* * * Шел я городом знакомым, И подвоха я не ждал, Но вдруг упали с гастронома Буквы вывески <<Кристалл>>. Отскочил я, только ахнул И прикрикнул нервам: <<Стоп!>>, Как внезапно сзади жахнул Об асфальт фонарный столб И полезло наваждение Изо всех бесовских сил. Нет спасенья от паденья Душ, предметов и светил. Побежал я без дороги, Сломя голову, вперед, Чтоб не ждать, когда под ноги Рухнет с неба самолет. Листьев сорванных охапки По ногам хлестали мне, И булыжник цвета хаки Градом сыпал по спине. Кыш, Костлявая, не стоит Нынче править самосуд. Сердце в пятках, пятки ноют, Ветры воют, беды жмут. Но ответили из чрева Адской области земной: <<Ты накликал много гнева Слишком праведной душой. Пусть теперь к итогу жизни, Как возмездие само, На тебе скалой повиснет Безгреховности клеймо>>. И упал я, подломившись, Мрак не в силах отдалить, А народ, кругом столпившись, Начал думать, как тут быть. И один с уменьем доки Смог мне губы разлепить, Отхаркнувшись, начал вдохи Мне искусственно вводить. Поздно, дядя, мной примята Лужа крови, камень ал, Как помада, что когда-то С женских губ я не слизал, Кровь, как стыд, что я не ведал, Как вино, что я не пил, Как святыня, что не предал, Как соблазн, что упустил. Смертный клан, меня обретший, Неприятно удивлен: Я, безвременно ушедший, В поминанье не внесен. Обо мне, не знавшем блуда, О чистейшем образце, Много меньше плакать будут, Чем о злостном подлеце. Я людей не позабавлю, Став кошмаром снов и грез, Слез я мертвый не оставлю, Так как в жизни их не нес. Гроб сколотят, шляп не снимут И меня зароют в грязь, Словно вывеску поднимут, Что внезапно сорвалась. Чист, а значит незаметен, Грязных слухов не собрал, Не расскажут люди сплетен --- Значит без вести пропал. Снова все грехами кроют Жизнь свою, летя на дно, Ну, а я покрыт землею, Ей же, чистой, все равно. * * * Нам ветер дул и солнце жгло над парусами. Все б хорошо, да не везло со шкиперами. Мы в нашем базовом порту --- в Мадагаскаре --- Десятка два кандидатур перетаскали. Страдал наш первый капитан болезнью пятки, А помер в бурю и туман от лихорадки. На базу дали мы запрос: другого надо, мол, И к нам курьерский бот привез такого гада! Ох, ребята, он из интеллигентов сам, педант и стерва. Он истрепал, как паруса, все наши нервы. Палач, сатрап, навел режим, замучил вот как: При нем устав, при нем нажим, разнос и плетка. Он нам ругаться запретил (чего уж хуже!), И мы сказали: <<Вот дебил, на кой он нужен?>> Поразмышляли делово над всем над этим И за борт скинули его. Приехал третий. Ну, этот сразу показался нам небесной манной: Спокойный, тихий, не упрям, не часто пьяный. Все дозволял, такую дал нам всем свободу --- Хоть песни пой в жестокий шквал, хоть прыгай в воду. Завлек, хитрюга, прям беда --- как не поддаться? Спиваться стали мы тогда и разлагаться. Однажды в маленький буран на рифы сели. Что такое? Кто виноват? Ах, капитан, на самом деле! Пять человек пошло ко дну, Христос-спаситель! Признай же, кэп, свою вину --- ты попуститель. <<Долой!>> --- кричим, и песня вся. Послали к черту, И он на базу подался, а к нам четвертый. Ну тот был малый ничего, его терпели, Да и все равно потом его туземцы съели. Шальною пулей был задет несчастный пятый, Шестой же сгинул на тот свет веслом помятый. А вот с седьмого начались все наши муки: Он, сволочь, портил нашу жизнь, должно со скуки. Оригинальничал, бурбон, умишком скудный, И ввел, подлец, сухой закон на нашем судне. Хотел к ногтю нас, чтоб его в печенку дышло, Но тут, ребята, у него заминка вышла, У нас в запасе три глотка и мало дела, А у него, у чудака, душа горела. Ох, он сам был выпить не дурак, ходил по шхуне, Перебивался кое-как, глотая слюни. Потом, смекаем, захандрил и духом сломан, А кок, пройдоха, сохранил бочонок с ромом. И мы пьяны, нам наплевать, тайком конечно, А тот учует и кричать, орел сердечный. Дошел до нормы капитан --- за нами слово, Ему стакан --- он как в капкан, и все готово. Вот так скатились до стыда, а он до смеха, <<Долой>>, --- кричим, и к нам тогда восьмой приехал. Ну этот парень был слегка на кладах сдвинут, На рейде встал у островка, что всеми кинут. Там камень голый, монолит, скреплен веками. А он сказал, что здесь зарыт мильон деньгами. Нет, ну мы прошлись туда-сюда, так потоптались, В общем, глядим --- нету ни черта, завозмущались: <<Что такое?>>. Копаем день, копаем два, дрожим под ветром, А продвигаемся едва по сантиметру. А он, фанатик, стал кричать, ему неймется, Орал, что надо, мол, копать, и клад найдется. Ах, шкот вам в глотку, --- он орал, глотая водку. Да мы ему, вообще, штурвал заткнули в глотку, Связали и к ручью снесли, глядим --- икает, Значит, живой, а сами снялись и ушли, пущай копает. А наш девятый капитан такой хитрющий, Прослышал, видно, интриган, про предыдущих, И испугался, думал, мы головорезы, Что не боимся, мол, тюрьмы и гнем железо. Он выбрал самый легкий путь (от страха видно): С ума сошел, мол, как-нибудь не тронем, стыдно. А мы тогда от тех забот так измотались, Что сбросить этого за борт и не пытались. Потерпим, мол, что за беда! И мы терпели, Ох, разошелся он тогда, вы б посмотрели! Наш флаг пиратский завязал узлом на роже, И что зовут его, сказал, <<Веселый Роджер>>. Он то скакал, счастливый вдрызг, то был печален, То волком выл, то мачту грыз, а мы молчали. Когда ж он начал дно рубить, не удержались, Пришлось веревками скрутить. Такая жалость! И он лежал, притихший псих, приятель странный, Ох, морда хитрая у них, у капитанов, Не только в рай, но даже в ад путь не проторен. Чужие раны не болят, едреный корень. А вот сейчас нам отдых дан, почти как раньше, Сейчас у нас не капитан, а капитанша. И, хоть подавлены при ней самодержавьем, Мы ей, по скромности своей, не возражаем. * * * Один собрат мой по перу, Остряк и симпатяга, Сказал мне как-то поутру, Что скепсис нам не по нутру, Что нужен смех, и не к добру, Что терпит все бумага. Он мне сказал: <<Послухай, Вань, На все же есть терпенье, Знаешь, давай уж больше сцену не погань Серьезным песнопеньем. Ведь ты ж намедни пел у нас Чевой-то там такое, Вот я забыл по пьянке, но, как щас Вот помню, что смешное. И тут я вспомнил, был момент, С друзьями накирялись, И я, как неинтеллигент, Им чтой-то выдал как презент, Ну, все обозвали <<диссидент>>, Ну, в общем, посмеялись. Потом встряхнули кто-кому, Знакомым, домочадцам, Что Ванька --- комик по-всему, Поет, мол, оборжаться. И все, куда б я ни попал, Говорят, споешь, тогда отпустим. Вот влип, ребята, вот завал, Ну что ж, назвался груздем... Я ручку взял, бумагу, сел, Уткнулся взглядом в точку. Корпел, пыхтел, потел, сопел, Полночи дурнем просидел, Но сколько в стенку ни глядел, Не написал ни строчки. Ну, не могу я смехоту! Не выдержал, в натуре. И взял ту, первую, ну, ту, Что спел друзьям по дури. Слегка подправил, подыскал Ругательствам замену, Еще политику убрал, И можно лезть на сцену. И началось, концерт, другой, И вот меня все знают, Зовут по имени, я свой, И приглашают пить с собой, На все банкеты всей гурьбой И всюду приглашают. Все норовят поговорить, Сомненьем поделиться, И душу нежную открыть, И планами излиться. Знакомых тьма, все про свою Специфику толкуют. Я, правда, много узнаю, Но к черту жизнь такую. Я стал пописывать слегка, Подкидывают темы. То объяснят про облака, То, там, про средние века, То про надои молока И смежные проблемы. Был на физмате аккурат, И то усвоил сразу, Что <<Е>> равно <<эм це квадрат>> И прочую заразу. Пишу про все: и про Багдад, И про авторитарность, И все пою, и все хотят. Что значит популярность! И как встречают горячо: Я вышел --- все заржали, И я еще не спел ничо, А мне уже кричат: <<Давай еще!>> Говорят. А то как рыпнешься плечом --- Сбежать бы. Нет, зажали. И все, и пой давай, ори давай Народу на потеху, Шагай по хохоту, как в рай, От смеху до успеху. Но вот опять попал впросак --- Все то, что мною пелось, Вдруг кем-то понялось не так, Не так, как мне б хотелось. Он катнул депешу, вот же псих, Кое-кто в нее вчитался, Поговорили при двоих, Вкатили мне от сих до сих, И я бы, может, и притих, Да слишком разогнался. Остановиться не могу, Пою со всей острасткой, Да только зритель ни гу-гу, Сидит, глядит с опаской. Мол, знает черт, куда влечет, Худого бы не стало, Он, может, и смешно орет, Да только проку мало. И тот же брат мой по перу, Остряк и симпатяга, Мне говорит: <<Кончай муру, Ты, брат, завел не ту игру, Нам <<ха-ха-ха>>, значит не по нутру, Вот серьезность --- это благо>>. Опять я влип. Локтей кусать Не стал --- грызу коленку, И в муках что-нибудь создать, Сижу, уткнувшись в стенку. Не получается всерьез, Опять я просчитался, И судят все меня вразнос: <<Слышь, остряк-то исписался...>> * * * И был бы я пророк сердец, Вещатель судеб, Меня б в сиятельный венец Одели б люди. И жизнь моя была б легка В великом ранге, И залетел бы я в века, Как божий ангел. Ушел бы я, а призрак-бес В людей вернулся б, И посмотрел бы я с небес, И усмехнулся б. * * * Зверям очень просто жить на земле, Птицам очень просто жить в облаках, Рыбам почему-то в море теплей --- Лишь человеку нигде не ужиться никак. Поезд по суше идет, В море плывет пароход, Лишь человека иная дорога влечет. В небе простор и полет, В небе летит самолет, А человек на небо не попадет. Тем, кто внешне на человека похож, Можно жить ползком, на коленях скользя, Можно правду знать, но приветствовать ложь, Можно всем, а человеку нельзя. В море русалки поют, В мире весеннее ждут, Люди уходят, буквы приходят и лгут. В небе планеты снуют, Может, там боги живут, Только в небесах человека не ждут. Очень надо мне на небо попасть, Порасчистить душу от накипи дней, Перед Богом на колени упасть: <<Господи! Сохрани настоящих людей! Боже, зажги им звезду, Чтобы пробить темноту, Ибо на Земле я такой не найду. Чтобы у всех на виду, Чтобы не жить, как в бреду, Чтобы не знать, что на небо не попаду. Чтоб не скользить, как по льду, Чтобы не быть, как в аду...>> Жаль, что я на небо не попаду! * * * Пропахли ковбойки Мечтами дорог. На радужной стойке --- Мартини и грог. А нам алкоголем Нутро не блажить --- Лихие ковбои, Мы бросили, бросили пить. Не дать бы промашку, Немного --- не грех, Поставьте рюмашку --- Одну за успех. Одну за удачу Не грех пропустить, А после --- ни грамма: Мы бросили, бросили пить. Удачное дело, Счастливый исход: Иссохшее тело Нас выпить зовет. Одну лишь бутылку Втроем осушить Не страшно, ей-богу, А после --- клянемся не пить. Но Джим в переделку Попался вчера: Ему в перестрелке Влепили с бедра. На братских поминках Грешно не налить --- Бочонок всего лишь. А после --- мы бросили пить. Ну как протрезвиться, Забыть о пирах --- Ведь Чарли жениться Задумал на днях. Невеста --- богиня, Нельзя не почтить. И снова мы пьем, Но вообще-то мы бросили пить. Веселые ночи Никак не забыть... Не вовремя очень Мы бросили пить. Еще по одной нам Не грех пропустить, Но, кажется, где-то, Когда-то мы бросили пить. И округ упился От праздничных дел: Один подженился, Другой околел, А нам алкоголем Нутро не блажить --- Ведь мы же не просто ковбои, Мы бросили пить. * * * Черный дождь и туман. Уходил в океан Наш фрегат, наш фрегат. И тогда закричал, Закричал капитан: <<Черт мне брат! Черт мне брат! Коли в рифы тайфун --- Все равно приплывем, Все равно приплывем в Камерун>>. Наплевать, наплевать, Двадцать пять, двадцать пять Стариков-моряков Побожились давно: <<Чтоб нам больше тебя, Нам тебя не видать, Край родных берегов, И пойдем мы ко дну, Под холодную, злую волну>>. Двадцать пять, двадцать пять Моряков-стариков Побожились давно: <<Нам тонуть или жить, Нам тонуть или жить Все равно, все равно. Нам на все наплевать, Сорок раз наплевать, Сорок раз и еще двадцать пять. Двадцать пять, двадцать пять...>> * * * Часов промчится череда, И, как тогда, случится чудо, И ты приедешь к нам сюда Так ненадолго, как всегда, И, как всегда, из ниоткуда. И вот сидишь ты на диване --- Помнишь, Таня? И позабыто расстоянье --- Помнишь, Таня? И я сижу, знакомый твой, Как положительный герой, И сон, и время забываю пред тобой. И что-то есть в твоих глазах, И бесконечен темный вечер, И что-то есть в простых словах, И в сигаретных огоньках, И в предрассудках человечьих. Не все сбываются мечтанья, Правда, Таня? Но мы творили сны и тайны --- Правда, Таня? Несовершенные грехи, Несочиненные стихи --- Традиционные святые пустяки. И в том, что я тобой обвит, Не виновата власть Господня, И, если Бога не гневить, То --- есть любовь иль нет любви --- Какая разница сегодня? Умели мы иметь желанья --- Правда, Таня? И создавать себе скитанья --- Правда, Таня? И снова в разные места Нас развозили поезда, Спасибо хоть, что не на век, не навсегда. И снова старая мечта Владеет мною неуемно, Я снова ждать тебя устал, Но только комната пуста, И бесконечен вечер темный. Опять живу я в ожиданье --- Слышишь, Таня? Один курю я на диване --- Слышишь, Таня? Но верю: будет, как тогда, Часов промчится череда, И ты приедешь ниоткуда к нам сюда. * * * Две слезы, две слезы У дождя, у грозы. Не горят два огня У тебя, у меня. Две звезды в высоте, Две души в темноте, И волхвы только во сне Молятся обо мне. Две руки, две руки У беды, у тоски. Долго жгли два огня И тебя, и меня. Ни себя сокрушить, Ни печаль потушить, И волхвы, веря судьбе, Плачутся о тебе. И орлу нелегко, Если дом далеко. Если боль тяжела, Не спасут два крыла. Два огня для других, Две судьбы для двоих, А волхвы доброй молвой Помнят о нас с тобой. Две слезы на глазах Не смахнуть впопыхах. Унеслись два огня От тебя, от меня. Унеслись, отгорев, Никого не согрев, Но волхвы в тягостный час Песню поют о нас. * * * Не сосчитать ступеней всех, Не разгадать рисунков лиц На лестнице, ведущей вверх, На лестнице, ведущей вниз. Нет указателей и вех, Тебя толкают и влекут Спешащие как будто вверх, Стоящие все время тут. Стоять на месте просто так Довольно быстро надоест, И надо будет сделать шаг И для него придумать жест. Услышишь шепот: <<Что ж ты скис? Ты хочешь счастья, хочешь благ. Беги, беги скорее вниз, Скорее делай первый шаг>>. Тебя подхватит тел поток, И, обогнать стараясь всех, Локтями будешь ты жесток За приготовленный успех. Но, камни лестницы дробя, Лежать порою будешь ниц: Играет каждый за себя На лестнице, ведущей вниз. А если хочешь улизнуть Из оскверненных злостью дней, То есть другой, обратный путь, Но он, естественно, трудней. Круты ступени, и сомнет Тебя толпа еще не раз, Но покорение высот --- Дорога вовсе без прикрас. К перилам встать --- совсем не грех, Но повнимательней вглядись: Ты не один, идущий вверх По лестнице, ведущей вниз. Там верят в жизнь, там воздух чист, Там ждут уже который век Всех тех, кто так стремился вниз По лестнице, ведущей вверх. Не сосчитать ступеней всех, Не разгадать рисунков лиц По лестнице, ведущей вверх, На лестнице, ведущей вниз. Итак, пока ты у перил, Но, знаешь сам, не на года, Пора уже идти в свой мир По лестнице. Скажи, куда? * * * Блаженны духом нищие, но праведны скоты, Молчащие о том, что совершили. Да видит бог, он сроду не боялся темноты, И до начала предпоследней мили Ему была приятна эта ночь, Бесстыдно флиртовавшая с судьбою. Приятных чувств не в силах превозмочь, Он часть ее унес с собою. А ночь роняла на поля озон, Когда он улетал за горизонт. По рейсовым квитанциям оплачены счета, Диспетчер в ожиданье истомился, А он не волновался, он не боялся ни черта, И предпоследней мили не страшился. Не хлопотал о льготах для сирот, И потому не объявляли поиск, И в этот непредвиденный полет Он улетал, не беспокоясь. А ночь все знала, но молчала зло, И все молились, чтоб не занесло. <<Молитвы даром плетены>>, --- смеялась ночь потом И метки в черной книге расставляла. И он не виноват, что оказался под крестом, Но виновата ночь --- она же знала. На предпоследней миле он завяз, И, по жестокой внутренней команде, Подумал, как потом любой из нас, Подумал он о контрабанде. А ночь плевать хотела на вопрос О том, что ж он такое не довез. Он мужем был неверным, но хорошим был отцом, Он не любил, когда над ним шутили, Он был немного снобом и немного --- подлецом, Но только лишь до предпоследней мили. И не жене --- другой он был верней, Ко мне перед отлетом повернулся, Сказал: <<Я расскажу тебе о ней, Когда вернусь>>. Он не вернулся. А ночь роняла звезды на поля, И вздрагивала трепетно земля. Остаточным мгновеньям --- моя хвала и честь, И судорогам славу допою я. Не надо счастья, благ любви, а надо только сесть, Не вынося, не зная, не рискуя. Но колом вниз --- и дан последний знак Взбесившейся истерике мотора: Служители, закутанные в мрак, Уносят прочь тореадора. А ночь цвела, раскинув звездный храм, И не придав значенья смутным снам. * * * Человек судьбой своей играет, Помыслы расходуя в борьбе, Человек Фортуну задирает, Чтоб разнообразить жизнь себе. А судьба играет на трубе. Все игра, и нечего бояться, В ямы попадая на бегу, Только невозможно отыграться В этом заколдованном кругу. Дела немного, Дорогу под ногу И к Богу скорей. Эту дорожку Берем понарошку И скачем по ней. Ах, мы любили, Но, видно, забыли Дорогу к добру И опять придумали игру. Мы с тобой любви не выбираем, Сломаны судейские весы, И опять друг другу проиграем, И падут у белой полосы Круглые разбитые часы. А в игру вмешается Иуда, И помчусь по ложной я тропе, Утеряв черты от Робин Гуда, Убивая рыцаря в себе. Делает белые Знаки судьба На черной стене, Слезы вдвойне Обо мне на войне. Позабыты в вине, Пьяные пляски и сказки: Мол, шел без опаски Он в бой... Где ты, наш неправедный ковбой? Но игра несет знаменье эры, Быт ковбоя съеден кабаком, Ржавчиной покрылись револьверы, Седла запорошены песком, И домой они пойдут пешком. Лошади старались, как умели, Вынесли героев не за страх, Чтоб герои в песнях прогремели. Только не споют о лошадях. Если играешь, Желаешь и знаешь --- Слава богам! Если упал, Опоздал и пропал --- Покоришься врагам. В жизненной скачке Тошнит не от качки --- От спячки. Нельзя. И опять стартуем мы, скользя. Наскоро затоптаны окурки, Снова мы не верим ворожбе, Снова мы с судьбой играем в жмурки, Крепко завязав глаза себе. А судьба играет на трубе. Снова день до финиша дотащим, Листик оторвем в календаре, Только надоело быть водящим В этой нескончаемой игре. Новая схема, Надвинуты шлемы, Богему забудь. Если итожить Честно не можешь, Шулером будь. К старому следу Прийдешь напоследок, Беды кляня, Но уже не повернуть коня. * * * Бульвары дрожали, И стоны звучали глухие, Когда мы въезжали Полком в поселенья большие. В своей колеснице Красавец-поручик катил, И дамы-девицы Заранее млели без сил. А ночи лихие Тем временем стали короче, И стоны глухие Уже зазвучали погромче, Служанки в трактирах Встречали веселых гостей, Когда на квартирах Стояли мы несколько дней. Наш гордый поручик, Как демон, красив и беспечен. Он что-то получит На плечи за сладкие речи. Неистово черны Служанок хмельные глаза, И руки проворны, А мысли чисты, как слеза. И с кличем драгунским Мы приступом брали подвалы, С веселым бургундским Бокалы, бокалы, бокалы... Гитарные трели Звенели в разгульных ночах, И розы краснели На длинных бильярдных столах. Но, гордой осанке хвала И красивой попоны, А наши служанки Печально смотрели с балкона. Их губы дрожали, Прикрыты венцами цветов, Когда провожали Наш полк из больших городов. В своей колеснице Поручик тащился по кочкам, И дамы-девицы Протяжно сморкались в платочки, И, тяжко вздыхая, Глядели сквозь слезы туда, Где очень большая Тянулась за ним борозда. Не эти ресницы Он вспомнил видением ада, Когда в колеснице Накрылся случайным снарядом? И тот поединок Не вспомнят драгуны в веках, Поскольку один я Остался в живых из полка. И также, как с нами, Служанки флиртуют с другими... И ночь над полями И над городами большими... И слушают боги, Как я ковыляю домой, По пыльной дороге Стуча деревянной ногой. КОЛЕСА Скрипят колеса под телегою моею, Я снова мчусь, я по-другому не умею. Ищу добра, припав в дорожные объятья, И неизбежного пытаюсь избежать я. По ковылям, по лужам слез, по старым бедам, По следу тысячи колес я молча еду. Не знают устали, не ведают износа Мои проклятые, надежные колеса. Колеса катят, пыль дорожную взбивая, Из мостовых булыжных искры высекая, Бывает узок шлях меж правдою и ложью, И, обозлившись, я лечу по бездорожью. А по обеим сторонам такие дали, Мечты, отлитые в березовом металле, И города мерцают крышами белесо. Их оставляют позади мои колеса. И купола блестят крестами золотыми, Как те года, когда мы были молодыми. И, как останки наших мыслей дерзновенных, Лежат щиты и шлемы братьев убиенных. Ах, мне бы в те бы города бы возвратиться, Собрать бы рать, и умирать не торопиться! Ах, мне бы кубарем с родимого откоса... Да слишком буйные несут меня колеса, Да слишком быстрые, Шальные и неистовые, Несут меня колеса... 1981 * * * А в Эфиопии жара, и очень рады эфиопы, Прогрев на солнышке с утра свои коричневые спины. А здесь все время холода, темно и боязно размяться, А здесь туман и поезда, грохочут города, И некуда податься. В Китае тоже хорошо, и очень рады все китайцы, Купаясь в море голышом, прополоскать худые ноги. А здесь все время холода, и невозможно искупаться. Пятнадцать метров до пруда, но мокрая вода, И некуда податься. А где-то Тихий океан несет по волнам белый клипер, И всем доволен капитан, забыв свой престарелый насморк. А здесь все время холода, аж лень на вирусы нарваться. И мы кемарим, как всегда, не дав себе труда, И некуда податься. А где-то в средней полосе, от самой юной до старухи, Прекрасны женщины, и все они вполне законченные ведьмы. А эдесь все время холода, и неохота раздеваться. И только стонут провода, бегущие туда, Где некуда податься. * * * Давно ли под ясной звездой родила меня мать? Давно ль научился я свет той звезды различать? Была та весна холодна, и по тонкому льду Шагал я ночами неслышно и пел на ходу. А с неба смотрела звезда, и теплел ее взгляд. Когда это было? Должно быть, полгода назад. С тех пор разучился я времени шаг понимать. Давно ли под ясной звездой родила меня мать? Давно и недавно смешались в единый каскад, Когда ж это было? Должно быть, полвека назад. Когда ж разучился я петь и глаза подымать, Чтоб снова увидеть звезду и родиться опять? Наверно, растаял тот лед, где в весеннем бреду Чертил я коньками святую мечту, как звезду. А может, и небо, и землю закрыл снегопад... Когда ж это было? Должно быть, полвека назад. И нету весны, но опять, как по тонкому льду, К когда-то сиявшей звезде я пути не найду. Вернуться назад не могу --- все следы замело. Когда ты погасла, звезда? Полэпохи прошло. Я б песню сложил одинокой луне, как жене. Но тьма заморозила чувства и мысли во мне, И долго сквозь ветры, метели, снега и года Смотрю я туда, где когда-то сияла звезда. А небо пустынно, как город, сгоревший дотла, Из черных просторов на мир, как свидетели зла, Погасшие звезды слепыми зрачками глядят. Когда ж это было? Должно быть, полжизни назад. * * * Мне нужен стресс --- такая полоса, Мне нужен Бог --- приелись полудурки, Мне ангел нужен --- вытереть глаза, Мне нужен мальчик --- выбросить окурки. О, чертом посланный мне неуместный транс! Приглушены за дверью голоса. Я обещал себе курить раз в час, А сам курю два раза в полчаса. Должно быть, снова мой фонарь угас, Должно быть, снова мой дебют не удался, И, значит, буду жить на порошках, Коль скоро там заело с тормозами. Мотор скрипит на ржавленных свечах, И скоростью моей повелевает. И нагнетает рок, и давит снами, И ничего со мной не оставляет. В убытке я, и я не сплю ночами, И что-то надломилось, вышел пыл, Шофер мой старый потерял сноровку, Кондуктор мне напомнить позабыл, И я опять проехал остановку. Нужна мне мысль, чтоб записать ее, Мне нужен всякий хлам да дело б в руки, Мне нужен люкс, блаженство и молье, А, может, мне нужны мечты и муки. Когда же дьявольщина кончится, и кем Я буду возвращен в привычный мир? Пою я не о том, и жив не тем. В опостылевшей тьме квартирных дыр Должно быть, я погашен не совсем, Еще звенит во мне туманный отзвук лир. Тяжелый, словно плаха, мой багаж За мною тяжко тащит черт-носильщик, И в медленнейшем роке скорбный паж, Откинув шлейф, мне дверцу открывает, В тот маленький, как гроб, автомобильчик, Что скоростью моей повелевает, И жутко усмехается могильщик. На кой я дьявол с силой жму на газ, И надо ль мне туда, куда я еду? Я просто проповедую маразм, Как гончая по собственному следу... Мне нужно вырваться и осознать, Я разум вырвал, нужно вырвать тело И скоростью своей повелевать... О, черт возьми, мне надо что-то делать! Спаси меня, мой ненадежный талисман, Порви мне шины, заглуши мотор. Изранен я, как загнанный кабан, Но слух не поврежден, и ум остер. И я впадаю в транс и лезу на таран, Надеясь смутно приземлиться на ковер. Нет, не погибнет сгорбленный талант, И высший суд приговорит не к казни. Мне ангел поправляет аксельбант, Снимается налет абракадабры, Автомобиль, как персонаж из басни. В мои проникотиненные жабры Влезает вдох, и наступает праздник, И я иду, померкший, но живой, И скоростью своей повелеваю, Иду, и мрак безводный за собой Без жалости и скорби оставляю. * * * Это вселяется не интервенция, Это вселяется банда пыевская, Располагается сила бесовская, Располагается здесь конкуренция. В домик вползают команды отчаянные, Полустабильные, полуслучайные, Разнообразные --- худшие, лучшие, И сероглазые, и малопьющие. Мы --- конкуренты. Ура и так далее, Мы победим, мы в гробу вас видали, Здесь фигурирует некая заповедь, Здесь конкурируют в духе незападном, Здесь обещаются переживания, Здесь ликования предполагаются, И начинаются соревнования, И конкуренция не прекращается. Мы конкурируем крепкими нервами, Мышцами злыми, делами победными, Мы конкурируем в праве быть первыми, Делая все, чтобы быть не последними. Только ночами, силы суммируя, Песни кричали мы, не конкурируя. И за столом, когда лампа качается, Думы и чаянья обобществляются. Так получается --- можно отчаяться --- Но конкурировать не получается. Общими стали галдеж и чудачества, Не получается здесь разделение --- Это великое свойство и качество Нашего шаткого объединения. Вон, меж двоими идет допивание, Уж не бодры, но еще не валяются --- То же, ведь, братцы, соревнование, И конкуренция перерождается. И засыпаем вповалку, но сдержанно За исключеньем хмельных отщепенцев. Наша рабочая интеллигенция Спит, как и трудится, самоотверженно. Дверь открываешь сюда осторожно: Раннее утро, и очень возможно, Что эта самая интеллигенция Только за то, что их сон потревожен, Врежет спросоня ботинком по роже: Хочется спать, и опять конкуренция. Но в заповедниках нашего глобуса Непродолжительна аудиенция: Толпы заваливают в автобусы --- Это отчаливает конкуренция. Снова сезон научиться жить планово, Не реагируя на песнопения, Снова сезон, чтобы съехаться заново И конкурировать до отупения. * * * У заветной черты остановимся, Поглядим --- все ли взяли с собою мы, Целы ль ружья и полны ль обоймы. У черты все проверим с тобой мы, И о многом решим и условимся. Осторожность --- превыше всего. Ждать удара ли из темноты Будет мир суеты и тревог? Ничего. Постоим у заветной черты. Не раскаешься ты, не останешься, Заступив, ты оставишь, как пошлину, Все, что было ничтожным и пошлым. Может быть, ты расстанешься с прошлым, Может, с детством навеки расстанешься, С настоящим, звенящим, живым, И с людьми, без которых не жить. У заветной черты мы стоим, Нам одним за черту эту надо ступить. Впереди ты иль сзади плетешься, Отдавая посильные средства, Где соседство твое, в чем наследство? Может быть, расстаешься не с детством, Может, с будущим ты расстаешься? Не тоскуй по заглохшей струне, Ничего не бери, не зови. <<Ну, а как же любовь?>> --- скажут мне. --- <<Да, вполне, но не будем сейчас о любви>>. Или можно себя не отдать судьбе, И лазейку найти, встав на корточки, Свежий воздух глотать, как из форточки. Может нет впереди даже черточки, Так зачем же ее создавать себе? Но нельзя ту черту обойти, Дон Кихотам неведом покой, Сколько нас оступалось, учти, На пути, не заметив черты роковой. Ах, граница судьбы незаметная, Где и кем мы за ней ожидаемы? Но, желаемы иль нежелаемы, А себя и других обуздаем мы. Перейдя ту границу запретную, Мы сегодня сжигаем мосты. Новый мир, наши души прими, А когда одолеем хребты той черты, Будем мы называться людьми. * * * Они во сне ко мне приходят --- Мои неснятые картины, Мои неспетые сонаты, Несочиненные романы И нерифмованные строки. Они во сне ко мне приходят, И я с надеждой просыпаюсь, Но тихо в комнате и пусто, И фотографии на стенах Все больше в черных окантовках. Мои неснятые картины, Вы --- как друзья пережитые, Вы --- как шальные каскадеры, Что шли на трассу, забывая Про ненадетые браслеты. Они во сне ко мне приходят, Напоминают, укоряя, Людей, которые погибли, Моих знакомых, незнакомых, Чьи фотографии на стенах. Мои неснятые картины --- Как неродившиеся дети, Стоят у зябкой колыбели. А что мне, что мне остается? --- Сооружать мемориалы. Я не способен к воскрешеньям, Один среди людей ушедших. Как хорошо, что их не стало --- Они чужие в нашем храме, И наш Господь им не поможет. И я с надеждой просыпаюсь, И рамки траурные клею, Но вновь во сне ко мне приходят Мои неснятые картины, Незахороненные трупы. И где-то вольные казаки На вороных конях гарцуют, Они раскуривают трубки, И дым неправдашний клубится Над голубой водой Дуная. А после --- ходят каскадеры, И в пропасть падают браслеты, И я цветы кидаю в пропасть, И их относит к водопаду, А дело близится к развязке. И дальний милый мокрый берег Уже маячит васильками, И черный ворон, черный ворон, Как смерти знак, как туз пиковый Уже кружит над головою... * * * Я живой механизм, я живу, как реле, Но уже не смогу удержаться в седле, И уже не мечтаю в домашнем тепле Посидеть на земле, как на добром крыле. Я, быть может, виновен, но даже казня, Вы не рвите из рук мой последний расход. Ах, пустите, пустите, пустите меня, Отпустите меня на турслет. Но сказали: <<Куда? На турслет? Ты в бреду! Дел полно, да и был ты там в прошлом году. И не думай --- не пустим. Известно давно: Там одно разгильдяйство и пьянство одно!>> Ничего, я придумаю кучу причин, Чтобы всех убедили своей новизной, Я пойду по дороге моральных низин, Ложь свята, если ей нетерпенье виной. Позвоню на завод --- мол, сломался замок, По причине такой взаперти нахожусь, В институте совру, что протек потолок, А жене объясню, что в диспансер ложусь. Напишу всем друзьям, что попал под трамвай, А потом, пробираясь, как вор, в темноте, В туристический клуб прилечу, словно в рай, И совру, что меня отпустили везде. Да, работа нужна, если сделана впрок. Но сказал я себе: <<Отрешимся, дружок! Дураков она любит, работа твоя, И ты знаешь об этом не хуже, чем я>>. Я теперь гримируюсь, когда выхожу, --- Слишком много долгов мне решетку плетет. Я потом принесу, пересдам, напишу, А сейчас отпустите меня на турслет. Я вам всем разрешаю меня позабыть, Вы вольны не прийти, когда мне не везет, Вы должны не приехать меня хоронить, Если вам на турслет или в долгий поход. Я вернусь, молодеющим, душу сменя, И долгам проведу абсолютный расчет. Ах, пустите, пустите, пустите меня На турслет, на турслет, на турслет! ПЕСНЯ КЛАДБИЩЕНСКИХ СТОРОЖЕЙ Под пылью миров, под светилами, Под песнями снов чернокрылыми Клубится туман у кладбищенских стен, Не спят сторожа, стерегущие тлен. Дрожим мы в сторожках, судьбой дорожа, Живыми у мертвых служа в сторожах. Наш труд бесполезнее многих трудов. Храним мы последний покой мертвецов. Хотя вам за них не дадут ни гроша, Приставлены к ним дураки в сторожа. Однако кресты в серебре дороги, Приставлены к ним сторожа-дураки. Одною ногой мы в могилах уже. И после поставят других сторожей. А нас похоронят в могилках плохих И ценных крестов не поставят на них. И вечный туман над могилами, Под песнями снов чернокрылыми. 1981 * * * Что же случилось? Свет погасили. Лампа разбилась, шею скосили. Ночью приснилось, днем осмеяли. <<Что же случилось, знаешь?>> --- <<Едва ли>>. <<Помнишь?>> --- <<Навряд ли>>. <<Веришь?>> --- <<Не очень>>. В лад ли, не в лад ли --- так, между прочим. Что же оркестрами гром квинтэсенций? Здесь и Рождественский, Вознесенский. Что же случилось? Помнишь, как жутко Все исказилось на промежутке. <<Горе?>> --- <<Навряд ли>>. <<Счастье?>> --- <<Едва ли>>. Я непонятлив на интервале. Ты зелена вся временной мукой. Но всего-навсего, может, разлука. Что же там было? Может, безлюдье, Божии силы, ангелы, судьи. Ветер-владетель у автомата. Третий свидетель невиноватый. <<Милая, что ты?>> --- <<Больше ни звука>>. <<Было же что-то?>> --- <<Может, разлука>>. Память забылась, сон вспоминая. Что-то случилось? --- бог его знает. Песенку сложишь --- блажь напророчишь. Пой, если можешь, знай, если хочешь. Смерть не отсрочишь, жизнь не отложишь. Сгинь, если хочешь, лги, если сможешь. Только корежит рок между строчек, То ли не может, то ли не хочет. Музыка глухо, ритм не отчетлив, Что там? Разлука? Дьявол ли? Черт ли? Может, полнеба ночь заслонила? Не было, не было, не было, милая. Может я требовал лучшего мира? Милая, не было. Не было, милая. Что ж ты дурачишь нас, распаляя? --- Что же ты плачешь? Сам удивляюсь. Сам удивляюсь и вспоминаю, Ожесточаюсь, не понимаю. Не получилось. Плаха и бойня. Не сотворилось. Что же так больно? Мгла притупилась дверью без стука... Что же случилось? Может, разлука? * * * Финиш, всеобщий финиш... Скоро по миру двинешь. Скоро ль в умах застынешь, Что от сует отнимешь? Как поголовье примешь? Как поголовье примешь? Финиш, всеобщий финиш. Чем к небосклону ринешь, Что ожиданью кинешь? Финиш, всеобщий финиш. Скоро ли мне душу вынешь? * * * Старт дает Москва... Pourquoi, pourquoi? Общество <<Каприз>>... And what is this? Мир весьма польщен, Danke sch{o}n. Разных тьма фигур, Oh, l'amour. Ты мне плоть свою --- I love you. Я тебе взамен --- Oui, tres bien. --- Хочешь ты забав? --- No, my love. --- Может ты и прав? --- Yes, my love. И я хочу забот, Oh, mein Gott! Вспухла голова... Pourquoi, pourquoi... * * * Я говорю вам честно, братцы, Я покойника не знал. На поминках набираться Тоже-то шибко не мечтал. Да, в общем, парень я простецкий, Мне о многом невдомек, Но пришел друган Белецкий, Он меня-то и завлек. Рассказал он мне сначала, Что его-де корешка Жизнь кидала и ломала, И была, мол, нелегка. Он то с моста падал в реку, То под поезд попадал, В общем, быть б ему калекой, Да все Белецкий выручал. Он поспевал везде навычет, Правил лучше докторов. Тот, бывало, плачет, хнычет, Да Белецкого покличет --- Он придет --- и будь здоров! Да вон на ТЭЦ Череповецкой Как-то лопнула труба. И снова спас его Белецкий, А не то б тому труба. Но, как-то раз Белецкий запил, В вытрезвиловку попал, И того недуг облапил Вдруг. Ну, какой --- никто не знал. Кто и как чего прошляпил, Только тот концы отдал. Вот Белецкий и гутарит: Мне, дескать, надо хоронить, Мол, вдова всего наварит, И нажарит, и напарит, Он поминки отоварит, Мне же музыку добыть. Ладно: надо --- значит надо. Ну, оркестра не нашлось, Сторговал я жмур-команду --- Ничего, сойдет авось. Музыканты --- те с охотой, Я, вобще, знакомый им. Я в ДК у них работал Как-то, это, сторожем ночным. Они прикатили, заломили, Ну сошлись --- чего рядить. Стол уже почти накрыли, Стали гости подходить. Гроб забрали из мертвецкой И поставили в углу. Ходит гоголем Белецкий, Приглашает всех к столу. Значит, так. Тесть покойного с семьею, А дальше шурин с дочерьми, А это --- брат со всей роднею И с сопливыми детьми. Никто слова не уронит --- Все боятся мертвяка. Да, дети, он теперь не тронет, Да, к тому ж, на нем доска. Вы уж лучше пойдите, погуляйте, Чтобы взрослым не мешать, Вы пойдите, поиграйте, Пока можете играть. Пока можете в считалки, в казаки-разбойники, Эх, все б вам прятки-догонялки, А тут хоронилки, понимаешь, закопалки, Эти напоилки, отпевалки, мертвяки-покойники. Вот Белецкий разливает Музыкантам и гостям, Вот застолье затевает Разговор по пустякам. В основном, в одном вопросе Разошелся весь народ: Кто и как коньки отбросил Из знакомых прошлый год? Нет, все признали, что покойный В общем, малый был достойный, Но не ведал доброты, А виноваты мы, скоты. Тесть, мотая красным носом, Наклоняется с вопросом: <<Слушай, кто, вон там, в углу сидят, Водку хлещут и молчат?>> Я отвечаю, мол, так надо, Пить, не пить --- решают сами: Это ж братья, жмур-команда, Виртуозы-музыканты Тоже, это, с красными носами. Суть да дело, все ужрались, Мы с Белецким взволновались: Что-то все разбушевались, Гроб невынесенный ждет, Шурин плачет горьким ревом, Тесть сидит в костюме новом, То есть, головой в тарелке с пловом, А жмур-команда водку пьет. Видим, надо закругляться --- Еще к кладбищу идти. Слушайте, помогите, жмурики-братцы: Нам одним тут не донести! А? Выносите помаленьку! Да не гардероб, а гроб! Ну что вы? А, вынося задели стенку? Друг Белецкий сшиб коленку, Я схватил под глазом гренку, Мертвяку досталось в лоб. Все же вынесли на солнце, Подошли еще знакомцы, Склали руки на груди. Эй, музыканты! Заводи! Надо топать, небо чисто, У меня вспотела плешь. Ну что ж не врубите регистр? Ах, забыли тромбониста! Где ж он, волк его заешь? Сбегал? Вон он за столом, он Допивает все подряд, И нечищенным тромбоном Тычет в миску, где салат. Вот тут и понял я, признаться, Где ошибка и заминка: Надо б, это, спящего красавца Закопать, потом поминки... Ну да ладно, встали строем, Жмур-команде подал знак, И они как вдарят роем, Будто был мертвец героем, А мертвец-то был сопляк. Дуют, гады, со всей силы, До погоста две версты, Уши всем позаложило, Но идут, раскрывши рты. Чья-то бабка-худоба сзади крестится И соседа спрашивает: <<Слушай, Чего они орут как это, как ее... Марафонская труба?>> Я хриплю: <<Так надо!>> --- бабке, Сам смекаю: что за чорт? Музыканты врут, собаки, И мотив у них, че-то, не тот. Я к Белецкому. Тот: <<Слышу!>> Подбегает к ним потом, Говорит: <<Братцы, можете потише? Нет?>> Они говорят: <<Можем. Через гастроном>>. Ладно, пусть дудят, как могут --- Уж все немного веселей, А то погребальная дорога С каждым шагом тяжелей. Все идем --- аж взмокли платья И рубахи. Вот жара. Ох, и скучное занятье, Ох, и скучное занятье, Ох, и скучное занятье На погост тащить жмура. Дюже спьяну вянут ноги, Надо ж и поотдыхать, Сняли гроб на полдороге И решили отпевать. Правда, как --- никто не знали, Но, однако ж, отпевали, То есть разливали, выпивали Кто чего с собою взял, А когда опять подняли, Дальше в путь идти собрались, Тут уже восьмерых не досчитались, Но никто не горевал. Кто-то пел про расставанье, Кто-то водкой обливал, Кто-то, видно, по незнанью, Крышку гроба облевал. Нет, я, вобще-то, парень скромный, Я с Белецким все держусь, А народ собрался темный, Бестолковый --- просто жуть. Да вон один все к гробу рвался, Да а когда все-таки пролез, Так сначала разрыдался, С мертвецом расцеловался, А потом как в морду тресь Ему. <<Ты всю жизнь, говорит, Издевался надо мной, так на, подлец!>> Ну, мертвец не обижался, А народец растерялся. Ну, тут за Белецким я смотался --- Он там за елкой похмелялся --- Он пришел, хотя качался поначалу, Но как взялся, то расшумелся, раскричался: <<Ты чего, говорит, разбушевался?>> Ну, в общем, растащили наконец. Кто-то речь загнул, не зная, Кто здесь помер и когда, Он сказал, что жизнь такая, Что похмелье --- не беда, Мол, грехи смывают кровью, Все там будем, все сгниет, В общем, дай нам бог здоровья! Музыканты! Марш вперед! А те ж, видать, с Белецким спелись, Он им выложил рубли, И они так нагуделись, Что дудеть уж не могли, Тромбониста-то поддержали, Поначалу, а потом Он пошел винтом, винтом, Так и в овраг. Тромбон достали Поутру и то багром. Силы нету материться, Ковыляем на осях. Раз в пшеницу, два в пшеницу И редеем на глазах. Все отстали втихомолку, Смертью храбрых полегли, До погоста, в общем, только Мы с Белецким догребли. Гроб в могилу уронили, Призасыпали слегка... Ну, вот и все, как хоронили Бедолагу-корешка До последнего штришка. Нет, правда, еще дед мне повстречался, Тоже пьян был и качался. Весь в медалях --- видно дрался За советскую-то власть. Видел я, как он качнулся, Как ругнулся и споткнулся, И медалями уткнулся Прямо в грязь. * * * Ожидает весел Лодочка у плеса, Ожидает весен Ива у откоса, Иволга вздыхает, Плача, что есть мочи, Небо затухает, Дожидаясь ночи. Сердце человечье Ищет ожиданья, Радуется встрече, Плачет с расставанья. А меня терзает Кто-то позабытый, Кто-то ожидает Сном или молитвой. Кто ж это хлопочет --- Тянет ожиданье, Словно бы не хочет Встреч и расставанья? Словно бы страдает --- Стоит лишь решиться? Нет, не ожидает. Снова я ошибся. * * * Мокрая бумага, Мокрые слова. Слякотная влага, Тонут острова. Холодно и мокро --- Хоть об стенку лбом. Светом правит охра В бывшем голубом. Небо голубое, Где ты обрелось? Жить мне под тобою Так и не пришлось. Где твой деревенский Свет голубизны? Дождик льет вселенский, Лужицы полны. Съедены дороги Медленной водой, Оплетает ноги Мокрою травой. Мокрое ненастье, Капельки у лба. Подмокает счастье, Мокрая судьба. Подмокают письма Лестью и враньем, Влагой рукописной В сундуке моем. Высохли чернила, Но влажны листы И от слов унылых, И от пустоты. Каплями стекает Память о былом, Совесть умолкает, Не грохочет гром. Молнии не видно, Тьма --- не продыхнуть, Стыдно, стыдно, стыдно В собственном тонуть. Больно, больно, больно Раны промывать, Вольно и невольно Правду вспоминать. Призрачные трубы, Птичьи голоса, Трепетные губы, Влажные глаза. Сломанные спицы Жизненных колес. Дорогие лица, Мокрые от слез. Дорогие руки, Утиравших лоб. Дорогие звуки Непройденных троп. Где найдется рыцарь, Праведный всерьез, Чтобы эти лица Утереть от слез? Дать рукам свободу, Песню --- голосам, Миру дать погоду, Солнце --- небесам. Где найдется кара Для моих грехов? Где набраться жара, Чтоб спалить мой кров? Кому сон приснится Среди бела дня? Где найдется рыцарь, Чтоб убить меня? * * * Я слишком долго песен не писал, Чтоб вам теперь напоминать об этом. Я каюсь перед теми, кто желал Возможности назвать меня поэтом. То было летом, а теперь --- весна, И я по рифмоплетству стосковался, И взялся за перо, и просчитался. Простите, люди, здесь моя вина: Я вовсе не поэт, я притворялся. И лжи моей нет берега и дна, И не моя звенела вам струна. Там, где меня не любят, я смешу, А там, где в рот мне смотрят, я зеваю. Вот, --- думаю, --- приду и запишу, А после прихожу и забываю. Сижу и мысли злой переполох Пытаюсь укротить табачным зельем; Обглоданное нервами веселье Пытаюсь всунуть там, где тяжкий вздох Мне лезет в рифму, портит рукоделье. Бумагу рву, не помогает бог, И солнце застает меня врасплох. И все-таки, создам и распоюсь, И там, где нужен туз, шестерку кину. Где надо минус --- я поставлю плюс. И песня не моя наполовину: Не верьте ей --- аккорд здесь был другим, Рука моя ошиблась безвозвратно. Вот так себя толкуем мы превратно И создаем не то, чего хотим, А то, чего хотим, нам непонятно. И привыкаем, даже дорожим Чужим стихом и голосом чужим. РАК И ГРЕКА (басня) Я хочу вам рассказать, Рассказать, рассказать, Как возможно распознать, Распознать, распознать, Как несложно обобщить, Обобщить, обобщить, Я хочу вам объяснить, Объяснить, объяснить. Ехал Грека через реку, Видит Грека --- в реке рак. Думал Грека: сунуть в реку Руку или ехать так? Рака тоже подмывало, Он не знал, как поступить: Цапнуть Греку за хватало, Или целым отпустить? А река текла угрюмо, Час обеденный настал. Умный Грека думал думу, Рак под камешком лежал. Я хочу вам доказать, Доказать, доказать, Как полезно размышлять, Размышлять, размышлять. Я хочу вас убедить, Убедить, убедить: Реки нужно обходить, Обходить, обходить. Долго думал умный Грека, Долго думал умный рак. Истомились рак и Грека, А под Грекой взвыл ишак. Скоро рак проголодался, Смолк ишак, а Грека взвыл: Час торжественный раздался, Грека руку опустил. Да, а в торжественном моменте Грека сдал и рак ослаб. Получилось по легенде: Рак за руку Греку цап. Умный в реку не пойдет, Не пойдет, не пойдет, Умный руку не куснет, Не куснет, не куснет. Солнце светит над рекой, Над рекой, над рекой, А морали --- никакой, Никакой, никакой. * * * Свеча погасла на столе, Мечты схоронены в золе. Конец главы, другая часть, Но не горит моя свеча. А у начала всех начал, Когда свечу я зажигал, Была рука моя тверда, Свеча горела, как звезда. И был прекрасен полумрак; Свечой, что грезил Пастернак, Был мир на части разделен. На мрак и свет. На явь и сон. Свеча горела на столе, И грелась плоть в ее тепле. И был на части разделен Не только мрак, не только сон. Сама судьба своей рукой Делила мир на мой и твой. Зажжем свечу, начнем главу, Но сон вершится наяву. И то, что в нем разделено, Нам не соединить в одно. И не горит твоя свеча, Ее задуло невзначай. И нету больше полутьмы, И на свету остались мы. Неужто верить в свой удел, Что бог терпел и нам велел? Неужто помнить на свету О том, что скрылось в темноту; Как был нам сделан тайный знак Свечой, что грезил Пастернак? Тугую боль былых обид И совращенья властный стыд. Зачем им жизнь твою венчать? --- Ведь все сгорело, как свеча. А мир на части разделен: Святая Ложь. Правдивый Сон. Земля и Небо. Ад и Рай. Твори добро и счастье знай. А я погасшею свечой Повис меж небом и землей... ЛЮДИ СУХОПУТЬЯ А в море плавают медузы, Кораблик борется с волнами, На край земли везет он грузы, Чтоб на краю земли забот не знали. Луной по океану Серебряные прутья, Не спится капитану... А мы --- мы люди сухопутья. Моряк, и что тебе за дело Искать в великом океане? Его коварству нет предела, И океан губить вас не устанет. Смотри Жанетта плачет, К тебе прижавшись грудью!.. Дай бог тебе удачи! А мы --- мы люди сухопутья. Кораблик, раз уж есть охота, Ну что ж, волна твои проверит шансы. Пусть вы --- морские Дон-Кихоты, А мы тогда --- земные Санчо Панса. И пусть несет вам случай Удачу или горе --- Мы ждать умеем лучше, Чем те, кто плавает по морю. --- Ты сам судьбы своей не знаешь, Зачем ты обрываешь узы? Зачем ты в море уплываешь? --- Затем, что в море плавают медузы. Чтоб слезы в душу капали, Уйду в далекий путь я... Плыви себе, кораблик! А мы --- мы люди сухопутья... Как жаль, что мы --- люди сухопутья. 1979 МИМОЛЕТНОЕ ИЛИ ПОСВЯЩЕНИЕ ЛЮСЬЕН Целуй его, пока никто не видит. Сейчас наденет он пальто и выйдет. Над ним сомкнет ночной Париж объятья. Он побредет к отелю <<Ницш и братья>>. Уйдет, инстинкты задушив для дела, Вобрав в себя твоей души и тела, А ты бери с него взамен, иначе Исчезнет он --- он джентельмен удачи. Сегодня --- Лондон, завтра --- Йорк и Дрезден, Сегодня --- маклер, завтра --- вор проездом. Минуты скудный быт, оплот разъели, И там его другая ждет в отеле. Святая весть, лихая честь, иконы... Пират он, --- на пиратов есть законы. Увы, закон когда-нибудь прозреет, Его повесят отдохнуть на рее. А ты целуй его, пока возможно. Уйти в отель, а не в века не сложно. Как все смешно, слегка дрожат запястья, Тебе судьба пророчит ад и счастье, И за окном ненастный вихрь пророчит Беду для мертвых и живых, и прочих... * * * Нас выдумал писатель нетрезвой головой, Нас вылепил ваятель нетвердою рукой, Нас создал увлеченный фантаст-мастеровой, Какой-то обреченный придумал нас с тобой. Но замыслы угрюмы ненастоящих дел, И тот, кто нас придумал, не все предусмотрел, И в горле застревает несказанная лесть, Нас в жизни не бывает, но мы на свете есть. О нас поют кричаще с бесчисленных эстрад, О нас, ненастоящих, поэмы сочинят. Но даже в то, что мерит сегодняшний уклад, Потомки не поверят и в фальши обвинят. Имели мы любимых, но после, осмелев, И их сочтут за мнимых и выдадут за блеф. Так пусть не остывает поруганная честь, Нас в жизни не бывает, но мы на свете есть. Но, может быть, мы сами придумали себе Прожить под небесами в придуманной судьбе, И наш настрой развинчен, не прочен наш уют, И как живем мы нынче, так нынче не живут. Пускай враги ликуют, нам некого винить, Мы сами жизнь такую сумели сочинить, Разносится в эфире придуманный куплет: Нас много в этом мире, но нас на свете нет. ЗАСТОЛЬНОЕ ПОМИНАНИЕ Я спел бы вам о том, о чем хочу, Но умолчу, не пропою, не прокричу, А вы молчанью верьте, как врачу, Внимайте мне, и я вам раны излечу. Я спел бы вам о тех, кого здесь нет, Чей смех затих и чей утерян след, О тех, кто здесь сидит и пьет вино, О тех, кто спят давно, и тех, которым все равно. Но что мне память, прах ее и дым, Я помню тех, кто знал меня другим, Тех, кто со мной родство своих идей На свадьбах пропили у канувших друзей. Я помню тех, кто встретились мне там, Где счета нет обугленным крестам, Где не было людей среди калек, Где падал мокрый снег, и был ты проклят, человек. Я спел бы вам о тех, кого любил, Как сам ослеп, но их не ослепил, И как потом хотел не вспоминать, Я спел бы вам, но вам зачем об этом знать? И даже тех вам помнить ни к чему, Кто верил сумасбродству моему, Слезам моим, что в мире неуют, Я б вам поведал, но спазмы голос мне сорвут. И я смолчу сегодня и всегда, Мне --- радость, вам же, может быть, беда. В грядущем снова все под трафарет, А в прошлом свет, но это тем, кого здесь нет. А будущее с прошлым заодно, Особенно для тех, кто спят давно, И что нам память выстраданных дней, Ее пропьем скорей на свадьбах будущих друзей. КУЛЬТ ЖЕЛУДКА Хвала и честь непосвященным, Хвала и честь, хвала и честь. Желудок мой отягощенный Не просит есть, не просит есть. Рассудок мой, как пачка <<Явы>>, Опустошен, опустошен. Ведь для души, а не для славы Я отрешен, я отрешен. Всем кажется --- идет декабрь, А мне вот --- март, а мне вот --- март. Я выхожу курить не в тамбур, А на Монмартр, а на Монмартр. Блаженно чрево, и чреватый, Но без идей, но без идей Я выхожу, и не куда-то, А на Бродвей, а на Бродвей. Иду в припадке тихой ласки Цедя словье, цедя словье. Иду, не посвященный в дрязги, И в бытие, и в бытие. Несу простившим и прощенным Святую весть, хвалу и честь. Желудок мой непосвященный Не просит есть, не просит есть. * * * У нас опять зима. И стынет чай в стакане, И жив самообман, как будто Новый год, Как будто сметено былое в урагане, Укрыто под снегами и вновь не оживет. Уже не зазвонят разрушенные башни, И шепотом домашним не скажутся слова. А женщины мои живут тоской вчерашней. Не так уж это страшно, как кажется сперва. У нас опять зима. И стынет благочестье, И в трещины души вживается мороз. И старые друзья находятся в отъезде. Еще как будто вместе. Уже как будто врозь. А письма и стихи, разбуженные ночью, Разорванные в клочья, возводят миражи. И женщины мои являются воочью, Отдавшись многоточью невысказанной лжи. У нас опять зима. И стынет многословье, И вещие уста покрыл стеклянный лед. И тешу я себя придуманной любовью, А дряхлое зимовье обрушится вот-вот, Как карточный дворец. Ветрами снеговыми Разносит мое имя до нищенской сумы. И женщины мои уходят за другими, Становятся чужими. До будущей зимы. 1980 ПЕСЕНКА НИ О ЧЕМ И О МОСКВЕ Я родился очень громко. Выражаясь фигурально, Приняла меня роддомка Не вполне оригинально. И все было бы чудесно --- С любопытством подкачали, Было всем неинтересно О моем узнать начале... ...А в Москве кричали песни И Гагарина встречали. Пели вывески на стенах, Пели строчки в телеграмме, И шагал я постепенно Неокрепшими ногами. В неизведанные дали Ковылял грядущий лидер, Мимо ангелы сновали, Ореола не увидев. ...А в Москве на фестивале Дали приз Лоллобриджиде. Ликовал сердечный улей: От меня дождались стона, Только крылышки мелькнули Городского купидона. Ах, любовные проблемы, Незаполненные бланки. И решались теоремы По гаданию цыганки. ...А в Москве на эту тему Пел Высоцкий на Таганке. Прописали мне лекарство, Чтоб от стрессов не чихалось. И, как радужное средство, Мне студенчество являлось. И разыгрывались войны Межхарактерного склада, И дышали мысли знойно Из раздумчивого ада. ...А в Москве себе спокойно Началась Олимпиада... Мне пророчили и врали, Восторгались мной открыто, Меж собой лишь называли Жизнерадостным рахитом. Были хуже, чем напасти, Безобидные наветы. На зубах скрипели страсти, Как фальшивые монеты. ...А в Москве осталось счастье, А в Москве осталось лето... Я простился с суматохой, Расписался за былое, И поплакала эпоха За мое житье гнилое. То ли в трансе, то ли в гневе Стали траурными жесты, Жухли листики на древе И готовились оркестры. ...А в Москве на Новодевичьем Подыскивали место... И сказал я всем: <<Спасибо!>> За прощальные приветы, И тепло моих улыбок Сохранилось на портретах. Я глядел со стен любезно В наше солнечное завтра. И писал довольно пресно Обо мне какой-то автор. ...А в Москве орали песни И встречали космонавтов... * * * Опять тебя со мною нет, Какой заигранный сюжет, Какой испытанный мотив Для тех, кто разумом ленив. Какая глупая строка Для тех, кто счастливы пока. Какая слабая броня Для тех, кто злобен на меня. Не изменился белый свет, Но вот тебя со мною нет, А если это пустяки, То как не плакать от тоски. А если это не любовь, То как бы мне родиться вновь. А если вдруг придет весна, То что застанет здесь она. Ведь Дон Кихот который год О Дульсинее не поет, Тристан с Изольдой, ох и ах, Живут в различных городах, Джульетта дочку родила Не от того, кого ждала, Ромео в доме спит другом, И мы с тобою не вдвоем. И получается кино, Как будто так вот и должно. Кто окрылен, тот не ревнив, Какой заигранный мотив, Какой испытанный сюжет, Но только крыльев больше нет, Огнем вины их зло сожгло, И пепел ветром разнесло. Чему-то там не миновать, Никто не склонен утешать, Никто не склонен, не готов Чужих распутывать грехов. Где, в чем и чья была вина, Но ведь больна душа, больна, И зачеркнуть нельзя рукой Сюжет заигранный такой. ПЕСЕНКА САНЧО ПАНСЫ Плачь, красавица, уезжаю я, Навсегда тебя покидаю я. Слезы, милая, лей печальные, Уезжаю я в дали дальние. Ждет меня еще доля трудная, И тебя в пути позабуду я, Так не будем же нынче ссориться, Моя кошечка, мое золотце. Буду песни петь поднебесные, Буду сны иметь расчудесные, И осла поить влагой пыльною, И вкушать еду необильную. Буду тратить я деньги малые, И любить дворы постоялые, То, что хочется, не исполнится, Поцелуй меня, мое золотце. Полетит мечта птицей вольною, Буду знать места богомольные, Самогонку пить с прихожанками И любовь крутить с маркитантками. А у нас с тобой не повторится, Проводи ж меня, мое золотце, До свидания, лучезарное Мое золотце самоварное... ПО ПРАВИЛАМ Не нам ломать традиции, не нами заведенные, Для нас законом правила давно приобретенные. Мы люди тихо-скромные, и в Новый год нарядные, Мы шьем себе укромные костюмы маскарадные. И, отдав предпочтение звериным одеяниям, Являемся на праздники во зверском состоянии. Зверея от шампанского, непринужденно весело Мы кружимся под елочкой под звуки детских песенок, А, подкрепясь, подбодрившись, бежим, хвостом играючи, К какой-нибудь пантерочке, с ней танцевать желаючи. Иль по привычке, опьянясь вином и маской женщины Все называть стараемся ласкательно-уменьшенно. Потом, немного разомлев от ласки от пантериной, Бежим скорей к буфетику, чтоб там принять умеренно. Приняв, становится теплей, и больше ласка трогает --- Фужерчики, стаканчики нам заменяют многое. Но вдруг, в разгар душевности, мы вспоминаем дивную, Идем искать пантерочку, идем искать родимую. Через толпу пятнистую, и пегую, и сивую, Находим перед зеркалом без маски некрасивую, И, сразу как-то вспомнивши о суффиксах ласкательных, Бежим назад прямехонько внимательно-внимательно. Идем на брудершафтики с хвостами незнакомыми, С солидными, весомыми медведями и гномами. А после, подвываючи о недостатке в денюжках, Угрюмо к гардеробику ползем на четверенюшках, Блевнувши основательно с ласкательной кондиции, Бредем домой раздумчиво --- опять же по традиции... И неотвязно вертится в мозгу сыром, проржавело: <<В лесу рождались елочки. Срубали их, как правило...>> * * * У двери прозвеня, Счастье стонет во тьму, Только мне ни к чему, Не будите меня. Ждет, идеи храня, Мой единственный друг, Только мне недосуг, Не будите меня. Пусть пробита броня, И разбита стена, И забыта вина, И она не одна... И забыта вина, И она не одна... Только ночь холодна, Не будите меня... Очи долу склоня, Кто-то просит взаймы, --- Пусть возьмет до зимы, Не будите меня. Кто-то, в чем-то виня, Ищет --- здесь ли мой след. Вы скажите, что нет, Не будите меня. Обстановку сменя, Занавесьте окно, Окунитесь в вино, И на дно заодно... Окунитесь в вино, И на дно заодно... Если вам все равно, Не будите меня... Мне зачем болтовня Женских губ неземных? --- Я отрекся от них, Не будите меня. И слова приструня, Не пишите письма, Не сходите с ума, Не будите меня. Если мог я огня В темноте не искать, Мог так долго желать По-людски задремать, Мог так долго желать По-людски задремать, Если вам наплевать, Не будите меня. Не будите меня, Дайте мне отдохнуть, Я прошел долгий путь, Не седлайте коня, И, пленя и пьяня, Постарайтесь стерпеть, Мне уже не успеть, Не будите меня. Над обломками дня Воцарился ночлег, И, пускай не на век, Не в песок, не во снег, И, пускай не на век, Не в песок, не во снег, Но прилег человек, Не будите меня. ВЕХИ ФАТАЛИЗМА Исповедь не в моде, Спутаны дороги. Вынем каталоги, Сочиним трактат. Там подрежем крылья, Здесь подвяжем ноги, Подведем итоги Маленьких затрат. Что же тут такого? Ты --- глава в конторе, Твой талант сочится В главки всех мастей, И в твоих отчетах Больше аллегорий, Чем на Черном море Тонущих людей. На арбузной корке Стой, не поскользнись ты, От нее зависит Поворот тропы. Тут уж поневоле Станешь фаталистом В образе пречистом Собственной судьбы. Вот твоя квартира, Вот твоя зарплата, Крышка дипломата, Выпитый бокал. Бывшая услада Нынче горьковата, Образ супостата Несколько слинял. Что же тут такого? Ты --- директор клуба, Делаешь успехи, Планами богат. Правда, с непривычки, Можно врезать дуба, Если вспомнят грубо, В чем ты виноват. И, когда открылись Разные злодейства, Все твои соседи Глохли от пальбы. Ох, как обложил ты Все свое семейство За прелюбодейство Собственной судьбы. Теща --- замминистра, Дядя --- долгожитель, А тебе на китель --- Бирочку с ценой. Вечной тебе метой Бывший вытрезвитель, Бывший победитель, Нынче --- не герой? Что же тут такого? Ты --- кассиром в бане, Бледные чернила, Влажные листы. Не хватает брани Против прозябаний, Счет твоих страданий Знаешь только ты. Скорбно облетают Кудри золотые, Маленькие люди, Каменные лбы. Свято сохраняешь Ты мечты былые, Словно чаевые Собственной судьбы. Вот твоя одышка, Вот твои инфаркты, Жесткие плацкарты, Жуткие долги. Под столом пылятся Порванные карты, Бывшие стандарты Нынче коротки. Что же тут такого? Ты --- служитель в морге, Тонкие подошвы Стер на вираже, И за поворотом Той арбузной корки Даже глазом зорким Не найти уже. Ветер прошлогодний, Осени и зимы, Ты хватал бы с неба Лунные серпы. Но пути Господни Неисповедимы: Ты промчался мимо Собственной судьбы. * * * Мне обещали прощать и надеяться, Если по случаю лучшее сбудется, Если ветрами печали развеются, Если сверхновая ночью почудится; Мне обещали отсрочить долги мои До бесконечности, до отощания, И обещания вылились в мнимые Признаки бегства от обнищания. И приходил я, забытый и брошенный, К бывшим знакомым, друзьям и приятелям. Только не нужен я был и непрошенный, И разговаривали, как с предателем. Глаз я искал, что утешить могли меня, Памяти, знавшей мое имя-отчество, Но у минувшего не было имени, И зародилось во мне одиночество. И обещал я не верить, не каяться, Души людские поставив мишенями, Даже тогда, когда враг постарается Пол предо мной исцарапать коленями. И обещал я, как яблоки кислые, Лица давить, усмехаясь над жертвами, И не спеша, небольшие долги свои Стал возвращать заказными конвертами. И не поверил, когда безутешная Письма писала мне лучшая самая. Их разрывал, не читая, небрежно я, И не отправил в ответ телеграмму я. И не добил я больного и хилого, Дабы мои оправдались пророчества; Он не погиб, но и я не простил его, И ликовало во мне одиночество. Но, не спросясь у живущего племени, Было недолгим его ликование, И у минувшего не было времени, Чтоб утвердить меня в новом призвании. Как не удерживал перерождение, Сила родства все во мне опрокинула, Минула злость моя, как наваждение, И одиночество начисто сгинуло. И полетели опять обещания, Незабыванью строча обязательства, Снова прощение, как бы прощание, С манией видеть во многом предательство. Вихрями нежности той исковеркана, Стерлась печать отрешения дочиста, Только в прихожей квадратное зеркало, Как трафарет моего одиночества. * * * Ах, что это? Ах, что это? Неужто океан? Несчастие какое-то --- И буря, и туман. Кораблик в бездну катится, Ах, горестный удел! И кто за что ни схватится --- Тот дорого поплатится. Напрасно силы тратятся: Никто не уцелел. Но что это? Но что это? Неужто наяву? Везение какое-то: Вон, четверо плывут. И не видать материка, И буря --- будь здоров, И далеко до берега, И глубина --- померяй-ка, Но не возьмет истерика Соленых храбрецов. Да что это? Да что это? Неужто повезло? Не четверо, но трое-то, Но трое доплыло. Плевали на комфорт, и Отряхнулись и пошли, И даже вот четвертого, Хотя и полумертвого, Но как-то, знает черт его, С собой поволокли. Не то это, не то это --- До цели далеко. Мучение какое-то, Тащиться нелегко. Но трое небоявшихся Брели, хоть ветер зол, Четвертый, с ними спасшийся, Недавно оклемавшийся, Но со скалы сорвавшийся, Он снова их подвел. Ну как тут быть, Ну как тут быть? И надо всех спасти, И от судьбы, и от судьбы, Как видно, не уйти. Четвертого, несчастного, Потащим за собой. Мы жить желая страстно, И молясь на Бога властного, Свернуть с пути опасного Не можем на другой. Совсем собрались с силами, Но был один привал, Где в схватке с крокодилами Четвертый пострадал. Не выбросить за борт его, Противились судьбе, И снова полумертвого Проклятого четвертого --- Совсем побрал бы черт его --- Тащили на себе. Не все еще, не все еще, Тот списочек не мал, И все свое на этот счет Четвертый не сказал. Он всю дорогу тормозил, Укушен был змеей, Он лихорадкой болен был, Но почему-то жил и жил, И трое из последних сил Его несли с собой. Но что ж это? Но что ж это? Соленое нутро, И может так, и может так Отплатится добро? Но рок свои отметины Расставил, где хотел, И ослабевших встретили Туземцы-людоедины, И трое были съедены, Четвертый уцелел. Да что это? Да что это? И где закон и честь? Предательство какое-то, Но так оно и есть. Так выпьем же, что налили, Чтоб старое на слом, Чтоб нам судьбу не правили Дохляги и развалины, Чтоб вовремя оставили Ненужных за бортом! БАЛЛАДА О СПРАВЕДЛИВОСТИ Вот сижу, себя жалею, Проклинаю прочих всех, Изливаюсь, как умею, И драконю под орех. Приготовили мне боги, --- Утопить бы всех богов, --- Два желанья, две дороги, Двух невест и двух врагов. Охраняемый врагами, На одной из тех дорог, Возлежит заветный камень, А под ним --- как под венками --- Справедливость --- вещь такая, Что найти никто не мог. От каких же мне истоков Повести жилье-былье? Две невесты в двух чертогах Мне на картах врут свое. Завлекают, манят, тащат, Мне пророчат путь лихой: Не сверни в болота, в чащу --- Вон дорога пред тобой. Ох, паршивая дорога --- То бурьян, то бурелом. До заветного порога, До везенья, и до бога, До положенного срока Не дойдем, не доползем. Или плюнуть на забаву, Повернуть ли от греха? Эй, постой, гляди направо: Вон дорога. Чем плоха? Ох, прекрасная дорога, По былинному чиста: Ни заветного чертога, Ни могилы, ни креста. Богу ль, черту ль на забаву Здесь костьми придется лечь? Потерять налево славу. И направо --- не по нраву, Не поеду я направо --- Напрямик, чего беречь? И пустился я, отчаянно: Эй красавица, не плачь! А за мною --- злая тайна, Два врага за мною вскачь. Гонят вражьи недомолвки, Индевея от росы, Для меня --- лесные волки, Друг для друга --- злые псы. Я один, злодеев двое, Где мне скрыться от двоих? Где добраться до покоя? Справедливо ль зло лесное? Выбрал самое простое --- По болоту напрямик. Два желанья слил в одно я, Двух невест послал к чертям, Выбрал самое простое, Еле выбрался из ям. Еле вышел, вместо браги Жажду потом утолил, Срезал душу о коряги, Еле совесть сохранил. Еле выжил, еле вышел, Настелил из ребер гать, Помогли хорьки и мыши, Забирался я все выше, И враги --- печенкой слышал --- Даже стали отставать. Тяжело они дышали. Мне пройти одну версту, Да только боги пожелали Отобрать у сна мечту. И завалена дорога, И чертога не видать, Столковался дьявол с Богом Справедливость не отдать. Не отдать судьбы везенье --- Справедливость дорога, --- И поддался я сомненью, И померкло провиденье, И, по божьему веленью, Сговорились два врага. Две невесты обманули, Два желанья не сбылись, Две дороги враз свернули И за кручею сошлись. Там я понял: суть несчастий --- В сумеречной хмари дня. Две вороны там с участьем Поглядели на меня. Там холодными слезами Душу мне омыла мгла, Там гнилыми черепками Я нашел заветный камень, А под ним, как под венками, Справедливость умерла. <<Друг сердечный! С легким паром! Прогулялись вы не зря, Вам готовили подарок, Усмехались втихаря. На мякине провели вас, Дорогуша, два врага. Есть на свете справедливость? Да в том суть, что ни фига!>> Ворожеи ворожили, Морок злые сети плел, Развернулись и накрыли, Победили? Победили! И молебен отслужили По таким, кто не дошел. И зарыли, и забыли, Кости съела гниль и мразь, Я не автор этой были, Что печальной удалась. Я --- обычный наблюдатель, Наблюдавший сам себя, И меня мой друг-приятель Не утешил, не любя. Я ругаться не умею, Я ничем не дорожу, Я от водки не хмелею, На судьбу роптать не смею, Вот сижу, себя жалею, Славно время повожу. ГИМН ДЖЕКА ХОЛИДЕЯ Малыш, немного стало нас. Шериф увидеть нас не чает, Но ты меня, а я тебя от смерти спас, И наряжается Техас, И нас торжественно встречают. И пуст твой взгляд, и конь устал, Запорошен песком походным, Не зря он все каньоны истоптал, И под седлом звенит металл, Когда-то бывший благородным. Судьба ударит молотом И вновь тоску прогонит: За ветром, а не за золотом Летели наши кони. Малыш, и мы летели вскачь, Решив, во что бы то ни стало, Отбить у жизни звание <<ловкач>>, И взять у неба часть удач, И напоить коней усталых. И нам светил заветный клад, Торжествовала хватка волчья, И умирал приятель наш и брат, Его оплакивал закат, И кони вздрагивали молча. Невежды треплют языком За сплетнею в погоне, За счастьем, а не за призраком Летели наши кони. Последний час, последний миг. На грани риска и успеха Удачей правят выстрел, боль и крик --- Все то, что сразу не постиг, Тебе внушит каньонов эхо. Вгоняла ветер нам в умы Судьбы лохматая одежда, И приключенью гимны пели мы Среди степной техасской тьмы И подпевала нам надежда. Пускай грозят расправою Параграфы в законе, За волей, а не за славою, Летели наши кони. Малыш, в дорогу нам пора, Пока судьба не отыгралась. Лучом добра мерцает свет костра, Мы ждать не можем до утра, Не так уж много нам осталось. Но, джентельмены, жить такой Оседлой скукой --- нет, увольте! Нам надлежит владеть своей судьбой, И снова топот над тропой, И вновь рука лежит на кольте. Заставьте приключения Свершаться поспокойней, За солнцем, а не за тенью, Пусть мчатся наши кони. * * * Не оставьте меня после смерти Остывать на холодном столе. Вы в мою прихотливость поверьте --- Пронесите меня по земле. Пронесите меня по местам, Где обычно не ходят гулять, Окуните меня в тарарам И в бессмысленную благодать. <<Он умер, он умер>>, --- Небеса завздыхают в раздумье. Побывайте со мной, если можно, Где от главных путей вдалеке, Как в Гарлеме железнодорожном, Поезда собрались в тупике. И по стыкам гремя говорком, Помянет меня локомотив, Как по шпалам ходил босяком Я под гулкий гудковый мотив. <<Ах, верно, ах, верно>>, --- Протекая, заплачут цистерны. А потом в уголок угорелый, Где бездомные барды живут. Пусть сыграют они кампанеллу И гитару мою принесут. Что я пел на лихих вечерах Позабудьте вы здесь, на краю, И о камень любой в пух и прах Вы разбейте гитару мою. <<Фортуна, фортуна>>, --- Пояснят вам разбитые струны. Вы меня отнесите туда, Где дорога следы сохранит. Вам какой-нибудь встречный чудак Объяснит, где меня схоронить. Воскресение --- это из снов, Воскрешения право же нет. Принесите мне вместо цветов Вы болгарских сухих сигарет. И ладно, и ладно, И ни вам и ни мне не досадно. 1980 * * * Я так хотел отречься от себя, Закрыл свой дом от собственной печали, Но из зеркал глядели, как судьба, Глаза мои, меня изобличая. Я убегал и гнался --- что со мной? Не мог дышать, подкашивались ноги, Был я беглец плохой и страж убогий, Никак не мог угнаться за собой. И от погони не было дороги. Я так хотел себя перечеркнуть, Сыграть как роль хотел остаток жизни, Но пальцы был не в силах разогнуть, И бросить все, что пропито на тризне. Я так хотел на всем поставить крест, Но он таким тяжелым оказался, Что я не смог поднять его и сдался, Не получился мой красивый жест, И, как с крестом, с собой я не расстался... ВЕТЕР Ковыляет по курганам колымага за конем; Это я и Себастьяно ящик золота везем. Заунывно ветер свищет, в трубке тлеет уголек, Веселей смотри, дружище, путь не близок, кров далек. Ковыляют по курганам двое путников пешком, Это я и Себастьяно ящик золота несем. Мы лошадку схоронили, колымагу мы сожгли, Шестьдесят четыре мили до жилья мы не дошли. Ковыляет по курганам путник с грузом на весу, Это я без Себастьяно ящик золота несу. Себастьяно из оврага просто выбраться не смог, А моих следов зигзаги заметает ветерок. Ветер горький, запах пресный, солнце пыльное дрожит, А среди каньонов тесных ящик золота лежит, А моих и Себастьяно вам костей не отыскать, Наши души по курганам вечно будут ковылять. * * * Или счастье подберу, Или заживо помру, Или то, что я покинул, Мне потом надломит спину. Дай-то бог, чтоб повезло, Чтоб родилось и жило, А пшеничное тепло Чтоб колосьями взошло. Только дьяволу угодный, Налетел тут ветер черный, Просвистел по сбитым зернам Черный ветер тьмы болотной, Просвистел по сбитым зернам Черный ветер безысходный. Не в тюрьму и не во тьму, Не зачем, не почему, Просто так ушел далече, В путь пустился человече, Бросил все, что не снести, Ради дальнего пути, То ли благо обрести, То ли к гибели прийти. Ночь плыла путем бесплодным, И земное непотребье Отражалось в черном небе, Черном небе непогодном, Отражалось в черном небе, Черном небе безысходном. То ли лужицы воды, То ли путника следы, То ли ждет гостей незванных Край загадок окаянных, И восторгам нет конца Ради красного словца, Ради слышанной с крыльца Песни шалого скворца. Будешь, скворушка, голодный, Будешь немощный и хворый, Твой скворечник занял ворон, Черный ворон темнородный, Твой скворечник занял ворон, Черный ворон безысходный. Или, правда, ночь темна, Или чудится спьяна, Или череп лошадиный Белой кочкой из трясины --- Может, всадник был дрянной, А, может, ливень проливной Выбил камень под ногой... Ах ты, конь мой вороной! Талисман, видать, негодный Был тебе оставлен Богом, Завлекла тебя берлога Черной топи непроходной, Завлекла тебя берлога Черной топи безысходной. То ли звезды в небесах, То ли слезы на глазах --- Ты вернулся, человече Изможден и покалечен. Помнишь, бросил ты со зла Сад, жену и край тепла, А теперь весна пришла, Но земля твоя сгнила. Но теперь ты стал свободным --- Ведь жена твоя ослепла, Твой очаг засыпан пеплом, Черным пеплом и холодным, Твой очаг засыпан пеплом, Черным пеплом безысходным.