ЧЕЛОВЕЧКИ - Пошел вон, Комоцкий!- сказала Леонора. - Уже иду,- ответил Комоцкий. - Кто следующий?- спросила Леонора. Над последними партами у окна жужжала муха. - Желающих больше нет,- объявили Леонора.- Тогда продолжим урок. Пе- рестань гудеть, Шашкин! Все уставились на муху. Та заволновалась и стала биться о стекло. - Это не я,- робко ответил Шашкин.- Поймать? - Шашкин пойдет к доске,- ответила Леонора. Шашкин уныло побрел к доске, встал у первой парты среднего ряда и объявил: - Стихотворение... - Как стоишь?- сказала Леонора. - Нормально,- удивился Шашкин. - Вынь руки из-за спины. Так уголовники гулять ходят. А перед учите- лем так не стоят! - Так вы же пионервожатая,- вздохнул Шашкин. - Я тебе сейчас у-чи-тель! Потому что сейчас урок! Ясно? И зовут меня сейчас Э-ле-о-но-ра Вя-че-сла-вов-на! Ясно? Шашкин кивнул. - Воробьева, что ты там пишешь? - Я?..- вздрогнула Верка.- Ничего... - А ну давай сюда! - Я не буду, Лео... нео... - Она мальчиков рисует,- хихикнула Светка Рябова. - Давай сюда! - Не дам,- прошептала Верка. - Что-о?- взвилась Леонора. Резко поднявшись из-за стола, пионервожатая пошла в атаку. Верка подгребла к себе бумажки, наклонившись вперед, прижалась к парте. С ужа- сом она глядела в ярко раскрашенные Леонорины глаза и, когда увидела ре- шительно протянутую к ней руку, заплакала. - Не дам! Не надо... Не дам... - Дашь!- сказала Леонора и ловко ухватилась за листки. Бумага порвалась. Леонора повторила маневр и вырвала еще клок, потом еще... Скомканные остатки Верка швырнула на пол. - Подыми!- приказала Леонора. Шашкин у доски устроил пантомиму протеста. Верка плакала, уткнувшись лицом в парту и даже не подложив руку. Обессилевшая муха, прихрамывая, шла вниз по стеклу. - Воробьева, кому говорят! - Не надо, Леонора Славна,- попросил Сережка Комаров.- Она их всегда рисует... - Что, и у Анны Сергеевны на уроках тоже рисует? - Тоже, Анна Сергеевна даже ничего не говорит... - Не говорит?!- возмутилась Леонора.- А я говорю! Рано ей еще об этом думать! Ясно?! Слышишь, Воробьева?! Верка вдруг поперхнулась, перестала плакать и подняла голову. - О чем?- тихо спросила она.- О чем? - О том!- многозначительно сказала Леонора.- Что рисуешь! Верка дернулась, вскочила и заорала куда-то поверх Леоноры: - Ду-у-ура-а! И выбежала из класса. - Кто следующий?- спросила Леонора. Уцепившись мертвой хваткой за руки Анны Сергеевны, Верка выла и ниче- го не могла сказать. - Верунька! Ну пойдем хоть в комнату, а? Ну успокойся ты...- расте- рянно говорила Анна Сергеевна.- Хочешь, чай будем пить с малиной? Да что за беда-то, скажи? Наконец она высвободила одну руку, обняла Верку и потащила в комнату. Вместе они сели на скрипучий диван. Верка уткнулась Анне Сергеевне в жи- вот и перестала выть, только дрожала. - Видишь, как не вовремя я заболела...- сказала Анна сергеевна.- Ты поплачь, легче будет. А потом расскажешь. - Не хочу,- сказала Верка. - Не хочешь - не рассказывай. Только успокойся, Бога ради... - Плакать не хочу... - Батюшки,- вздохнула Анна Сергеевна,- не интернат, а наказание одно. - Я человечков рисовала,- шмыгнула носом Верка.- А она... - Кто "она"? - Леонора... - Вожатая? - Ну. - Она меня заменяет? - Ну. - Замечание сделала? - Разорвала,- сказала Верка и опять собралась выть. - Стой, Верунька, погоди. Принеси-ка чайник с кухни. Только не ош- парься, ладно? Верка пошла за чайником. Анна Сергеевна поправила постель, достала чашки, банку с вареньем. - Садись. Сейчас хлеб достану, масло... С сахаром будешь? - Не-е,- смутилась Верка.- Я так... - С вареньем, значит. Со второй чашки Верка совсем отошла, даже улыбнулась, когда Анна Сер- геевна рассказывала, как собирала летом малину, заблудилась и приняла лесника за медведя. - Верунь, ты прости меня, старую, но уж больно я любопытная. Так спросить хочется... - Так вы и спросите,- сказала Верка. - А реветь не будешь? - Не-а. Это про человечков, что ли? - Да. Ты их с первого класса рисуешь везде. Сначала они у тебя смеш- ные были - палка, палка, огуречик... А теперь - совсем серьезные стали. Разные. Это что - игра такая? - Ну. - А как ты в них играешь, если не секрет? А, Верунь? - Дак просто... Их у меня тридцать... - Тридцать? - Ага,- смутилась Верка.- Я в воспитателя играю... - О, Верка, интересно как! А показать можешь? Первым Верка нарисовала Гордого. - Это Гордый,- сообщила она.- Лошадей любит. Грубый. Его жалеть надо. Он с Хитрым дружить не может. Дерутся они... Вот он, Хитрый, вот ка- кой... У него в карманах целый сельмаг. Чего хошь сменяет. Он с Тихим дружит. Тихому труднее всех, я его на воскресенье домой не отпускаю. А то звереет. Ему все книжки подавай. Одни книжки на уме. - Да разве ж плохо?- удивилась Анна Сергеевна.- Вон какой у него лоб высокий. Умник, наверно... - Высокий,- подтвердила Верка.- Для чужих щелбанов. Он книжки читает, а об него кулаки чешут. Тишка... - А заступиться некому? - Почему же? Муравей может. И Гордый может. И Пастушок. У Пастушка уши мягкие. Доверчивый - жуть! Верит всем по очереди. Но вдарить может, когда надо. Так отвесит... - Что-то много они у тебя дерутся. - А как же?.. Кому охота, чтоб его трогали. А не дерешься - побьют. А вот Гармонист. Только у него ни гармошки нет, ни баяна. Вот он, Гармо- нист. Длинноногий. Заиграл бы вечером, до отбоя - ох, хорошо!.. Вы чего, Ан Сергевна? - Ничего, милая. Болею я. Ты рассказывай, рассказывай. Это кого рису- ешь? - Это Добрый. У него нет никого. Раньше мать была... Он все ходит, ищет чего-нибудь, чтоб другим отдать. Своего-то нет ничего. Найдет - от- даст. И улыбается тогда. За других радуется. Чудной. И Художник чудной. В спальне стены бабочками разрисовал. Хотела я его без прогулки оста- вить: как свет погасишь, они шелестят, как живые... - Бабочки? - Ну. - Верунь... А сколько им лет, твоим человечкам? - Не знаю... Летом я их на море возила... - На море? - Ну, в лагере озеро было. А для них - море. Ан Сергевна, а вы море настоящее видели? - Видела,- вздохнула Анна Сергеевна.- Олежка мой матросом ведь плава- ет. - О-ой!- сказала Верка.- А мы и не знали... - Трудно у него сложилось. Лучше и не рассказывать. Хочешь, фотогра- фии покажу? - Хочу. Анна Сергеевна достала из низкой тумбочки толстый темнозеленый аль- бом, раскрыла. - Вот он у меня какой, смотри. На отца похож. - Кидучий,- сказала Верка. - Какой? - Кидучий. У него меж зубов - дырка, видите? Такие спокойными не бы- вают. Как мой Гордый. - А вот его товарищ по училищу. Про него что скажешь? - Ничего,- хмуро отозвалась Верка. - Почему? - Да ну его... Таких собаки не любят. Отравить может. - Почему ты так думаешь? - А чего думать? Видно же... - Как это - видно? - Всякого видно... Не знаю... - А вот про этого что скажешь?- спросила Анна Сергеевна, перевернув страницу. - Это взрослый,- вздохнула Верка.- Я в них не понимаю. - Почему, Верунь? Разве они другие? - Другие,- кивнула Верка.- Уже не переделаешь. - А ты своих переделываешь? - Ну. - А как? - Рисую. - Старая я стала,- вздохнула Анна Сергеевна,- глупая... - Что вы, Ан Сергевна,- улыбнулась Верка.- Это просто. Вот глядите. Вот у Гордого в том году какое лицо было. Злое, правда? А теперь доброе. Это он в море тонул, а Тишка его спас. У меня нарисовано было. Гордый не хотел никак спасаться. Упирался. Он думал, что над ним все смеяться бу- дут, что его Тишка вытащил. Потом пришлось спасаться, когда совсем пузы- ри пустил. Тихий его взял на себя и поплыл. Пришлось ему руки сильные нарисовать. А то спички какие-то были. Только драться никак не научу... - Кто же из них самый хороший, Верунь? Тишка? - Хороший?- удивилась Верка. - Да. Кого ты из них больше любишь? - Не знаю... Кого рисую, тот и хороший. - Выходит, все? - Да нет,- запуталась Верка.- Хороших чего воспитывать... - А бывает у тебя, что воспитываешь, воспитываешь, а они не меняются или еще того хуже?.. - Не бывает,- сказала Верка.- Я к ним по-доброму. Бывает, долго лицо не выходит. Они, что ли, виноваты? У Светки листок займу - и по новой... Пока не нарисуется. В дверь постучали. Анна сергеевна вышла в прихожую, и через миг отту- да послышался хриплый бас Светки Рябовой: - Ан Сергевна! Воробьева домой сбежала! Она вожатой всю личность ос- корбила: "Ты, кричит, дура такая-сякая, и все!" - Дурой? Это, правда, плохо,- сказала Анна Сергеевна.- Ты, Светик, не кричи так. Я все слышу. - Что "правда"?- удивилась Светка. - Проходи в комнату, пригласила Анна Сергеевна,- мы как раз чай пьем. - Директор прибегал,- продолжала Светка, раздеваясь.- Кричит, что вы нас распустили. "Она, говорит, демократию с вами разводит, а всех вас надо..." Светка застыла в дверях, уставилась на Верку. Потом побежала взглядом по столу, загримасничала, увидев человечков. Обернулась на Анну Сергеев- ну. - Ну что же ты?- сказала Анна Сергеевна.- Проходи. - Некогда мне!- холодно сказала вдруг Светка.- В кружок надо. Нечего мне тут... Сердито натянула пальтишко, потом рывком просунулась в дверь комнаты и прошипела басом: - Ну, придешь, Воробьиха! - Завтра утром придет,- спокойно сказала Анна Сергеевна. - Так и передам!- огрызнулась Светка и вылетела вон. Анна Сергеевна вернулась в комнату, зачем-то переставила чашки на столе, задумалась. Потом решительно подошла к Верке: - Верунь! Мне тут надо по одному делу... - Вы ж болеете,- удивилась Верка.- Давайте я сбегаю! - Нет,- сказала Анна Сергеевна.- Ты не сможешь, я сама. Уже одетая, вернулась из прихожей, дала Верке чистую тетрадку в клет- ку, два карандаша. - Ты забирайся на диван, рисуй, Верунь. Я ненадолго. Первым Верка нарисовала Гордого. Он скакал куда-то на рыжем коне. Ве- тер трепал на нем короткую голубую рубаху, бил по груди, по ноздрям. Гордый то вставал в стременах, то ложился коню на шею. "Куда скачешь?"- спросила Верка. "Тишку бьют!- крикнул Гордый.- Я сейчас!" Пастушок сидел у реки и ловил рыбу. "Ловишь?"- спросила Верка. "Ловлю." "Клюет?" "Клюет." "А там Тишку бьют..." "Наши или чужие?"- поинтересовался Пастушок. "А тебе что за разница?"- возмутилась Верка.- "А ну вставай! Рассел- ся..." Они побежали вслед за Гордым по высохшей степи. Желтые кустики травы неслись под ноги, солнце наполовину ушло за горизонт, и догонять его бы- ло трудно, ох как трудно!.. Краешек красного диска вдруг распался на десятки мерцающих огоньков. Они приближались. "Что это?"- испугался Пастушок. "Не бойся",- сказала Верка,- "это наши." Впереди всех, высоко подняв факел над головой, бежал навстречу им Тишка. "Кого спасать?"- крикнул он. "Разве не тебя били?"- удивилась Верка.- "Гордый сказал..." "Чепуха!"- сказал Тишка.- "Это я сам их бил. Надоело." Мерцающие огоньки остановились, окружили Верку и Пастушка. "Все наши тут",- сказал Гармонист,- "кроме Гордого." Приблизился из темноты конский топот, и в гущу огоньков свалился сверху Гордый. Ему сразу сунули факел в руки. "И нам",- сказала Верка. "Нате!" "Стройсь!"- скомандовала Верка. Все быстро встали в круг. Она придирчиво осмотрела каждого, вышла на середину и сказала тихо: "Пускай здесь будет лес." Высоко вверх взметнулись золотые стволы. Гулкое ночное эхо пробежало по ним, заблудилось, заойкало. Верка опустилась на траву и положила свой факел на темную площадку костра. Рядом сел Тишка и тоже положил свой фа- кел. Потом и остальные. Огоньки соединились в большой костер. Стало ти- хо. "Кувыркач и Белобрысый, нарубите дров",- сказала Верка.- "Гордый - за водой. Будем чай пить." Подумала и добавила: "С вареньем. Кто против?.." Туапсе, 1981.