ПО ПОВОДУ ОЧЕРЕДНЫХ РЕФОРМ Как-то раз на собраньи партейном Вдруг внезапно запахло портвейном, Самым гнусным дешевым портвейном Засмердило вовсю, хоть беги! Вы подумайте, в плане идейном, --- Ведь не где-то в шалмане питейном, А в литейном, в собранье партейном! Просто ужас, что скажут враги! Все, конечно, учуяли сразу И решили исторгнуть заразу. И тотчас же, согласно приказу, Удалили из зала двоих. Хоть они и божились ретиво, Что не пьют ничего, кроме пива, Их похерили несправедливо. А затем и еще четверых. Только запах остался в собранье И витал, отвлекая вниманье. И тогда, проявивши старанье, Изловили еще одного. И хотя он орал во всю глотку, Что, мол, сызмальства пьет только водку, Отвели его за загородку, А за ним и еще кой-кого. Каждый клялся под честное слово, Что портвейну не пил никакого, Что ликеру хлебнул иль сухого, И стучал партбилетом об стол. Но потом все равно изгонялся, Только запах один оставался... Наконец и весь зал разбежался, И президиум тоже ушел. Председатель в тоске плюнул на пол, Почесал себе лоб, поцарапал. Он портвейну и на зуб не капал, Так как пил заграничный коньяк. Он отчалил к заботам семейным, Стало пусто в собраньи партейном, Но портвейном тут пахло, портвейном, И уж там, очевидно, никак!.. 1985 БОЛЕРО I Не зря ли я взывал до хрипоты, племена миря? Вражды не одолел, не смял границ, не сломал плотин. Ведь если б даже люди всей Земли одного меня Избрали и вручили б мне весь мир, --- то чтоб я смог один? А я был не один и все равно ничего не смог, И сроки на исходе, и вот-вот повлекут к суду, Вот-вот уже появятся лучи, задрожит Восток, И вспомнится мое любое слово, И спросится за каждое движенье, И знаю я, что не смогу ответить, И все равно --- иду. И пусть, когда настанет расчет, Господь мне не простит, но зачтет. Но ты во имя царствия любви меня простишь За то, что я столь близкий для себя начертал предел. В то время, как другие брали власть, ордена, престиж, Я слишком много думал о тебе --- и ничего не успел. И то, что я растратился вотще, племена миря, Стараюсь не вменять себе в вину, но иметь в виду. Оно, быть может, правда, ни к чему, а все равно --- не зря. Поскольку порождается надеждой На призрачное радужное завтра, До коего дойти не уповаю. И все равно --- иду. И пусть, когда настанет расчет, Господь мне не простит, но зачтет. 1985 БОЛЕРО II Памяти А.Галича Кто-то громко пел из последних сил, Ему был весь мир поперек, А я тихо пил, незаметно пил, Ни один подлец не засек. Кто-то выл <<ура>> недоверчиво, И заверчивал номера, А я пил с утра и до вечера, Или с вечера до утра. Кто-то честный весь, интересный весь Приходил меня укорять, Он не мог понять, это кто же здесь Обрядил меня угорать. Догадаться смог, что не просто так, Но не мог понять, почему Отчего и как я попал в поток, Он не мог понять, а я врал ему: Ничего, чудак, погоди чуток, Я и сам пока не пойму. И поток бурлил, клокотал поток, не мелел. А я пил, как мог, я глотал, как мог, не хмелел. И никто меня не пытал, не крыл, Не таскал меня по судам, А я сам себя истязал, я пил, Словно бил себя по зубам, Ни внезапный стук ни командный бас Не будил меня по ночам. А я сам себя и за ворот тряс, и водил себя к палачам. И ходил палач от стены к стене, Разглагольствовал, завывал, И от всей души улыбался мне, Удовольствия не скрывал. Поздравлял меня с рубежом времен, Времена теперь хороши! Слава богу, мол, никаких, пардон, Притеснений нет и гонений нет, Так что ты, поэт, не жалей имен, От души садись, напиши! И поток гудел, не щадил поток, не жалел, Я ж, как срок сидел --- я же пил, как мог, не хмелел. И бумажный лист предо мной белел, И чернил флакон, и перо, И в ушах моих зазвенел, запел, Зашумел мотив болеро, И, струясь толпой сквозь иные дни, Через дальние времена, Выступая в такт, потекли они, Имена пошли, имена. И за кругом круг, возвращаясь в мир, Ожидавший их, как суда, Из дымов и вьюг собрались на пир, Всем пирам пример, хоть куда. Тут хозяин всяк, тут не гость никто, И никто не чужд никому, И тебя уже не спасет ничто, И хоть биться лбом, и хоть петь, хоть выть, За таким столом не моги не пить, Потому и пью, потому... И бурлит поток, и гудит рожок на пиру. Погоди, дружок, вот еще глоток, и умру. 1985 ЮБИЛЕЙНАЯ А нас еще осудят, а мы еще ответим, А нас еще потреплют, а мы ряды сомкнем. А нынче годовщина, и мы ее отметим. Не правда ли, как странно, как долго мы живем? Мы так надежно помним мотив, нам данный Богом, Мы так легки в движеньях --- взлетим, того гляди. Мы так неспешно ходим по нынешним дорогам, Как будто не мгновенье, но вечность впереди. Какие наши годы --- такие наши песни. А все, что с нами было, забудется легко. А все, что с нами будет, начертано на перстне, А перстень брошен в море, а море велико. А море необъятно, над морем небо звездно, За морем дальний берег, над берегом покой. И море дремлет чутко, и море дышит грозно, И шум его дыханья нам слышится порой. Мужайтесь же, о братья, исполнившись усердья, Творите, что хотите, покуда хватит дня. А длительного счастья, покоя и бессмертья Я дал бы вам с лихвою, да нету у меня. Еще не раз эпоха то радостью, то болью Наполнит наши струны и наши голоса. И будем мы друг друга дарить своей любовью, Пока своей любовью нас дарят небеса. 1985 ДУША Оставлю всех, пройду повсюду, Пускай ни с чем, но не в долгу. Себя раздам, тебя забуду, Мне все равно, я все могу. А вот душа... она не может, Небесный свет в нее пролит, Неясный зов ее тревожит, Она поет, она болит. И пусть вдали над цепью горной Уже взлетел, уже возник Мой монумент нерукотворный, Я сам себе его воздвиг. А все ж душа ему не рада, Не укротить ее никак. Она парит, и ей не надо Ни гор златых, ни вечных благ. Когда ж беда сомкнет объятья, Ничем я ей не возражу. Родимый край пришлет проклятья, В чужих краях ответ сложу. И лишь душа неколебима, В грязи чиста, в беде честна. Все так же ей горька чужбина И сладок дым Отечества. 1985 КРЫМ II Ни на чью не посягну честь, Не точу ни на кого меч, Но одна мечта во мне есть, Распрекрасная из всех мечт. День за днем она растет вширь, Я ей раб, и я же ей царь. Это ж с виду только я --- хмырь, Нагоняю на людей хмарь. А на деле я хочу смочь Улететь от здешних мест прочь. И гляжу все время вдаль, вдаль, Да отсюда --- не видать. Жаль. Улететь хочу, как в том сне, --- По веленью колдовских чар. Самолет не подойдет мне, Мне воздушный подойдет шар. А мне люди говорят: <<Брось! Ну, куда тебе на шар влезть! Все ты как-то от других вкось. А ведь сам --- не бог весть кто есть. Ты для нас, --- говорят, --- вобще ноль! Ишь, удумал про чего петь! На шарах летать --- дурак, что ль? На-ка, вот, тебе транвай, едь!>> И несет меня трамвай вдаль, И грызет меня печаль-грусть, --- Не туда, куда хочу, жаль! Ну, так что ж, куда-нибудь, пусть! Вы ж, мадам, не лейте слез здесь, Как-нибудь, не пропаду там. И вообще я не умру весь. Разве только --- от любви к вам! Даже если расшибусь вдрызг, Отыщу среди живых щель, Распадусь на миллион брызг, Хоть одна да попадет в цель. И летит трамвай во весь пар, И пускай летит и пес с ним! А я все так же помню свой шар И по-прежнему хочу в Крым. 1985 ВОЗВРАЩЕНИЕ Эй-эй-эй, южные страны! Дали морей... Горные цепи, пустынь пески, озер и рек прохлада, --- Все красоты земные, все радости и беды Путешествий многолетних Мы познали, испытали на себе. Теперь все это позади. Теперь --- домой на крыльях ветра --- тра-та-та-та! К родимым берегам летим мы, И эти берега уже близки, уже видны. Эй-эй-эй, полные трюмы! Кучи богатств... Полные бочки заморских вин, парча, хрусталь, алмазы... Ждет богатых подарков отчизна дорогая; Августейшие особы Заготовили награды, и войска На берегу встречают нас. Трубач трубит начало смотра --- тра-та-та-та! Построились полки в шеренги И, трижды салютуя в нашу честь, кричат <<виват!>>. Эй-эй... Но что же мы видим! Где же триумф? Где же цветы, где почет и слава, где объятья? Все не так! Нас не желают! Нас видеть не хотят, И принимают за врагов, И, обратив стволы орудий в нашу сторону, Приказывают нам Лечь в дрейф не ближе километра --- тра-та-та-та! Ай, где-то мы опять ошиблись И снова что-то сделали не так. А это жаль... 1985 ДОРОГА Далеко до срока, до края далеко. Налево --- дорога, направо --- дорога. Чего ж ты хлопочешь, страдаешь, рыдаешь? Иди куда хочешь и делай как знаешь. Налево --- посевы, направо --- дубрава. Иди себе влево, ступай себе вправо, Гляди куда люди и двигай туда же. Всевышний рассудит... А я пойду дальше. А я пойду прямо, ни влево, ни вправо. Налево все --- яма, направо --- канава. Кати в свою яму, лети к своей Даше, Крути свою драму... А я пойду дальше. А дальше все --- ветры, обвалы, откосы, И снова ответы, и снова вопросы: О боли и страсти, о тьме и о свете, О горе и счастье, о жизни и смерти... А слева и справа, в канаве и в яме, --- И деньги, и слава, и счастье горстями, Полы пахнут краской, а потолки --- мелом, И песня, и сказка, и женщина в белом... Тебе меня жалко? Так мне еще жальше!.. Но, шатко и валко, а я пойду дальше И зависть не гложет, и нет во мне злости. Я даже, быть может, зайду к тебе в гости. Зайду не за делом, и мы поскучаем, И женщина в белом одарит нас чаем, Мы трубки раскурим, отведаем снеди И всласть потолкуем о жизни и смерти... А утром, чуть выйдешь, чуть выглянешь даже, В тумане увидишь, как я иду дальше, --- Походкою твердой шагаю по хляби, И весь такой гордый, и весь такой в шляпе... А дальше все --- ветры, обвалы, откосы, Все глуше ответы, все выше вопросы, Все тьмою объято... Но, господи боже! Ведь если не я --- то кто же, то кто же?.. 1985 ПРОЩАЛЬНАЯ II Вчера, и сегодня, и завтра, и после, почти незаметно, Всегда неизменно, почти не начавшись, кончаются сроки. Суда уплывают, почти не дождавшись попутного ветра. В далекие дали они уплывают, почти не разведав счастливой дороги. Они исчезают, становятся сказкой, становятся пылью. Но долгое время мне видятся в дымке их белые крылья. Вчера, и сегодня, и завтра, и после, покуда живется, До синего неба, до самого края, до цели заветной, Всегда неизменно, куда --- неизвестно, покуда плывется, Плывите-плывите!.. А я вам желаю счастливой дороги, попутного ветра! И пусть вас почаще обходят ненастья, и бури жалеют, И пусть ваши крылья все выше взлетают, все ярче белеют. Мы свиделись с вами в гостях у какого-то странного века, И нынче меж нами обряды, обеты, законы, запреты... Мы были чужими, мы стали друзьями... Попутного ветра! И пусть вас минуют жестокие штормы, подводные камни и прочие беды! Плывите-плывите, и пусть ничего не осталось в залоге. Мы были друзьями, мы стали чужими... Счастливой дороги! И пусть разделяет нас время, и даже --- различная вера. Но где-то в тумане, в той дымке, где с небом сливается море, Быть может, однажды, внезапно дождавшись попутного ветра, По странным законам, по вечным законам, мы встретимся снова, мы свидимся вскоре... Мы встретимся с вами, мы были чужими, мы были друзьями... Счастливой дороги! Плывите-плывите, мы станем другими, мы встретимся с вами... Попутного ветра!.. 1985 * * * Мой гордый дух под звездным кровом, Стерпя всю силу чар твоих, Не устоит пред добрым словом, Но ты не знаешь слов таких. Они одни владеют мною, Им внемлю больше, чем себе, Едва заслышав их порою, Я забываю о судьбе. И верю я, что боль остынет, Замрет в пучине вечных вод, Волна грядущего нагрянет, Мосты минувшего зальет. И тяжкий вздох забытой грусти Томить не станет больше грудь, Сожмет порою, но отпустит, Отпустит же когда-нибудь. Пойду как шел, слагая слоги, Пускай кругом туман и мгла, Но светлый луч в конце дороги Коснется моего чела. И люди --- там, под солнцем новым, --- За все, что сделаю для них, Меня помянут добрым словом. А ты не знаешь слов таких. 1985 РОМАНС I Давным-давно, мой бедный брат, оставил ты дела. Слепой недуг душой твоей владеет безраздельно. С тех пор, как чей-то чудный взор смутил тебя смертельно, Кумира славят день и ночь твои колокола. Ужель напрасен ход времен, и нынче, словно встарь, Стремленья наши так темны, кумиры так жестоки? Зачем, скажи, ты в этот храм принес свои восторги? Зачем так скоро жизнь свою ты бросил на алтарь? Ужель затем, чтобы, когда она уйдет совсем, Однажды вдруг поведать мне печально и мятежно О том, что ты любил ее так искренно, так нежно, Как более не дай ей бог любимой быть никем?.. Я знал тебя в тяжелый час и в битве, и в игре. Ты утешений не просил и головы не вешал. Но сей недуг страшней других, и я б тебя утешил, Когда б не тлела жизнь моя на том же алтаре. Давным-давно, мой бедный брат, мне твой недуг знаком. И он знаком не только мне, сжигает он полмира. И славит гибельный огонь владычество кумира. Но сами мы его зажгли в язычестве своем. И что поделать, если уж горит огонь, горит, И все никак не стихнет дрожь от давнего испуга, И скрип колес, и шум кулис, и теплый ветер с юга Одно и то же вновь и вновь мне имя говорит... 1985 РОМАНС II Что отнято судьбой, а что подарено, --- В конце концов, не все ли мне равно? Так странно все --- что было бы, сударыня, Печально, если б не было смешно... И я --- не тот: ничуть не лучше всякого, И вы --- не та: есть краше в десять раз. Мы только одиноки одинаково, И это все, что связывает нас. Когда один из нас падет, поверженный, Другой --- и не заметит впопыхах. Зачем же я пред вами, как помешанный, И слезы лью, и каюсь во грехах? Зачем дрожу, зачем порхаю по небу, И жду чудес, и все во мне поет? Зачем, зачем... Пускай ответит кто-нибудь, Конечно, если что-нибудь поймет... Простите мне, что диким и простуженным Ворвался к вам средь зимней тишины. Не то беда, что я давно не нужен вам, Беда --- что вы мне тоже не нужны... И все ж --- сама судьба с ее ударами, Капризами и ранами потерь --- Ничто пред блеском ваших глаз, сударыня, Он светит мне... Особенно теперь, Теперь --- когда невзгоды приключаются Все чаще, все смертельней бьют ветра, И кажется, что дни мои кончаются, И остаются только вечера... Сияйте ж мне, покуда не отмечено Печатью лет ни сердце, ни чело! И, видит бог, сказать мне больше нечего, Да больше --- и не скажешь ничего... 1985 * * * Когда бы ты была великой королевой, Служил бы я тогда поэтом при дворе. Я б оды сочинял направо и налево, Я б гимны сочинял и ел на серебре. Творил бы я легко, отважно и с любовью, И песенки мои запел бы весь народ: И самый высший свет, и среднее сословье, И разный прочий люд, и даже всякий сброд. Не знаю, сколько дней блаженство бы продлилось, Но знаю, что финал печален и смешон: Увы! настал бы час, когда монаршья милость Сменилась бы на гнев, и я бы был казнен. И есть тому резон, и есть на то причина: Раз я придворный бард, обязанность моя --- Воспеть тебя, тебя, прекрасная regina, А этого как раз не стал бы делать я. Творя и день и ночь, я мог бы, пункт за пунктом, Восславить всех и вся, и только о тебе Ни слова б я не спел, а это пахнет бунтом! И вздернули б меня на первом же столбе. И все лишь от того, что вряд ли во Вселенной Для оды в честь твою есть должный слог и тон. И будь я хоть Гомер --- ты лучше, чем Елена. И будь я хоть Шекспир --- ты краше Дездемон! Пусть не царица ты, а я не твой придворный, И пусть меня никто пока что не казнит, А все ж, едва лишь я твой образ непокорный Возьмусь живописать, перо мое дрожит. Все более любить, все более немея, Придется мне всю жизнь, покорствуя судьбе. Но если я не прав, пускай меня немедля, Сегодня же казнят, на первом же столбе! 1985 * * * Дело шло к рассвету, вьюги бушевали, Зимняя погода лезла вон из кожи. В доме шло веселье, гости танцевали, Ты была прекрасна --- прямо-таки до дрожи. И никто не слышал, как метель гудела, Каждый был обласкан и храним судьбою... Я ж тогда подумал: плохо наше дело! Хватит нам с тобою лиха, будет нам с тобою... Так оно и вышло --- все смешалось в доме, Развалились гнезда, закружились русла. Ты молчишь и сердце держишь на ладони... Боже, все так просто! Что же все так грустно? То ли дело прежде, в юности лазурной, Вот уж впрямь --- бывало разного немало!.. Я любил бессчетно, и всегда безумно, И всегда успешно, знаешь, жертв не возникало... Люди мне сказали: разделяй и властвуй, Торжествуй и празднуй, а то проморгаешь. Сфера вольных мыслей, область дальних странствий, Выбирай что хочешь, поступай как знаешь!.. Все вы, люди, врете, а я все киваю, Бес во мне какой-то --- ест меня и губит. Никому не верю, ничего не знаю, Знаю, что люблю тебя, но кто ж тебя не любит!.. И, как прежде, тонет все в веселом вздоре, Вьюга рвет и мечет, гости веселятся... Сил моих нет больше, я хочу на море, Я хочу забыться, я хочу влюбляться, Лазать по откосам, грезить о мадоннах, Излучать сиянье, небу подражая... Вот бы как!.. Но сердце держишь ты в ладонях. Чем же крыть? А крыть и нечем. Так и продолжаем жить... 1985 * * * Я исполняю все, что сам себе велю, Куда хочу рулю я без оглядки. Вот я сказал себе, что я тебя люблю, И убедил в момент. И все в порядке. Я убедил себя. И, чтоб само собой Учесть накладки все и неполадки, Я прямо в тот же миг поговорил с тобой И объяснил тебе, что все в порядке. Что без тебя никак, что белый свет мне тьма, Ни огонька кругом и ни лампадки; Что я сошел с ума, что все кругом --- тюрьма, Что все во мне горит, и все в порядке. Я убедил себя. Я ждал ответа век. Я телефон сжимал, как в лихорадке. Я ждал, что ты в ответ мне скажешь: <<Нет, привет!>> Я знал, ты скажешь <<нет>> --- и все в порядке. Но ты сказала <<да>>, и я сгорел дотла За убеждения в жестокой схватке: Ведь ты сказала <<да>> --- и так легко смогла Разубедить меня, --- и все в порядке. 1985 * * * Идет война. Лютует враг. В опасности Свобода. Горит земля. Гудит пожар. Кипит святая месть. На смертный бой за отчий край идут войска народа. И верим мы, что это так, ведь это так и есть. Мы твердо знаем, кто не прав, поскольку сами правы. Победа к нам благоволит. Свобода спасена. Но снова в бой, ровняя строй, идут войска державы. И вздор, что кончилась война. Не кончилась она. Гудит пожар. Горит земля и кашляет от дыма. Кричит труба: <<Прощай, прощай!>> И стонут провода. На смертный бой за вечный рай идут войска режима. За громом пушек не слышна чужая правота. Когда во всем права война, природа виновата. Колонны стынут на ветру, знамена шелестят. Устало тянутся полки. Идут войска диктата. Текут века. Никто не прав. Никто не виноват. 1985 БИЛЛИ Где-то в горах высоких или в песках далеких Билли --- один из многих славных ребят. К пыли давно привычный, Билли --- солдат обычный, Билли --- солдат отличный, бравый солдат. Билли задачу знает, службу несет. Билли идет, стреляет, смотрит вперед. Билли, большой и сильный, Билли, такой красивый, Билли шагает, Билли поет: Good-bye, good-bye my home, Good-bye, good-bye my mammy, Good-bye, good-bye my baby, Good-bye my love. Сколько деньков проплыло, сколько годков пробило, Сколько красоток было --- не сосчитать. Эти красотки, Билли, впрочем, тебя любили Очень, теперь забыли, впрочем --- плевать. Тропы твоих колоний зовут вперед. Строки твоих симфоний ветер орет. Танки грызут планету, янки идет по свету, Янки стреляет, янки поет: Good-bye, good-bye my home, Good-bye, good-bye my mammy, Good-bye, good-bye my baby, Good-bye my love. Где вы, подружки Билли? Зря вы его любили. Билли лежит в могиле, плачьте навзрыд. Бывший лихой любовник Билли, почти полковник Билли, теперь покойник. Билли убит. В краю чужом убили Билли, и вот --- В строю на месте Билли Томми идет. Томми, большой и сильный, Томми, такой красивый, Томми шагает. Томми поет: Good-bye, good-bye my home, Good-bye, good-bye my mammy, Good-bye, good-bye my baby, Good-bye my love. 1982,85 ЩИТ И МЕЧ Казалось мне, что так велел весь мир, весь мир, весь мир, Когда впервые я надел мундир, мундир, мундир. Занятий ратных быть среди за честь почел, почел. И мне весь мир сказал: <<Иди!>> --- и я пошел, пошел. И был я смел, покуда прав, и прав, покуда жив. А если что, читал устав, а там --- курсив, курсив. И был курсив прочней миров, и бил сильней речей, И я забыл и отчий кров, и свет твоих очей. Когда свистел мой тяжкий бич, вперед брели быки. Когда гремел мой ратный клич, в поход текли полки. Едва я в сторону огня протягивал ладонь, Как все молились на меня и шли за мной в огонь. А я носил мундир, мундир, и был красив, красив. А если так --- за мной весь мир, а если что --- курсив. А истина --- она одна, одна --- в огне, в огне. А если пуля суждена --- она не мне, не мне. Так думал я, в дожде свинца не отвернув лица, --- Не будет этому конца. И не было конца. И мой солдат вперед, вперед кидался под прицел И знал, что он умрет, умрет, а я останусь цел. Меня осколок пощадит, помилует картечь, Ведь мне весь мир доверил щит --- и меч, и меч, и меч. И клич звенел, и полк шагал, и я, других затмив, Шагал и пел; я миф слагал, а в нем --- курсив, курсив. Когда ж и мне свинца кусок попал в висок, в висок, Я молча лег в песок, в песок, и встать не смог, не смог. А щит и меч схватил другой и полк повел вперед, Но ведал он, что смерть с клюкой вослед за ним идет. Какое знамя ни развей и форму ни надень, Не отдалишь свиданья с ней ни на век, ни на день. Ни грозный меч, ни яркий шелк от смерти не спасет... Так думал полк, мой храбрый полк, и шел себе вперед. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Шакал могилу раскопал, останки слопал гриф, Буран страницы разметал, жара сожгла курсив. Один мундир лежит, забыт, лежит, забыт и сир. Весь мир глядит --- мундир лежит... Подумаешь, мундир!.. 1985 * * * <<Эх, знамя наше на древке развевается. А Наташа на реке --- раздевается. Хоть разденься ты, Наташа, хоть оденься, Все равно не будешь наша, не надейся!..>> Все так же весела планида у солдата. Все так же велика планета, погляди: Исхожена до дыр, истоптана, измята, Но все ж полна дорог. Иди, солдат, иди. Уж как ее ни жгли, а так и не спалили, Взрывали там и тут, а вишни все цветут. Столетьями дрались, а все --- не поделили. Иди, солдат, иди. Тебе найдется труд. И пусть куда ни плюнь --- солдатские надгробья, Могилы позади, могилы впереди... Не вся еще земля твоей полита кровью. Не вся еще, не вся... Иди, солдат, иди. <<Что такое, в самом деле, мало нас в строю! Это значит --- одолели мы врага в бою. А когда, к примеру скажем, враг побил бы нас, Нас в строю и вовсе даже не было б сейчас!..>> Но звонко в такт шагам лихая поступь славы Грохочет в голове, сияет на груди. Чинов и орденов немало у державы, И все они твои. Иди, солдат, иди. Всю землю ты пройдешь и сделаешь иною, И выправишь, как бог, весь мир наоборот. Иди, солдат, иди! Все бренно под луною, Но пыльный твой сапог века переживет. Уже прославлен он в поэзии и в прозе, Уже по всей земле --- куда ни погляди --- Он выбит и отлит и в мраморе, и в бронзе, Но место еще есть. Иди, солдат, иди! <<Знамя наше на древке бьется как всегда. А Наташа на реке --- просто хоть куда! Она в воду не идет, не купается, Стоит, дура, во весь рот улыбается...>> 1985 КОНИ В ВАГОНЕ И в штилях, и в штормах, и в тризнах, и в войнах Все видится мне то ли явь, то ли сон: Как будто загнали коней моих вольных Сначала в загон, а затем и в вагон. И медленно, с лязгом, под крики конвойных Тяжелый состав начинает разгон. Крылатые кони под грохот состава Сложили прекрасные крылья свои. Уснувшая стая вздыхает устало, Под грохот состава летя в забытьи. Плененные птицы, летучее стадо, Крылатый табун --- это годы мои. Какие их прежде ласкали ладони! А нынче засады в пути сторожат. Не дремлют стрелки, только вольные кони Не слышат, не видят, не ведают --- спят. Влачатся, влекутся в летящем вагоне, И снится им, что они сами летят. И кажется им, что не будет ни крови, Ни грома, ни дыма, ни новой войны. Ах, вольные кони из дальней любови! Ах, быстрые птицы из давней весны! Скачите, скачите... стрелки наготове. Летите, летите... курки взведены... 1985 * * * Теплый дом, сытный стол, брудершафт с поцелуем --- Все потом, все потом, а теперь --- недосуг. Собирайся, солдат, и пойдем повоюем! Что потом --- то потом, что теперь --- то вокруг. Собирайся, солдат, и пойдем повоюем! Что потом --- то потом, что теперь --- то вокруг. Кто кого, кто куда... Мы приказ не нарушим. Мы присяге верны, хоть огнем все гори. Теплой кровью по горло зальемся снаружи И трофейным портвейном --- по горло внутри... Ни за что, никогда мы устав не нарушим, И по горло снаружи, и по горло внутри... Наше черное время не кончится с нами. Нас вода унесет, а оно --- над водой Повисит, переждет и вернется с войсками, И никто ему снова не скажет <<долой!>>. Повисит, переждет и вернется с войсками, И никто ему снова не скажет <<долой!>>. 1985 * * * И спокойный в душе, и тверезый, И не Бог весть какой патриот, --- А люблю ж я, однако, березы, Как и любит их весь наш народ. Но судьба --- это ж когти с зубами, Ей плевать, что люблю, не люблю: И всю жизнь я общаюсь с дубами И таежные сосны валю. И весь век, отродясь и поныне, --- Елки-палки кругом, бурелом. Ой, повеситься что ль на осине, Али с кедра махнуть соколом! Гроб ольховый снесут без аварий, Можжевельничку кинут вослед, Вот и будет мне полный гербарий, Вот и сложится пышный букет! И от этих-то мыслей, наверно, Растеряв и почет и барыш, Я качаюсь, как во поле верба, Но вдобавок шумлю, как камыш. 1985 * * * Ой, не троньте, отойдите, я болею, Я страдаю, я не знаю, я ищу. Ой, желаю прокричать, но не умею, А умею промолчать, но не хочу. Ой, другому, чай, попроще да полегче: Угадал, зарифмовал и все дела. Мне ж подайте, что пожестче да похлеще, Да, вдобавок, чтоб концепция была. Я и так уже и сяк, а все не ладно, Уж и рифму поразвесистей кладу. И выходит вроде складно и нарядно, А в концепцию никак не попаду. А приятель мой, ученый и влиятельный, Твердит, что это дурь всему виной, Что к концепции, ну, кроме апперцепции, И рифмы даже нету ни одной. А родитель мой с ухваткою ораторской Внушает: <<Мол, не будь умней отцов. Мол, куда ж тебе с повадкой саратовской. Подумаешь, сыскался философ!>> А учитель мой, очкастый и лобастый, Справедливо завершает общий суд: <<Мол, ты пиши себе и бестолку не шастай, А концепцию, чай, после подобьют>>. Вот и думай, что тут делать, кто поможет, То ли рифму небывалую искать, То ли просто продолжать, как бог положит, То ли к тетке в глушь, в Саратов --- отдыхать. Что ж, давайте, если только вам не хлопотно: Катайте, разъясняйте, что к чему. Я ж неграмотный, я дикий, я неопытный, Валяйте, все безропотно приму. Я не знаю ни немецких, ни турецких, Ни каких еще других мудреных слов, Я не плавал на судах рыболовецких У советских Соловецких островов. Вы Олимпа моего не различите, На который я взбираюсь со всех ног... Но приятель мой, родитель и учитель У подножия сплетают мне венок. 1986 * * * Просыпаюсь, и гложет стыд До чего довело вино: Все, что может болеть, --- болит. Остальное --- бесчувственно. И к тому же весь дом --- вверх дном, И не только весь дом --- вся жизнь. А когда уж кругом разгром, Хоть под поезд беги --- ложись. Постоянно, чуть где чего, Скажем грамота или деньга, Как другим так всегда <<ого>>, Ну а мне так всегда <<ага>>. И со вздохом еще таким Усмехаются сквозь очки. Даже если скажу <<апчхи>> --- <<Будь здоров>> говорят другим. Эх, отрезанный я ломоть, Позабыла меня страна, И жену подарил Господь, Чудо-юдо, а не жена. Нет, ну как она все угадывает, И одно прям с другим увязывает. Ну а я ж должон от такой жены Сохранить себя мужиком. Что с одной стороны --- накладывает, А с другой стороны --- обязывает. Только я, почему-то, с любой стороны Выхожу при ней дураком. Нет, ну как все же ей не лень Всюду рожу совать свою. Каждый день на меня <<трень-брень>>, Отчего это я, мол, все пью? А я сам бы не пить --- хоть счас! Но когда каждый день <<трень-брень>>, Ну, не выдержишь иной раз, Потому и пью каждый день. Расколись ты враз, мое темечко, Погори, душа, синим пламенем, Пропади ты, мозг, да изыди, ум, Только горе мне от тебя. А ведь помню же --- было времечко, Я ведь тоже шагал под знаменем, Я ведь тоже хотел в президиум Сесть на празднике Октября. И себя самого мечтал Так высоко нести, борясь, И понес, да, видать, устал, Уронил, понимаешь, в грязь. Просыпаюсь, и как не спал, Продолжается страшный сон, Если раньше хоть стыд глодал, То вчера отнялся и он. Или сам я себя несу, Или что-то меня несет, Все равно --- я один в лесу, И никто меня не спасет. А уж вырваться, выйти из лесу Всей душой хочу, прямо как никто. И хотя я сам, чай, не суперстар, Все ж не сукин сын, не того. Только страшно мне, вот, как вылезу, А, не дай бог, вдруг там не бог весть что, А, не дай бог, там еще злей кошмар, Нет, уж пусть как есть --- ничего. 1986 АПРЕЛЬ Секунды сделали свое, за океан ушла метель, И в наше хмурое житье ворвался слякотью апрель. И неба клок, как белый флаг, подняли тучи кое-как. И долгий зимний полумрак обмяк. Вода, по стокам протрубя, неслась к решетчатой губе. А я опять нашел тебя и стал преследовать в толпе. И стал натужно догонять, вгрызаться в слой чужих пальто, Чужие лица разгребать в надежде вновь увидеть то, Твое, вне всякой шелухи, лицо, чистейшие штрихи, Которым дарят не духи --- стихи. И холод зимний уходил, болтался ветер, как рукав. А я тебя не находил, в плащах апрельских потеряв. И снова мчал меж серых стен, включался в общий марафон, Вплетал свой хрип в протяжный стон чужих дыхательных систем. И все не мог разжать никак тебя похитивший кулак, И изнемог, и плакал, как дурак... На крышах бледный лед тончал, ползя по скатам и скрипя. Я столько раз тебя встречал, и столько раз терял тебя! Но как порою дальний свет ведет кого-то сквозь тоннель, Меня все звал твой зыбкий след и вел куда-то сквозь апрель. И пропадал, как вздох мольбы, как дым легенды, тень молвы, Средь суеты и синевы... Увы! 1981, 1986 МАЙ Ах, я, точно тополь, рос и был неказист и прост, клонился от бурь и гроз, в ветрах шелестел. Порою желтел, линял, но снова листву менял, и ливень, омыв меня, на кроне моей блестел. И образы чистых дум сквозь мой многолистный шум мне май напевал и цвел, лаская мой крепкий ствол. Шли годы, дожди лились... И я все тянулся ввысь. И, словно в тяжелом сне, мой мир открывался мне. Пока я не стал над ним, он виделся мне цветным, он плыл и мерцал, как дым, имел аромат. Но, глянув из высших сфер, узнал я, что мир мой сер, что он и не мир, а сквер, и беден его наряд. Вдали, погружен во мрак, угрюмый зиял овраг, за ним невысокий склон, на нем одинокий клен... Затем наступал предел, мой взор уставал, слабел, и образы мрачных дум все чаще мне шли на ум. Я их, точно в ночь листву, швырял одиночеству, и сыпалось прочь, сквозь тьму, смятенье мое. И словно тоска сама, протяжно звенела тьма, и слышалась в ней зима, и все холода ее. Должно быть, забавы для меня родила земля, и, корни зажав в горсти, велела расти, расти... И я, точно тополь, рос, высоко главу вознес, а видел лишь мох, мох, мох... и медленно сох, сох, сох... 1981,86 * * * Друзья-мореходы, творцы-корабелы, Прекрасны у вас корабли! И все-таки зря вы свои каравеллы К моим берегам привели. О, как ваши флаги сияли прекрасно В лучах уходящего дня! Вы вдаль отправлялись. Но только напрасно Вы звали с собою меня. Напрасно прельщали всем миром, всем светом, Всем золотом, всем серебром, В то время я думал совсем не об этом, Я думал совсем о другом. Тогда я, сгорая в любовных томленьях, Мечтал, что от страсти умру, Взлетал в небеса и стоял на коленях, И врал, и не ведал, что вру... О, я заблуждался, я думал, что годы Развеют туман голубой. Но нынче все то же, и вы, мореходы, Меня не зовите с собой. И пусть мой кораблик распался на части, И снасти дрожат на ветру... Вчера я чуть было не умер от страсти, А нынче уж точно умру! 1986 * * * Пустые бочки вином наполню, Расправлю вширь паруса-холсты. Прости-прощай, ничего не помню, Рассвет настал, небеса чисты. Начну с рассвета, пойду к закату. Там, на закате, уже весна. Покуда плыть хорошо фрегату, Пирату жить хорошо весьма. Восток горячий хрустит поджаристо, Где-то слышен металл. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Час еще не настал. Из бури выйду, из драки вылезу, Сколь меня ни трави. Одно лишь есть, чего я не вынесу, --- Это слезы твои. Но час еще не настал... Чужие люди твердят порою, Что невсамделишный я пират. Да, я не живу грабежом и кровью, И это правду они говорят. Скорей я мог бы царей потешить, Сойти на берег, овец пасти... Но чтобы других убивать или вешать, Что вы, бог меня упаси! Повис над морем туман безжалостный, Белый, как молоко. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Смерть еще далеко. Ничто не вечно, бояться нечего, Сядь, смолчи, пережди, Не верь прохожему опрометчиво, Все еще впереди. Да... смерть... еще далеко... И пусть вовеки не быть возврату, И все кругом застелила тьма. Покуда плыть хорошо фрегату, Пирату жить хорошо весьма. Никто стихии не одолеет, Ни я, ни люди, ни корабли. Но не погибну, покуда тлеет Во мгле страданья огонь любви. И я мечтаю, чтоб он пожаром стал И объял бы моря. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Это просьба моя Одна, но есть еще и вторая: К концу последнего дня Скажи священнику, умирая, О том, что помнишь меня... Все еще впереди... Смерть еще далеко... Не плачь!.. 1986 * * * Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи, Настраивал я струны, прости меня, Боже! И пел в восторге диком о счастье великом. А счастье было сладко, но редко и кратко. Отцвел мой дальний берег давно и напрасно Звезда моих Америк взошла и погасла. Поднявшись из долины почти до вершины, Я двинулся обратно, зачем --- непонятно. Капризные арены мой дар погубили, Корыстные царевны мой жар потушили. Одна на свете дама, и та --- моя мама, Меня любила просто, ни за что, ни про что. Смычок пришел в негодность, струна истрепалась, Моя былая гордость до дна исчерпалась. Людей просить не смею, царей не имею, Тебя просить негоже, и все же, о боже! Пройдя любовь-измену от края до края, Всему нашел я цену. Цена небольшая. Не дай мне, боже, боле ни дрожи, ни боли, Взамен всего такого --- ты дай мне покоя. Пускай дымятся где-то и степи, и горы. Куда в мои-то лета мне эти просторы! Пускай в иные страны текут океаны, Зачем, зачем, Владыко, мне столько воды-то! Ручей, очаг и ложе --- не больше, о боже. Избавь мой слабый гений от всяких учений. Не нужно мне Сорбонны, но дай мне свободы! И я, презрев лавины, дойду до вершины. До горнего утеса, до высшего класса, До главного вопроса, до смертного часа, Когда в одеждах белых сквозь первые вьюги На мой отцветший берег слетят твои слуги. 1986 ГОРЕСТНЫЙ РОМАНС II Поржавело наше стремя, наше семя не взошло. Поредело наше племя, наше время истекло. Отлетело, убежало, просочилось в решето, Отборолось, отстрадало и пропало ни за что. А поменьше бы боролось, не ушло бы в кровь да в снег, Может, был бы тверже голос, гуще волос, дольше век. Нами движет беспокойство, навсегда соединив Наши низменные свойства, наш возвышенный порыв. И поверишь ли, Наталья, что обиднее всего, --- Ни окопы, ни братанья не меняют ничего. Твой несчастный брат прекрасен, бесподобен твой малыш, Дом твой светел, взор твой ясен, и спасибо, что молчишь. Не горюй, живи приятно, и к концу седьмого дня Ты успеешь, вероятно, сорок раз забыть меня. Далеко твой берег дальный, океан пред ним сердит. Ну а жребий мой скандальный звон кандальный подтвердит. Я мечту свою, химеру, на галеру заберу И за Родину, за веру, не замечу как умру... 1986 АЛЛИЛУЙЯ Помнишь, как оно бывало? Все горело, все светилось, Утром солнце как вставало, так до ночи не садилось. А когда оно садилось, ты звонила мне и пела: <<Приходи, мол, сделай милость, расскажи, что солнце село>>. И бежал я, спотыкаясь, и хмелел от поцелуя, И обратно брел, шатаясь, напевая <<аллилуйя>>. Шел к приятелю и другу, с корабля на бал и с бала --- На корабль --- и так по кругу, без конца и без начала. На секунды рассыпаясь, как на искры фейерверка, Жизнь текла, переливаясь, как цыганская венгерка. Круг за кругом, честь по чести, ни почетно, ни позорно... Но в одном прекрасном месте оказался круг разорван. И в лицо мне черный ветер загудел, нещадно дуя. А я даже не ответил, напевая <<аллилуйя>>. Сквозь немыслимую вьюгу, через жуткую поземку Я летел себе по кругу и не знал, что он разомкнут. Лишь у самого разрыва я неладное заметил И воскликнул: <<Что за диво!>>, но движенья не замедлил. Я недоброе почуял, и бессмысленно, но грозно Прошептал я <<аллилуйя>>, да уж это было поздно. Те всемирные теченья, те всесильные потоки, Что диктуют направленья и указывают сроки, Управляя каждым шагом, повели меня, погнали Фантастическим зигзагом по неведомой спирали. И до нынешнего часа, до последнего предела Я на круг не возвращался. Но я помню, как ты пела. И уж если возвращенье совершить судьба заставит, Пусть меня мое мгновенье у дверей твоих застанет. Неприкаянный и лишний, окажусь я у истока. И пускай тогда Всевышний приберет меня до срока. А покуда ветер встречный все безумствует, лютуя, --- Аллилуйя, свет мой млечный! Аллилуйя, аллилуйя... 1986 * * * Я чашу свою осушил до предела; Что было --- истратил дотла. Судьба подарила мне все, что хотела, И все, что смогла, отняла. Подобно реке я блистал на свободе, Прекрасной мечтой обуян. Мой путь состоялся, река на исходе, И виден вдали океан. Прости, моя радость, прости, мое счастье, Еще высоки небеса, Но там вдалеке, где клубится ненастье, Чужие слышны голоса. Не плачь, бог с тобою, оставь сожаленья О том, что исчезнет во мгле. Пока не стемнело, хотя б на мгновенье Останься со мной на земле. 1986 * * * Там, где шелестят, оседая, Медленной реки берега, Вечная звезда золотая Над землей висит, как серьга. Там, где нет ни зноя, ни жажды, Ни грозы, ни снега, ни льда, --- Край, где б мне родиться однажды, И потом уснуть навсегда. Где вокруг шатров средь долины Вольные костры расцвели, Гулкие поют тамбурины, Влажные шумят ковыли... Край земли. Но случилось так, что чужбине Весь свой краткий век я отдал. Жил в гордыне, брел по пустыне, Скорых перемен ожидал. Свет надежд и тьму заблуждений --- Все воспринимал как дары. На руках моих --- кровь сражений, На ногах моих --- кандалы. И уже ни счастья, ни Бога Мне судьба в пути не сулит. Спят холмы, клубится дорога, Вязким зноем дышит зенит. Бог молчит. 1986 НА ВСЕЙ ЗЕМЛЕ I Без цели, без дорог, сквозь сумерки Земли Ведет нас скорбный Бог, весь бледный от любви. Наш путь лежит во мгле и тянется в туман. Он вьется по холмам, петляет тут и там... А между тем --- на всей Земле, на всей Земле Не хватит места нам. Но где-то за холмом --- разгадка тайн Земли, Как птица, бьет крылом в сиянье и в пыли. И блещет на крыле то слава, то смола, То пламя, то зола ссыпается с крыла... А между тем --- на всей Земле, на всей Земле Не будет нам тепла. И каждый поворот мы помним до седин. И тяжкий мрак болот, и гордый блеск вершин, И спящий на заре в долине темный храм, И нечто, в глубине таящееся там... А между тем --- на всей Земле, на всей Земле Не выйдет счастья нам. 1986 ПЕСНЯ СРЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА II Державный кесарь мечет и рвет, Зовет незнамо куда. О, как трепещет его народ... Но нам-то что за беда! В тепле, вдали от свинцовых вьюг Чужая боль не слышна. А если что --- погляди вокруг, Вокруг такая весна! И как бы ни были льды тверды, Куда бы там все ни шло, Весна приходит и гонит льды, А все остальное --- ничто. Холод был, но вот теперь --- Наступила оттепель. То-то и оно-то, братцы, то-то и оно-то. А вот ученый --- хитер как бес, Глядит неизменно вдаль. Ну что ж, понятно, ему --- прогресс, А нам-то что за печаль? Зачем нам даль, ты подумай, друг, Уж лучше вглубь или вширь. А если что --- погляди вокруг, Вокруг такая Сибирь. Вот я здесь прожил целую жизнь, Ни в грош ее не ценя, А все по-прежнему рвется ввысь Одна половина меня. А половина номер два --- Миловидна, но мертва. То-то и оно-то, братцы, то-то и оно-то. А вот художник --- творит, поет, Воздев перо или кисть. Ну что ж, понятно, ему --- почет, А нам-то что за корысть? А нам с тобой и без этих мук Дойти б до светлого дня... А если страшно глядеть вокруг, Давай гляди на меня! Уж я, хоть в лоб меня, хоть в корму, --- Все счастлив, как идиот. Хотя и кажется кое-кому, Что это мне не идет. Но часто ль вы, а часто ль вы --- Сами были счастливы? То-то и оно-то, братцы, то-то и оно-то. 1984,86 МОЯ РАБОТА Я помню север, я помню юг, Я помню клевер, я помню луг, И теплый ветер, и птичий крик, И каждый вечер, и каждый миг. Я так обязан, я так рожден. Я так наказан и осужден. Чтоб все исполнить и все суметь, Я должен помнить. Иначе --- смерть. И снова, снова, всю жизнь подряд Я помню слово, я помню взгляд; Восторг полета, паденья стыд Моя работа во мне хранит. Моя работа --- моя беда, Моя забота, моя звезда, Мой день ненастный и гром побед, Мой свет прекрасный, прекрасный свет. Огнем надежды горю, творя, Пока безбрежны мои моря. Но если что-то произойдет, Моя работа меня спасет. Везде на свете сквозь боль и мрак Всегда мне светит ее маяк. На все призывы, хотя б во сне, Ее мотивы ответят мне... 1985,86 ПЕСНЯ КЛАДБИЩЕНСКИХ СТОРОЖЕЙ Под пылью миров, под светилами, Под \(песнями снов чернокрылы\)ми Клубится туман у кладбищенских стен, Не спят сторожа, стерегущие тлен. Дрожим мы в сторожках, куском дорожа, Живыми у мертвых служа в сторожах. Наш труд бесполезнее многих трудов. Храним мы последний покой мертвецов. Хотя вам за них не дадут ни гроша, Приставлены к ним дураки в сторожа. Нет, даже не к ним, а к крестам дорогим Приставлены мы, и стоим, сторожим. Одною ногой мы в могилах уже. А после поставят других сторожей. И снова ничто не нарушит рядов Над тленом стоящих нетленных крестов. И вечный туман над могилами, Под песнями снов чернокрылыми. 1981,1986 * * * У нас опять зима. Снега идут кругами, Свершая без конца свой мерный хоровод. И словно сметено былое в урагане, Укрыто под снегами и вновь не оживет. Уже не зазвонят разрушенные башни, И шепотом домашним не скажутся слова. И женщины мои живут тоской вчерашней. Не так уж это страшно, как кажется сперва. У нас опять зима. Лишь горькие известья Напомнят иногда о том, что не сбылось. И прежние друзья находятся в отъезде. Еще как будто вместе. Уже как будто врозь. А письма и стихи, разбуженные ночью, Разорванные в клочья, возводят миражи. И женщины мои являются воочью, Подобны многоточью --- ни истины, ни лжи. У нас опять зима. И снова в изголовье Бессонная свеча то вспыхнет, то замрет. Но как себя ни тешь придуманной любовью, А дряхлое зимовье рассыплется вот-вот, Как карточный дворец. Ветрами снеговыми Разносят мое имя пространства зимней тьмы. И женщины мои уходят за другими, Становятся чужими. До будущей зимы. 1980,86 ПЕСНЯ ПАЖА Вот так пропел небесный шансонье, Вот так решили каверзные боги: Три брата было нас в одной семье, И каждый шел по собственной дороге. Один мой брат решил стать моряком И бороздить земные параллели. Другой увлекся карточным столом. А я в любви признался королеве. И дрогнул мрамор, горн запел вдали, Согласье глаз решило час свиданья. И в тот же день монарху донесли, Что я --- соперник, стоящий вниманья. Один мой брат уплыл на остров Крит, Другой приник к азартному притону, А я пока печально знаменит Как паж, имевший виды на корону. Летели годы, вихрями дрожа, И день за днем, услужлив и покорен, Я был доволен должностью пажа И вход имел в заветные покои. Один мой брат открыл архипелаг И имя дал свое местам открытым. Другой блистал, рискуя так и сяк. А я прослыл придворным фаворитом. Не горд, не знатен, даже не богат, Я с королевой счастье знал иное. И был король бессовестно рогат, И нож точил --- расправиться со мною. Один мой брат на дальних островах Нашел покой, уставши куролесить. Другой, рискнув, продулся в пух и прах. Ну а меня король велел повесить. И все же братьев я не посрамил, Но воплотил их сил соединенье: Я, как моряк, стихию бороздил И, как игрок, молился о везенье. Я тоже мог прославиться в другом, Я тоже мог, иному вняв напеву, Стать мореходом или игроком. Но я, увы, влюбился в королеву... 1980,86 ТРУБАЧ --- Ах, ну почему наши дела так унылы? Как вольно дышать мы бы с тобою могли! Но --- где-то опять некие грозные силы Бьют по небесам из артиллерий Земли. --- Да, может, и так, но торопиться не надо. Что ни говори, неба не ранишь мечом. Как ни голосит, как ни ревет канонада, Тут --- сколько ни бей, все небесам нипочем. --- Ах, я бы не клял этот удел окаянный, Но --- ты посмотри, как выезжает на плац Он, наш командир, наш генерал безымянный, Ах, этот палач, этот подлец и паяц! --- Брось! Он ни хулы, ни похвалы не достоин. Да, он на коне, только не стоит спешить. Он не Бонапарт, он даже вовсе не воин, Он --- лишь человек, что же он волен решить? --- Но --- вот и опять слез наших ветер не вытер. Мы побеждены, мой одинокий трубач! Ты ж невозмутим, ты горделив, как Юпитер. Что тешит тебя в этом дыму неудач? --- Я здесь никакой неудачи не вижу. Будь хоть трубачом, хоть Бонапартом зовись. Я ни от кого, ни от чего не завишу. Встань, делай как я, ни от чего не завись! И, что бы ни плел, куда бы ни вел воевода, Жди, сколько воды, сколько беды утечет. Знай, все победят только лишь честь и свобода, Да, только они, все остальное --- не в счет... 1986 * * * Восходя дорогой горной прямо к бездне голубой, Не печалься, брат мой гордый, будет нам еще с тобой И парча ковров ценнейших, и невиданный фарфор, И красавиц августейших неожиданный фавор. Не раздавят нас, ей-Богу, ни чужбина, ни нужда. Будет нам всего помногу. А не будет --- не беда. И когда недуг сердечный вдруг сожмет тебя в горсти, Не печалься, друг мой вечный, твой корабль уже в пути. Не зазря ломал ты крылья, не напрасно ты страдал, И бесился от бессилья, и от холода рыдал. Потеряешь счет пожиткам, предсказаньям вопреки. Будет нам всего с избытком. А не будет --- пустяки. И покуда шепот струнный все зовет куда-то вдаль, Дольше срока, принц мой юный, не продлится твой февраль. Вспыхнет утро, грянут грозы, льды сойдут, снега сойдут, И твои ночные слезы дневным садом прорастут. Будь что будет, знай, не медли, путь не близок, в добрый час! Там посмотрим --- будет, нет ли... Не печалься, будет с нас. 1986 НА ВСЕЙ ЗЕМЛЕ II В ночи моргали огоньки, и двигались вагоны (Во мгле, во мгле.) И тепловозные гудки кричали, как вороны (На всей Земле.) И свет в вагоне был убог, и слаб, и желт, и бледен, (Мерцал сквозь дым, казался сном,) И я никак, никак не мог понять, куда мы едем, (Куда летим, зачем живем...) И был мучителен вопрос, и не было решенья (В ночи, в снегу.) И только мерный стук колес обозначал движенье (Через пургу.) И так мы двигались во мрак, не зная, чем заплатим (За этот бег, за этот снег,) И весь вагон не мог никак понять, куда мы катим (Не то на миг, не то навек.) Казалось нам, что этот путь нас на погибель тянет (В ночи, во сне,) И что до цели дотянуть нам силы недостанет (Во мгле, во мгле.) И в час, когда ночной зенит для солнца распахнется, (И вспыхнет свет на всей Земле,) Нежданный ворон прокричит, и наша жизнь прервется, (Как птичий след, во мгле, во мгле.) И наш мучительный вопрос забудется навечно, (Наверняка,) И только мерный стук колес продлится бесконечно, (Через века.) Он разлетится во всю прыть, на новый берег ляжет, (Но не умрет, не отзвучит,) Под новым небом станет жить, и все о нас расскажет, (И не соврет, и не смолчит.) О нашей тягостной возне титанов и пигмеев (Во мгле, во мгле.) О вечной склоке и резне тиранов и плебеев (На всей Земле,) О нашем счете на рубли всех радостей на свете (Он не смолчит, он прокричит) О нашей медленной любви и нашей быстрой смерти... 1986 ЗАКОН ХОДЬБЫ Порядок вечный мне не знаком, неведом расчет судьбы. Мне внятен только один закон --- великий закон ходьбы. От первых дней до последних лет, до старческого горба --- нас вводит в курс и выводит в свет и сводит на нет ходьба. Томятся истины под замком, трещат от загадок лбы. Но всем доступен простой закон --- всеобщий закон ходьбы. Царит ходьба, не щадит потоп ни цезаря, ни раба. Идет вразнос и бурлит взахлеб во веки веков ходьба. Нам все по силам, хотим --- шаля сравняем излом реки. Хотим --- леса превратим в поля, поля превратим в пески. Ведь даже смерть не пугает нас --- чужая или своя, и в этой битве за часом час все более крепок я... Я тверд и строен, и как никто, исполнен любви к речам, И вновь <<спасибо>> кричу за то, за что и всегда кричал. Но, боже правый, как быть, когда все чаще меж строгих схем торчит проклятый вопрос <<куда?>> и подлый вопрос <<зачем?>> Сочтем итоги в конце пути, не стоит теперь труда. Но скоро я не смогу идти, пока не пойму --- куда. Воспряну духом, лекарство съем, постигну --- как быть, кем быть. Но даже если пойму --- зачем, едва ли смогу убить. И так ли важно, чья сторона сильна, и резон на чьей? Ведь вот, к примеру, идет весна, и кто помешает ей? Над полем сладкий апрельский дым, и птичий в лесах галдеж. И мир, похоже, не стал другим, чуть-чуть похуже, так что ж! Все то же чудо в сиянье глаз, и прелесть в изгибах рта. И жизнь как будто едва началась, а вроде, почти прожита. И солнце рождается вновь и вновь и гаснет опять и опять... Зачем же портить друг другу кровь, зачем же кровь проливать? Зачем же кровь проливать?.. 1986 ПЕСНЯ О ГЕРОЯХ За суетность и тщетность наших лет пустынных, За то, что так томительно и так темно в них, Совсем бы не хотелось осудить невинных, Когда б была возможность отыскать виновных. На помощь нам спешат иных времен агенты. От медленного Тибра и могучей Трои Над нами бесконечные летят легенды, Пред нами незабвенные идут герои. Их поступь тяжела от долгих лет скитаний, В речах --- благоуханье неземных соцветий, Глаза таят следы пережитых страданий, В них виден свет миров и слышен гул столетий. На наш скалистый берег перекинув трапы, Спускаются они из невозможной дали, Всем видом говоря, какие мы растяпы: Они свершали подвиги, а мы моргали. Но мы на них взираем в убежденье прочном, Что все их чудеса у нас давно в продаже. И нам уже не нужен миф о страшном прошлом. Все больше как-то хочется спросить --- что дальше? И мы всю ночь мечтаем и поем с натугой, Какой наступит рай, как только утро грянет. Покуда воет буря, нам и ночь подругой. Но что мы будем петь, как только солнце встанет? Заздравного вина иль погребальной хвои Подарит нам судьба уже, быть может, скоро? Об этом ничего не говорят герои, А только все кивают и вздыхают скорбно. 1986 МОЕ КОРОЛЕВСТВО I По осенним годам тяжела тишина, Словно кто-то вот-вот постучится. И пускай уж зима, если будет весна. А не дай бог, весны не случится! И уже не спасают ни дом, ни очаг, Не влекут корабли и вагоны. И то слева, то справа на штатских плечах Проступают погоны. Впереди темнота, позади ничего. И горит человек в беспокойстве. И гудят беспокойные мысли его Об ином социальном устройстве. Он прочел, разбирая санскрит и латынь, О властителях вольных и диких. Он, скитаясь, бродил по обломкам святынь, По руинам империй великих. Меж времен и племен он искал без конца Вариант идеального строя. Но нигде не нашел для себя образца И не встретил покоя. И теперь в захолустье, в трущобе, в дыре, Отыскав подходящее место, Совершенно один, на пустом пустыре, Он возводит свое королевство. Кропотливо, ценою большого труда, Он рисует проекты и карты. Он один воздвигает свои города И свои водружает штандарты. И, шагая под знаменем скорбной любви, Он навек упраздняет погоны. Как январь белоснежны его корабли, И прекрасны законы. И, хотя он не скрыт от порочной среды И от мрака жестоких наследий, Если грянет беда, то причиной беды Будет только коварство соседей. Он один, беззащитен, высок, умудрен, Мастерит, укрепляет и лепит. А потом отрешенно восходит на трон... И в душе его трепет. 1986 МОЕ КОРОЛЕВСТВО II О боже, благодарствуй! Я в царствии твоем Свое построил царство и ныне правлю в нем. Хрупка моя обитель, заботы круглый год. Я сам себе правитель. Я сам себе народ. Согласно вечных правил --- почет со всех сторон. Я сам себя поздравил, когда взошел на трон. Я все награды роздал, я все чины раздал. Я сам все это создал, я сам это все создал. Хожу к себе с докладом, воззвания пишу, Командую парадом и знаменем машу. О, сладость произвола! О, вольный дух казарм! Я сам себе крамола, я сам себе жандарм. Что хочешь, растолкую, решу любой вопрос. Одной рукой бунтую, другой пишу донос. Стою, как есть, единый на плахе бытия. Единый подсудимый, единый судия. Когда же опускаю топор что было сил, Прекрасно понимаю, что сам себя казнил. Во имя государства глава моя легла. О Боже, благодарствуй за все твои дела!.. 1986 * * * А когда, государь, ты умрешь, Побледневшие верные слуги Сообщат эту весть всей округе, Нагоняя смятенье и дрожь. И тотчас же фанфарная медь --- Та, что днесь твою жизнь воспевает, --- Поменяет мотив, зарыдает И, скорбя, воспоет твою смерть. О, когда ты умрешь, государь, Задохнутся часы, словно бредя, --- И на миг остановится время, И на время замрет календарь. Сколько пользы и сколько вреда Ты свершил --- это после рассудят, Но тебя уже нет и не будет, Ты уснул --- и уже навсегда. И министры, как учит статут, С неожиданной мыслью о Боге, Словно старые злые бульдоги, Молчаливо за гробом идут. Пред тобой, как диктует закон, Между прочими став на колена, Твой преемник скорбит преклоненно, Вожделенно взирая на трон. Он печально кивает вдове, Он глядит как рыдают сироты, Но дворцовые перевороты Созревают в его голове. Он не бог весть какой будет царь, И о нем не напишут гомеры... Но, --- покуда небесные сферы Сотрясает усердный звонарь, --- Он мечтает, как всякий бунтарь, Провести кардинальные меры И одних --- возвести в камергеры, А других --- отвести на фонарь. О, когда ты умрешь, государь... 1986 * * * Прошу вниманья, государь! Случилось дикое несчастье! Пришло великое ненастье: над всей столицей дым и гарь. Со всех сторон, как муравьи, к твоим вратам гонцами смерти Текут бунтующие смерды, рабы неверные твои. Бушует факельный разброд, ликует грохот колокольный, Бунтует всякий подневольный, и всякий вольный восстает. Стал побратимом нелюдим. Купцы, банкиры, нумизматы Швыряют в дым свои дукаты с изображением твоим. А против бунта, государь, как против смерти, повелитель, --- О, предводитель и учитель, --- какой ты сыщешь инвентарь?.. Лежат законы взаперти, неуязвимые как будто, Но нет закона против бунта, а надо было б завести! Такой безбрежной суеты, такого грозного развала, Такого злого карнавала --- за весь свой век не видел ты. Они пришли, прими же их, о, августейшая особа, Очнись от сна, восстань из гроба, взгляни на дело рук своих. Все это дело рук твоих --- все бунтари и супостаты, Все факела и все дукаты, и все владельцы таковых. Ты сам построил храм дневной, и сам зажег огонь вечерний. Все остальное --- дело черни. Но эта чернь --- ребенок твой. Настал венец твоим делам. Рыдай, отец, --- ребенок болен. Ты исцелить его не волен, ты безнадежно болен сам. И нет укрытий, нет защит... Над всей Землей в смятенье диком, Как зверь больной, предсмертным криком безумный колокол кричит... 1986