знал, что все зависело от Отражений). Я был куда старше, и прошло много времени с тех пор, как я видел своих братьев и сестер вместе, в другой обстановке, такими же непринужденными, какими они были на картах. Мы услышали звонок во входную дверь и шаги служанки Кармеллы, которая пошла открывать. - А это - брат Рэндом, - сказал я, чувствуя, что не ошибся. - Я обещал ему свое покровительство. Ее глаза расширились, затем она улыбнулась, как бы оценивая по заслугам тот умный поступок, который я совершил. Конечно, ничего подобного у меня и в мыслях не было, но я был рад, что она так думает. Так я чувствовал себя безопаснее.