2. Было часов восемь утра, когда шофер такси высадил меня на каком-то углу ближайшего города. Я расплатился и минут двадцать шел пешком. Затем я зашел в закусочную, устроился за столиком и заказал себе сок, пару яиц, тост, бекон и три чашки кофе. Бекон был слишком жирный. Понаслаждавшись завтраком примерно час, я вышел из закусочной, дошел до магазина одежды и прождал там до девяти тридцати - времени открытия. Я купил себе пару брюк, три рубашки спортивного кроя, нижнее белье и ботинки. Я также выбрал себе носовой платок, бумажник и расческу. Затем я разыскал Гринвудскую автобусную станцию и купил себе билет до Нью-Йорка. Никто не попытался меня остановить. Никто, вроде бы, за мной не следил. Сидя у окна, глядя на осенний пейзаж с быстро мчащимися по небу облачками, я попытался собрать воедино все, что знал о себе и о том, что со мной произошло. Я был помещен в Гринвуд как Карл Кори моей сестрой Эвелиной Флаумель. Это произошло после автомобильной катастрофы, примерно двумя неделями раньше, при которой у меня были переломаны ноги, чего я сейчас не чувствовал. Я не помнил никакой сестры Эвелины. Персонал Гринвуда, очевидно, получил инструкции держать меня в постели и в беспомощном состоянии, по крайней мере, доктор был явно испуган, когда я пригрозил ему судом. Ну, что ж. Значит, кто-то по какой-то причине боялся меня. Так и придется себя держать. Я вновь стал вспоминать о том, как произошла автомобильная катастрофа, и додумался до того, что у меня разболелась голова. И все же происшествие это отнюдь не было простой случайностью. Я был в этом твердо убежден, хотя и не знал, почему. Ну, что ж, я выясню и это, и тогда кому-то не поздоровится. Очень, очень не поздоровится. Ненависть, сильная ненависть горячей волной обдала мне грудь. Кто бы ни пытался повредить мне, использовать меня, знал, на что он шел, и делал это на свой страх и риск, так что теперь ему не на что будет жаловаться, кто бы он ни был. Я почувствовал в себе сильное желание убить, уничтожить этого человека, и я внезапно понял, что эти ощущения не в новинку мне, и что в прошлой жизни своей я именно так и поступал. И причем не один раз. Я уставился в окно, глядя на мертвые опадающие листья. Добравшись до Нью-Йорка, я первым делом отправился в парикмахерскую побриться и подстричься, затем отправился в туалетную комнату и переодел рубашку - терпеть не могу, когда шею щекочут срезанные волосы. Пистолет Кольт. 32, принадлежавший неизвестному индивиду в Гринвуде, лежал в правом кармане моей куртки. Правда, если бы Гринвуд или моя сестра обратились в полицию с просьбой разыскать меня, да еще что-нибудь при этом приврали, то незаконное ношение оружия вряд ли сослужило бы мне пользу, но я все же решил, что так спокойнее. Сначала меня все же надо было найти, и я не знал, как будут разворачиваться события. Я быстро перекусил в ближайшем кафе, потом в течении часа ездил на метро и автобусах, соскакивая на самых неожиданных станциях, затем взял такси и назвал адрес Эвелины, якобы моей сестры, которая смогла бы освежить мою память. Проезжая по улицам города до Вестчестера, я обдумал план дальнейших действий и свое поведение при встрече. И когда в ответ на мой стук дверь старинного большого дома отворилась практически сразу, я уже знал, что буду говорить. Я все тщательно обдумал, еще когда шел по извилистой аллее-подъезду к дому - мимо дубов-великанов и ярких осин, а ветер холодил мою только что подстриженную шею под поднятым воротником куртки. Запах тоника от моих волос смешивался с густым запахом плюща, обвивавшего стены этого старого кирпичного здания. Ничего не было мне знакомо и вряд ли я когда-либо был здесь раньше. Я постучал, и мне ответило эхо. Затем я засунул руки в карманы и стал ждать. Когда дверь отворилась, я улыбнулся и кивнул плоскогрудой служанке с большим количеством родинок на лице и пуэрториканским акцентом. - Да? - Сказала она. - Я бы хотел повидать миссис Эвелину Флаумель. - Как прикажете доложить? - Ее брат Карл. - О, входите, пожалуйста, - сказала она мне. Я вошел в прихожую, пол которой был выстлан мозаикой из бежевых и розовых крохотных плиток, а стены были целиком из красного дерева. Освещала прихожую серебряная с эмалью люстра, вся в хрустальных рожках. Девушка удалилась, и я стал осматриваться, пытаясь увидеть хоть что-нибудь знакомое. Ничего. Тогда я стал просто ждать. Наконец служанка вернулась, улыбнулась, кивнула и изрекла: - Идите за мной, пожалуйста. Она примет вас в библиотеке. Я пошел за ней; три лестничных пролета вверх, а затем по коридору мимо двух закрытых дверей. Третья дверь слева была открыта и служанка остановилась, приглашая меня войти. Я вошел, потом остановился на пороге. Как и в любой другой библиотеке, повсюду здесь были книги. На стенах висели три картины - два пейзажа и одна марина. Пол был застлан тяжелым зеленым ковром. Рядом с большим столом стоял такой же большой глобус, с поверхности которого на меня смотрела Африка. Позади стола и глобуса во всю стену протянулось окно со стеклом, по меньшей мере, восьмисантиметровой толщины. Но остановился я на пороге не потому. На женщине, сидевшей за столом, было платье цвета морской волны с глубоким вырезом спереди, у нее были длинные волосы в локонах, по цвету напоминающие нечто среднее между закатными облаками и пламенем свечи в темной комнате, а ее глаза, я это чувствовал, знал, за большими очками, в которых она, по-моему, не нуждалась, светились такой голубизной, как озеро Эри в три часа пополудни ясным летним днем, цвет же ее сжатых коралловых губ удивительно гармонировал с волосами. Но все же остановился я на пороге не поэтому. Я знал ее, эту женщину, знал, но абсолютно не помнил, кто она такая. Я вошел в комнату, тоже слегка сжав губы в улыбке. - Привет, - сказал я. - Садись, - она указала рукой на стул с высокой спинкой, в котором можно было удобно развалиться. Я сел, и она принялась внимательно изучать меня. - Хорошо, что с тобой все в порядке. Я рада тебя видеть. - Я тоже. Как поживаешь? - Спасибо, хорошо. Должна сознаться, что я не ожидала увидеть тебя здесь. - Знаю, - чуть иронически ответил я, - но я здесь, чтобы поблагодарить тебя за сестринскую заботу и ласку. С иронией я говорил специально, чтобы посмотреть на ее реакцию. В это время в комнату вошла гигантская собака - ирландский волкодав - который дошел до самого стола и плюхнулся рядом. - Вот именно, - ответила она с той же иронией, - это самое малое, что я могла для тебя сделать. В следующий раз будь за рулем осторожнее. - Обещаю тебе, что в будущем я буду применять все меры предосторожности. Я понятия не имел, в какие игры мы играем, но так как и она не знала, что я этого не знаю, я решил выудить из нее все, что только возможно. - Я подумал, что тебе будет небезынтересно, в каком я сейчас состоянии, поэтому я и пришел. - Да, - ответила она. - Ты что-нибудь ел? - Позавтракал часа два тому назад. Она позвонила своей служанке и приказала накрыть стол. Затем осторожно обратилась ко мне. - Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда поправишься. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро и что ты явишься сюда. - Знаю, - ответил я. - Потому-то я и пришел. Она предложила мне сигарету и я вежливо сначала дал прикурить ей, потом закурил сам. - Ты всегда вел себя неожиданно, - сказала она после несколько затянувшейся паузы, - Правда, в прошлом тебе это помогало, но не думаю, что ты что-нибудь выиграешь сейчас. - Что ты хочешь этим сказать? - Спросил я. - Ставка слишком велика для блефа, а мне кажется, что ты именно блефуешь, явившись ко мне вот так запросто. Я всегда восхищалась твоей смелостью, Корвин, но не будь дураком. Ты ведь знаешь, как обстоит дело. КОРВИН? Запомним это наряду с "Кори". - А может быть, не знаю, - ответил я. - Ведь на некоторое время я был выключен из игры, верно? - Ты хочешь сказать, что ни с кем не связался? - Просто еще не успел. Она наклонила голову в сторону, и ее удивительные глаза сузились. - Странно, но возможно. Не верится, но возможно. Может быть, ты и не врешь. Может быть. И я попробую тебе поверить сейчас. И если ты действительно не врешь, то ты поступил очень умно, и к тому же обезопасил себя. Дай мне подумать. Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала, а я думал о своем участии в этой игре, в которой я ничего не понимал, с игроками, которые были мне неизвестны, и о ставках, о которых я не имел никакого понятия. - Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем, - сказал я. - Да, знаю. Но ты слишком умен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем. Тогда будет видно. Подождем чего? Увидим что? Галлюцинацию? К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел никакого понятия. Бифштекс был прекрасный - розовый внутри, сочный, и я смачно захрустел своим поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу, нарезая свой бифштекс маленькими ломтиками. - Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин. И это - одна из причин, по которой мне так не хотелось бы, чтобы ты с ней расстался. - Мне тоже, - пробормотал я. И пока я ел, я представлял себе ее. Я увидел ее в платье с большим вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой. Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была двух цветов - черная и серебряная, и... Видение исчезло, но то, что я сейчас вспомнил, было правдой, и про себя я выругался, что понимаю только часть правды. Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать на ней свое видение. - Я вспомнил одну ночь, когда ты была вся в зеленом, а я носил свои цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка... На лице ее появилось мечтательное выражение, щеки порозовели. - Да, какие прекрасные были тогда времена... Скажи, ты действительно еще ни с кем не связался? - Честное слово, - сказал я, что бы это ни значило. - Все стало значительно хуже, и в Тени сейчас больше ужасов, чем даже можно себе представить... - И?... - Спросил я. - Он все в тех же заботах, - закончила она. - О. - Да, и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать. - Ничего. - Ты хочешь сказать?... - По крайней мере, сейчас, - поспешно сказал я, потому что глаза ее слишком уж широко открылись от изумления, - до тех пор, пока точно не буду знать, в каком положении находятся сейчас дела. - А-а. И мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй ирландский волкодав вошел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у стола. Потом мы пили кофе маленькими глоточками, и я почувствовал по отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые однако быстро подавил. - А как дела у других? - Наконец спросил я. Ведь такой вопрос ни к чему меня не обязывал, а звучал он достаточно безопасно. На минуту я испугался, что сейчас она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала: - Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Мне самой здесь так хорошо. Но как можно забыть все... Величие? Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении, и сказал: - Нельзя. Просто невозможно. Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, которое она нарушила. - Ты ненавидишь меня? - Что за ерунда, - ответил я. - Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть? Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке свой белозубый рот. - Хорошо. И спасибо тебе большое. Кем бы ты ни был, но ты настоящий джентльмен. Я поклонился и расшаркался. - Ты вскружишь мне голову. - Ну, что ты там ни говори, а это навряд ли. И я почувствовал себя неуютно. Моя ненависть и ярость вновь пробудились во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я почувствовал, что знает. Я с трудом удержался от желания спросить ее об этом в лоб. - Что ты думаешь делать? - Спросила она в конце концов, и мне ничего не оставалось делать, как туманно ответить: - Ну, конечно, ты ведь мне не веришь... - Как мы можем тебе верить? Я решил запомнить это "мы". - Вот видишь. Так что в настоящее время я просто воспользуюсь твоим покровительством. Я буду только рад жить здесь, где тебе не составит никакого труда не выпускать меня из виду. - А дальше? - Дальше? Там видно будет. В нашей беседе наступила довольно-таки длинная пауза. Она не выдержала ее первой и сказала: - Умно. Очень умно, и ты ставишь меня в неловкое положение. <Честно говоря, мне больше некуда было идти, а на деньги, которые я выудил у доктора, долго не проживешь. > - Да, ты, конечно, можешь остаться, но я хочу предупредить тебя, - тут она поиграла каким-то брелком, висевшим на цепочке на ее шее, - что это - ультразвуковой свисток, специально для собак. У Доннера и Блитцера четыре брата, каждый из них великолепно выдрессирован, и все они сбегаются на мой свисток. Так что поостерегись появляться там, где твое присутствие нежелательно. Если они нападут все вместе, то даже ты не выстоишь долго против такой атаки. В Ирландии и волков-то не осталось после того, как там завели эту породу собак. - Знаю, - механически ответил я, и тут же понял, что я действительно это знаю. - Да, - продолжала она. - Эрик будет доволен, что ты - мой гость. Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь ты именно этого и хочешь, "Несе-па - "? -"Уи, мадам - ",-ответил я. Э р и к! Это что-то значило! Я знал Эрика, и почему-то это было очень важно, что я знал его. Правда, это было давно. Но Эрик, которого я знал, все еще был для меня очень важен. Почему? Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел его настолько, что даже мысль о том, что я могу его убить, была мне не в диковинку. Возможно, что когда-то я даже пытался это сделать. И между нами существовала какая-то связь, это я тоже знал. Родственная? Да, да. Именно это. Причем ни мне, ни ему не нравилось, что мы... Братья. Я помнил... Помнил... Большой, сильный Эрик - с его влажной, кудрявой бородой и глазами - такими же, как у Эвелины! На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в висках отчаянно пульсировало, лоб покрылся испариной. Но ничего не отразилось на моем лице, и я медленно затянулся сигаретой и прихлебнул пиво, одновременно сообразив, что Эвелина действительно была моей сестрой! Только звали ее не Эвелиной - это было точно. Что ж, придется вести себя еще осторожней, - решил я. - В конце концов, не так уж трудно вообще не называть ее по имени до тех пор, пока я не вспомню. А что же я сам? И что, наконец, все это значит? Эрик, внезапно ощутил я, был как-то связан с той моей автомобильной катастрофой. Она должна была закончиться моей смертью, но только я выжил. Не ОН ли и организовал ее? Да, подсказали мне мои ощущения. Это не мог быть никто другой, только Эрик. А Эвелина помогала ему, платя Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть мертвым, но... Внезапно я понял, что придя к Эвелине, я попался Эрику прямо в руки, стал его пленником, на которого можно напасть в любую минуту, если, конечно, я здесь останусь. Но она сказала, что если я ее гость, то Эрику придется оставить меня в покое. Я задумался. Я не имел права верить всему, что мне говорили. Мне придется все время быть настороже. Возможно, действительно будет лучше, если я уйду отсюда, пока моя память полностью ко мне не вернется. Но в душе моей что-то меня подхлестывало. Почему-то мне казалось, что жизненно важно узнать, в чем дело, как можно скорее, и действовать, как только я все узнаю. У меня было чувство, что время дорого. Очень дорого. И если опасность была ценою за мою память, то быть по сему. Я остаюсь. - И я помню... - Сказала Эвелина,... - Тут я понял, что она говорила со мной несколько минут, а я даже не слушал. Может, потому, что она болтала о пустяках, и я автоматически не слушал, а может, потому, что меня захлестнула волна моих собственных воспоминаний. - Я помню тот день, когда ты победил Джулиана в его любимых состязаниях, и он швырнул в тебя стакан с вином и проклял тебя. Но приз все-таки выиграл ты. И он внезапно испугался, что позволил себе лишнее. Но ты просто рассмеялся и выпил с ним другой стакан вина. Я думаю, он до сих пор раскаивается, что не сдержался тогда - ведь он всегда такой хладнокровный, и мне кажется, что он здорово завидовал в тот день. Ты помнишь?! Мне кажется, что с тех пор он почти во всем старается подражать тебе. Но я ненавижу его по-прежнему и надеюсь, что когда-нибудь он все же споткнется, теперь-то я думаю, это будет скоро... Джулиан, Джулиан, Джулиан. Да и нет. Что-то насчет состязания и спора на приз, и то, что я нарушил его легендарное самообладание. Да, в этом было что-то знакомое. Нет, я точно не помню, в чем же все-таки было дело. - А Каин, как здорово ты высмеял его! Он ненавидит тебя, ты ведь знаешь... Насколько я понял, я не пользовался особой популярностью. И Каин тоже был мне знаком. Эрик, Джулиан, Каин, Корвин. Имена эти плыли в моей голове, переполняли меня. - Это было так давно... - Невольно вырвалось у меня. - Корвин, давай перестанем играть в жмурки. Ты хочешь от меня большего, чем просто безопасность, я это знаю. И у тебя еще хватит сил, чтобы не остаться в стороне, если ты поведешь себя правильно. Я не могу даже догадаться, что у тебя на уме, но может быть, мы еще сможем договориться с Эриком. Это "мы" прозвучало фальшиво. Она явно пришла к определенным выводам относительно того, какую пользу я могу ей принести при данных обстоятельствах, каковы бы они ни были. Было ясно, что она почувствовала возможность урвать для себя лакомый кусочек. Я слегка улыбнулся. - Скажи, ведь ты поэтому и пришел ко мне? - Продолжала она. - У тебя есть какие-то предложения Эрику и ты хочешь, чтобы переговоры вел посредник? - Может быть. Только мне еще надо все хорошо обдумать. Ведь я совсем недавно поправился. И мне хотелось бы быть в удобном надежном месте, если придется действовать быстро, на тот случай, если я, конечно, решу, что мне лучше всего вести переговоры с Эриком. - Думай, о чем говоришь. Ведь ты знаешь, я доложу о каждом твоем слове. - Ну, конечно, - сказал я, ничего на самом деле не знающий, и тут же попробовал перехватить инициативу, - если, конечно, ты сама не решишь, что тебе лучше всего иметь дело со мной. Ее брови сдвинулись и между ними пролегли короткие морщинки. - Я не совсем понимаю, что ты мне предлагаешь. - Я ничего не предлагаю, пока. Просто я ничего не скрываю и не лгу, а говорю, что ничего еще точно не знаю. Я не уверен, что хочу поговорить с Эриком. Ведь, в конце концов... - Тут я сделал многозначительную паузу, потому что сказать по существу мне было нечего, хотя я чувствовал, что пауза эта не совсем убедительна. - А что, у тебя есть другие предложения? Внезапно она вскочила, схватившись за свисток. - Блейз! Ну конечно же! - Сядь и не смеши меня, - ответил я. - Неужели я пришел бы к тебе вот так, запросто, проще говоря, отдался на твою милость, если бы речь шла о каких бы то ни было предположениях Блейза. Рука, сжимавшая свисток, разжалась, она расслабилась и снова села на стул. - Может быть, ты и прав, - сказала она после непродолжительного молчания, - но ведь я знаю, ты - игрок в душе, и ты можешь предать. Если ты пришел сюда, чтобы покончить со мной, то это было бы действительно глупо. Ведь кто-кто, а ты должен же знать, что сейчас я вовсе не такая важная птица. Да и кроме того, мне почему-то всегда казалось, что ты хорошо ко мне относишься. - Так оно и есть, - с готовностью ответил я, - и тебе не о чем беспокоиться. Успокойся. Однако странно, что ты заговорила о Блейзе. Приманка, приманка, приманка! Мне много надо было знать. - Почему? Значит, он все-таки связался с тобой? - Я предпочитаю промолчать, - ответил в надежде, что это даст мне какие-то преимущества, тем более, что судя по разговору, можно было себе представить, какую позицию занимает Блейз. - Если бы это было так, я бы ответил ему то же самое, что и Эрику: "Я подумаю - ". -Блейз, - повторила она. "Блейз, - сказал я сам себе. - Блейз, ты мне нравишься. Я забыл почему, и я знаю, что есть причины, по которым так не должно быть, но ты мне нравишься. Это я знаю. " Некоторое время мы сидели молча, и я почувствовал сильную усталость, но ничем не проявил. Я должен быть сильным. Я знал, что должен быть сильным. Я сидел совершенно спокойно и, улыбнувшись, сказал: - Хорошая у тебя здесь библиотека. - Спасибо, - ответила она. - Блейз, - повторила она после очередной паузы. - Скажи, ты действительно думаешь, что у него есть хотя бы один шанс? - Кто знает, - пожал я плечами. - По крайней мере не я. Может, он и сам этого не знает. Вдруг я увидел, что она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Даже рот у нее чуть приоткрылся. Она была изумлена. - Как это не ты? - Сказала она. - Слушай, ты ведь не собираешься попытаться сам? Тогда я рассмеялся, чтобы как-то сгладить ее вспышку. Кончив смеяться, я сказал: - Не болтай глупостей. При чем здесь я? Но когда она сказала это, что-то я глубине моей души отозвалось, какая-то струна, и в голове молнией сверкнула мысль: "А почему бы и нет? " Внезапно я почувствовал страх. Казалось, мой ответ, что бы он ни значил, все же успокоит ее. Она улыбнулась в ответ и махнула рукой в сторону встроенного в стену бара, слева от меня. - Я бы с удовольствием выпила ирландского. - Да и я не откажусь, - я поднялся и налил нам два стакана. - Знаешь, - сказал я, вновь удобно усевшись на стул, - все-таки приятно сидеть с тобой вот так, наедине, хоть, может быть, это и ненадолго. По крайней мере, у меня возникают приятные воспоминания. И она улыбнулась и вся засияла. - Ты прав, - она хлебнула виски. - Вот я сижу сейчас с тобой и мне так легко представить, что мы оба в Эмбере. И бокал с виски чуть не выпал из моих рук. Э М Б Е Р! От этого слова горячая волна прокатилась по моей спине! Затем она тихо заплакала, и я поднялся и полуобнял ее за плечи, чуть прижав к себе. - Не плачь, малышка. Не надо. А то мне самому становится что-то не по себе. Э М Б Е Р! В этом слове заключалось что-то жизненно важное, пульсирующее, живое. - Подожди, еще наступят хорошие дни, - мягко сказал я. - Ты действительно веришь в это? - Да, - громко ответил я. - Да, верю! - Ты сумасшедший! Может быть, поэтому ты всегда был моим самым любимым братом. Я почти верю во все, что ты ни говоришь, хоть я и знаю, что ты сумасшедший! - Затем она еще немного поплакала, потом успокоилась. - Корвин, если тебе все же удастся, если каким-то чудом, которое даже Тень не может предугадать, ты добьешься того, чего хочешь, ты ведь не забудешь своей маленькой сестрички Флоримель? - Да, - ответил я, внезапно осознавая, что это ее настоящее имя, - да, я тебя не забуду. - Спасибо. Я расскажу Эрику только самое основное, а о Блейзе и о своих догадках вообще ничего не скажу. - Спасибо, Флора. - И все же я не доверяю тебе ни на секунду, - добавила она. - И, пожалуйста, не забывай этого. - Ты могла бы этого и не говорить. Потом она снова позвонила своей служанке, которая проводила меня в спальню, где я умудрился с трудом раздеться, после чего свалился замертво в постель и проспал 11 часов кряду.