Флюгер моих ветров Флюгер моих ветров стрелкою оловянной Нити моих путей вычертит без труда. Роза моих ветров слишком уж постоянна, Дует один туда,дует другой сюда. Слезы моих дождей бьют по щекам все злее, Каждый осенний лист плачет в моем дворе. Слезы моих дождей наверняка имеют Максимум в сентябре, максимум в сентябре. Реки моих надежд так полноводны в мае, Разве ж виновен я в том, что из года в год Реки моих надежд, пообмелев, впадают В море моих забот, в море моих забот. Видимо, климат мой резко континентален, Кто же сумеет мне правильный дать прогноз: Что меня ждет в году - радости иль печали, Ждет ли меня тепло, ждет ли меня мороз? Шипучее вино То рыдает, то хохочет, то на кухню к нам тайком Просочиться ветер хочет, притворившись сквозьняком. Снег упал на всю округу, за окном темным-темно. Мы, не глядя друг на друга, пьем шипучее вино. А вина-то кот наплакал, а цена-то дорога. Наши вечные зарплаты, наши дикие бега. Наши дети, наша ругань - это было так давно. Мы, не глядя друг на друга, пьем шипучее вино. О взаимных наших болях рассуддаем мы шутя. А во мраке что-то воет, что-то плачет как дитя. То ли время, то ли вьюга,- впрочем это все одно,- Ведь со мной моя подруга и шипучее вино. Девятый вал Когда встряхнет и захлестнет девятый вал, Когда в душе завоет ураганный ветер, Ну кто из нас хотя б на час не забывал Про всех кукушек и все ходики на свете, Когда в душе завоет ураганный ветер, И захлестнет девятый вал. Когда котел бурлит, когда костер горит, Когда ничем нельзя унять сердцебиенье, Ну кто из нас хотя бы раз не сотворил Чего-нибудь, чтоб всем чертям на удивленье, Когда ничем нельзя унять сердцебиенье, Когда в душе костер горит. Когда ворвется свет в раскрытые глаза, Когда ударит в ноздри запах зверобоя, Ну кто же счастье всем нутром не осязал, Ну кто же не был "на все сто" самим собою, Когда ударит в ноздри запах зверобоя, Когда ворвется свет в глаза. Когда встряхнет и захлестнет девятый вал, Когда в душе завоет ураганный ветер, Ну кто из нас хотя б на час не забывал Про всех кукушек и все ходики на свете, Когда в душе завоет ураганный ветер, Когда в душе завоет ураганный ветер, Когда в душе завоет ураганный ветер, И захлестнет девятый вал. Какая странная волна Какая странная волна адреналин хлестнула в вены! Ах, как приятно осознать, что ты еще не все продал, И что душа твоя жива, над ней не властны перемены, И все измены и размены в ней не оставили следа. А мне казалось, я давно уже порос зеленым мохом, И силомер моих страстей остановился на нуле. А оказалось, что со мной еще не так уж дело плохо,- Я что-то главное сберег от отложения солей. Я столько лет спокойно спал, я так давно не видел друга, Я так отвык дарить цветы и так устал от беготни, И вдруг, как заяц, убежал из заколдованного круга, И в каждой клеточке упругой ядро, как колокол, звенит. Я, словно парусник, попал в тайфун по имени "Удача". Я, как бывалый капитан, все мачты разом обрублю. И в каждой клеточке своей я, как мальчишка, это прячу, И каждой клеточкой молчу, как каждой клеточкой люблю! И каждой клеточкой молчу, как каждой клеточкой люблю... Ностальгия Колышется труба казенным ориентиром, Разрыта под окном казенная земля. Я так люблю свою казенную квартиру, Хоть рядышком пятьсот таких же, как моя. Ах, где ж тот славный дом в трех верстах от дороги, Торчащий мшелым пнем в нетоптанном лесу? Тот дом, в котором всех встречают на пороге, Который никогда по плану не снесут. Там нет дверных глазков и нет замочных скважин, Лишь плесень по углам, по всем по четырем. Прожорливая печь не в извести, а в саже, И свет едва-едва за бычьем пузырем. Ах, нет того жилья надежней и свободней, Пляши, свищи, кричи - никто тебе ни-ни, Ведь ниже этажом лишь черти в преисподней, А за стеной сычи да лешие одни. За что ж я так люблю казенную квартиру, Благоговейно чту казенные права, Так преданно стремлюсь к казенным ориентиром, Казенным языком коверкая слова? На Киевском вокзале На Киевском вокзале все едут, кто отсюда, кто сюда, А он в перронном зале стоит и провожает поезда. А рядом пассажиры сердито ищут временный приют, И, наливаясь жиром, довольные носильщики снуют. Ах, как же все кричали, и от оваций паровоз дрожал, Когда его встречали, когда он на Финляндский приезжал. Но радость исчезала, накатывались волнами года, И сам на всех вокзалах теперь он провожает поезда. Все тронулось куда-то, поехала тихонько вся страна. Ах, вождь пролетарьята, мы движемся в иные времена. Простимся напоследок, пора уж провожающим отстать, В краях, куда все едут, мне будет вас немножно не хватать. Я опять намедни одичал Я опять намедни одичал. Где же вы, здоровые задатки? Раздражаться стал по мелочам, Стал прощать большие недостатки. И неужто снова началось: Вновь Содом, дурдом, неразбериха; То ли радость это, то ли злость,- Все смешалось, все сплелось,- Лихо мое, лихо! Так жена рвет в ярости чулки, Потеряв надежду их заштопать. Так, автопилоту вопреки, Самолет нырком уходит в штопор. Так баран с тупым упорством бьет Черным лбом об изгородь кошары. Я поплыл, я тронулся как лед, И ночами напролет Снятся мне кошмары. Отгоняя прочь ночную жуть, Я с утра до вечера корячусь, Как шахтер продукт произвожу, И в работе, как в болоте, прячусь. Исчезаю, сдав себя в наем, Как ночной туман на дне оврага, Чтоб не видеть света даже днем. А гори она огнем - Вся эта шарага! Я зажат в железные тиски, Я хриплю заезженной пластинкой, А желанья рвут меня в куски, И ревут животные инстинкты, И топочут дикие стада. Я рычу, мечусь, впадаю в детство. Думал, дурь мою уймут года, А, выходит, никуда От нее не деться. Трояк Шел, вздыхал да охал, не знал, куда шел. Ой, как было плохо, - и вдруг хорошо. Мятая зеленая бумажка Путь мой осветила, как маяк, - Это не обертка и не промокашка, Это же, товарищи, трояк! Все вздыхал да охал, а тут вот нашел. Ой, как было плохо, - и вдруг хорошо. И ведь знаю: кто-то щас рыдает, Обронивши трешку на бегу, А меня, мерзавца, радость распирает, Ни чего поделать не могу! Шел, вздыхал да охал, и счастье нашел. Раньше было плохо, теперь - хорошо. Я вчера забыл взять рубль сдачи, А сегодня прибыль - целых три. Это грандиозно, это знак удачи, Знак удачи, черт меня дери! Плохо, плохо, плохо, - и вдруг хорошо. Так, глядишь, по крохам,- и целый мешок. Открытое письмо межрегиональной группы организованных преступников на съезд народных депутатов Народные избранники, пожалуйста без паники. Иначе непременно быть беде. Вам шлют письмо открытое подонки недобитые, Как нас обозначают кое-где. От всей души, не матом - культурный ультиматум, А копия в ЦК и МВД. Сперва добавим ясности: мы стали жертвой гласности, Как пес на нас набросилась печать,- Шьет связи с бюрократами, верхами аппаратными, А мы за них не хочем отвечать. Они народ губили, а мы его любили,- За что ж нас от народа отлучать. Вы лучше б нашей мафии хоть капельку потрафили,- Нам пару б депутатов - и хорош! Ведь все организации имеют депутации, А нашу обошли, едрена вошь! Хоть пользы для прогресса от ВЦСПСа Не больше, чем от нас, ну ни на грош. Теперь об экономике: ну вы ж не группа комиков... Чего об ней ней трепаться день за днем? Есть предложенье дельное: за плату за отдельную Давайте мы ее приобретем. Спасем ее от краха, восстановим из праха, И хоть чуть-чуть в порядок приведем. Еще есть просьба частная: у нас работа грязная, Порой идем на мокрые дела... Так с дела возвращаешься и грязь отмыть пытаешься, А как отмыть без мыла, без мыла? Мы просим мыла,мыла, хоть по куску на рыло, Что б норма нам повышена была. Вот наши пожелания, благодарим заранее, Но только вы смотрите, е-мое... Нам долго ли, умеючи, жену Михал Сергеича Припрятать ( мы ж известное зверье!) Лишим его покоя, ведь горе-то какое! И что он будет делать без нее! Вот вы на чем играете? - Вы ж нами всех пугаете, Таких на нас навешали собак! Так будьте ж осмотрительны, не спорьте, уступите нам,- Мы ж забастуем, если что не так! А воровать не будем, - что скажете вы людям? Откуда он, родимый наш бардак? Товарищи избранники, не надо только паники, Ведь это не угроза, не намек. Вам шлют письмо открытое подонки недобитые В ноябрьский, всем нам памятный денек. От всей души, не матом - культурный ультиматум, А копию - в ООН и в "Огонек"! Кончается четверг Кончается четверг, и дождик мелок, И сквозь него едва-едва видны Два косяка летающих тарелок Над мокрой территорией страны. И девушки, бегущие с работы, По лужам торопливо семеня, Промокший двор, и в нем промокший кто-то, Немножечко похожий на меня. О, как легка и необыкновенна Та женщина, что скромный свой уют Несет в химчистку в сумке здоровенной, Немножечно похожей на твою. А из-за облаков сквозь дождик мелкий Глядит на двор в подзорную трубу Бортинженер летающей тарелки, Немножечко похожей на судьбу. Кончается четверг, и дождик мелок, И трудно разглядеть в промозглой мгле Чего-то, что на небо улетело, И то, чего осталось на Земле. И две фигуры посреди стихии, Друг с друга не спускающие глаз, Промокшие, слепые и глухие, Такие непохожие на нас. Счастливые, слепые и глухие, Такие не похожие на нас. Сентиментальный романс, посвященный холодильнику "Орск-7" Мне холодильник пел ночные песни, А лежал, раскрыв печальный рот. Ах, о еде мы с ним мечтали вместе, Он в смысле сохранить, а я наоборот. В тот позний час, когда давно уже стемнело И начинало снова рассветать, Вдруг пробка, подлая, в сети перегорела, И холодильник смолк и перестал молчать. А я мечтал, с той пробкой не считаясь, Мои мечты были всегда со мной, Поскольку я не электричеством питаюсь, А ранее упоминавшейся едой. И лишь когда закочится съестное, Когда вообще исчезнет вся еда, Быть может, и не выброшусь в окно я, Но и мечтать уже не буду никогда. Другу Когда по склону вниз метет пурга, И ветер в грудь колотит как пружина, Тут главное, чтоб кто-нибудь шагал И попадал бы в такт твоим ногам, И том же ритме пел бы до вершины. Мой друг, мы столько вытерпели гроз, Мы вместе забродили, словно брага, Нам столько вместе в жизни удалось, Мы повязались до корней волос, Ужели ж мы теперь собьемся с шага? Дороги, поезда и корабли Нас в разные концы земли метали, Но по дорогам матушки-земли Одни и те же черти нас несли, И дальше мы от этого не стали. И пусть костер нас манит впереди, Нам тот, что позади в сто крат дороже, Он мне теплей, он мне необходим, У наших инструментов строй один, И песни удивительно похожи. И ты, судьба-злодейка, не спеши, Нам глупости твои не портят крови, Ведь на любую из твоих вершин Мы вместе восхожденье совершим, И нас ничто, мой друг, не остановит. Ночь Две бабочки дневных в ночи немой Вслепую бились в ожиданье встречи, Но был как-будто ночью засекречен Их путь друг к другу, днем такой прямой. И, падая в раскрытое окно, Два отраженья неба в стеклах мутных Дрожали и двоились поминутно, Но слиться так и не могли в одно. А ночь стремилась к встрече с белым днем, Им так хотелось быть одновременно, Но им судьба велела жить посменно - Иль свет, иль тьма, но никогда вдвоем. Два параллельных лучика сквозь мрак Неслись, бросая вызов царству тени И веря лишь в свое пересеченье В другом пространстве, там, где все не так. Ночные птицы плакали вдвоем, Прорвать пытаясь криком воздух сонный, И обе так стремились к униссону, Что обе пели каждая свое. А отраженья в матовом окне, Дрожа, двоились, как ночные птицы, Но так и не смогли соединиться, Но так и не смогли, но так и не... Февраль Вот и кончен февраль, и опять в переходе метро Бородатый мужик продает проездные билеты, И Госкомгидромет нам сулит перемены ветров, И весь город уже начинает готовиться к лету. Ах, злодейка-зима в этот год нам дала прикурить, Напустила пурги, да такой, что достала до сердца. Нас морозило так, что не хочется вслух говорить, Нам до новых снегов от зимы бы успеть отогреться. И без лишних обид с февралем распрощаемся мы. Видно, нам холода кровь на жидкий азот заменили. Мы до новых снегов не залижем все раны зимы И не сменим мотор у уставшего автомобиля. Вот и кончен февраль, остаются последние дни. Извини уж, зима, но не вечны твои именины. Ты, Госкомгидромет, теплым ветром меня не дразни. Бородатый мужик, подари мне счастливый единый. Дети тишины Как хорошо отбросить прочь сомненья и печали, Как славно, если цель ясна и рядом есть друзья. Нас сомневаться и страдать нигде не обучали - Нас обучали понимать законы бытия. И ели гром средь бела дня гремит, не утихает, И если свет кромсает ночь на клочья темноты, - Так, значит, где-то далеко обвалы громыхают, И кто-то шарит фонарем по улицам пустым... Мы не были шпаной, мы галстук пионерский Сжимали в кулаках, от гордости смеясь, И, мыслями чисты и помыслами дерзки, Мы замыслы свои несли из класса в класс. Мы веру и любовь оттачивали в спорах, Мы верили, что нам воздастся по труду, Родились, когда страна стряхнула порох, Похоронила прах и выветрила дух. И мы учились вместе с ней не ахать и не охать, Смотреть вперед и не смотреть на то, что за спиной, И, что такое "хорошо" и что такое "плохо", Учили, повернув тетрадь обратной стороной. Нас не поймаешь на крючок приманкой дешевой, Нам уготованы судьбой великие дела. Мы так подкованы, что нам копыта жмут подковы, И остается только грызть стальные удила. Мы - дети тишины, без бурь и катаклизмов, Историю борьбы мы знаем по кино, Мы - внуки Октября, мы - правнуки царизма, Мы - бешеная кровь опричнины шальной. Так неужели ж боль, что спать нам не давала, Что мучала меня, стыдом в груди горя, - Не более чем гром далекого обвала И еле видный свет ночного фонаря?... Песня о дворнике Степанове Набив межзвездной пустотой оба кармана, Тихо, как вор, в город проникнет ночь. И, одуревши от весны, дворник Степанов Дерзкой метлой мусор погонит прочь. И, словно ночной ковбой, Из-за угла выйду я, наступая на лужи, И сложит оружие Непобедимая весна. И вдруг от запаха весны, неба и хвои Что-то во мне произойдет внутри, И, оттолкнувшись от земли дерзкой ногою, Я воспарю метра на два - на три. Но и не более, Чтоб с непривычки не стучало в ушах от давления, Но и не менее, Поскольку хочется летать. И, одуревши от весны, в дальние страны Я полечу сквозь небосклон ночной. И, заглядевшись на меня, дворник Степанов Спрячет метлу и полетит за мной. Так отчего же весь народ ходит как пьяный, Что нас влечет, что нас лишает сна? Да просто в туче воробьев дворник Степанов В небе висит - значит, пришла весна! Сказание о новых временах в селе Непутевка Летают мухи низко - ответственный момент По всей земле российской идет эксперимент... Непутевка в парадном убранстве: Из уезда приехал в село Капитан - предводитель дворянства - И урядник с клинком наголо. Донести повеление свыше До селян предводитель спешит. Старый барин, говорит, на пенсию вышел, Выбрать нового вам надлежит. Царь велел, говорит урядник, Чтоб народ выбирал господ, И я всех, говорит, запру в курятник, Кто указ не признает. Местный писарь прослыл скандалистом. Тут сомненье, говорит, вышло меж нас, Не уступка ли социалистам - Этот мудрый царевый указ? Но, уверенность в души вселяя, Предводитель ответ дал простой: Демократия, говорит, лишь укрепляет Наш родной крепостнический строй. Слышь ты, писарь, говорит, урядник, Ты сомненья эти брось, А не то, говорит, запру в курятник, Чтоб с народом был поврозь. А народ разошелся, - куда там: Мы готовы! Давно бы пора! Мол, давай, выдвигай кандидата, И царю-государю - ура! А простая старушка Анисья Из-под носу слезинку смела, Юрьев день, говорит, дождалися, Неужели же я дожила? Эй ты, бабка, говорит урядник, Ты язык-то прикуся, А не то, говорит, запру в курятник, Как ведется на Руси. Вот, сказал предводитель дворянства, За портретиком слазив в карман, - Граф Цимлянский, борец против пьянства, Кандидат от российских дворян. Стойте, стойте, тут писарь заахал, Здесь же кворума нет, ой-ой-ой! А без него не избрать даже графа, Хоть дворянство и наш рулевой. Ты дупло, говорит урядник, Что мне кворум, говорит, твой? - Ерунда. Я запру, говорит, его в курятник, Ежли сыщется когда. Вышла Фроська в богатом наряде. Мой мужик был бы барин, говорит,-во! Мы семьею даем на подряде Пять обороков взамен одного. Так уж лучше меня, крикнул Степка, А не Фроськиного пентюха. Я налью православным по стопке, А массонам пущу петуха. Я вам кто?-прохрипел урядник- Я вам- полицейский чин, Щас запру, говорит, всех в курятник Без дознательства причин. Кто-то гикнул, рванули рубаху... Кандидатов сыскалось штук семь, Но сперва дисциплиною пахло, А потом перестало совсем. Выдвигали, как в пьяном угаре, Аж ворота сорвали с петель. Кто-то крикнул: А хрен ли нам барин? Дайте волю - устроим артель. По деревне ходит парень, Вся рубаха в петухах. Видно парень очень смелый, Не боится ничего. Писарь крикнул: Свободу печати! Но народ его не поддержал, Потому как глаголей да ятей, Всех крючков этих не уважал. Но зато как услышал про волю, Да с землицей, да чтоб при коне! - То уж тут началося такое, Что аж мухи прижались к стерне. Вы, хамье, умойте хари, Предводитель закричал. Отпишу, говорит, государю, Эксперименты что кончал. Но стихию поди, обуздай-ка! Заработав огромный фингал, Только к ночи посредством нагайки Всех в курятник урядник загнал. А безвинной старушке Анисье В толчее повалили плетень. Вот те, бабушка, и дождалися! Вот те, бабушка, и Юрьев день! То березка, то рябина, куст ракиты над рекой. Край родной, навек любимый, где найдешь еще такой! Непутевка, Непутевка, ты родная сторона, И ничто нас не исправит, только мать сыра-земля. Альма-матерь Когда выпадет со звоном мой последний стертый зуб, Я к пилястрам и колоннам на карачках приползу. И с елейным песнопеньем, с целованием камней Я представлюсь на ступенях альма-матери своей. Парадокс архитектуры чудо-университет, Где диффуры и скульптуры, шуры-муры и паркет. Бороды поверх багетов на портретах в чью-то честь, Запах университета из которых не известь. Альма-матерь, альма-матерь, гений чистой красоты, Я во всяком альма-брате узнаю твои черты. И любая альма-дочерь, благодарная судьбе, Сыновей своих пророчит в альма-внучеры тебе. Парадокс образованья чудо-университет, Где заданья и свиданья, расписанья и буфет. Как же так, да где же это, ниужели ж навсегда Дети университета разбредутся, кто куда? Сохрани тебя судьбина, пощади тебя балбес, Защити тебя мужчина, не попутай чертов бес. Что б мужей ученых сила не иссякла от забот, Что б детей ты приносила по шесть тысяч каждый год. Парадокс демократизма чудо-университет! Мы глядим без фанатизма на любой авторитет. И пускай бранят нас где-то, пусть уж вовсе дело - швах, Дрожжи университета бродят в наших головах. Когда выпадет со звоном мой последний стертый зуб, Я к пилястрам и колоннам на карачках приползу. И с елейным песнопеньем, с целованием камней Я подохну на ступенях альма-матери своей. Ох, не велит народный опыт Ох, не велит народный опыт влюбляться в длинных и худых. Их не обнять и не похлопать, повелся с ними - жди беды. Но этой истине старинной наш брат цены не придает: Едва завидит стан осиный - и вперед, вперед, вперед. Ах, эта талия легко пройдет в игольное ушко, И словно трепетный огонь змеится узкая ладонь. О, эта дьявольская стать способна сердце растерзать. И оттого лишь веселей, что не поможет сердцу клей. Молва народная толстушек песочит так, что боже мой! Они в объятьях, ух, удушат и пустят по миру с сумой. Но этой истине старинной наш брат цены не придает: Едва узрит покрепче спину - и вперед, вперед. вперед. Ах, эти круглые бока - точь в точь шампанского бокал, Румяных щек лесной пожар, простор души, туземный жар. О, эта дьявольская плоть способна сердце расоклоть. И оттого лишь веселей, что не поможет сердцу клей. Бежать ученых вертихвосток - народной мудрости завет. От них порой дуреешь прост, часок послушал и - привет. Но этой истине старинной наш брат цены не придает: Едва заслышит голос дивный - и вперед, вперед, вперед. Ах, этот звон и нервный смех - залог немыслимых утех, И, как живительный ручей, поток бессмысленных речей. О, эта дьявольская прыть способна сердце раздробить. И оттого лишь веселей, что не поможет сердцу клей. Клеем похвальбой и елеем, сил и средств не жалеем, Но расходятся швы - ах, увы, ах, увы, ах, увы... От неразумного хазара до образованных волхвов Все соглашаются, что старость недурно б встретить без грехов. Но этой истине старинной наш брат цены не придает: Смахнет с макушки паутину - и вперед, вперед, вперед. Дождь над Иссык-Кулем Припев: Дождь над Иссык-Кулем сплошной пеленой, И ночь чернилами льется с вершин, И серой горной курчавой стеной Весь мир на части Тянь-Шань раскрошил. Кто-то от нас вдалеке, стиснув фонарик в руке, Месит болото. Кто-то, забыв про уют, в злом комарином краю Ждет вертолета. Где-то в морях неизвестных и злых Бродят суда, словно суши осколки, Где-то в степях зацветает полынь, Там за хребтом мир живет, мир шумит, А у нас - только... Припев: Кто-то в избушке лесной тронет безмолвье струной Тихо и нежно. Кто-то в Нотрдам-де-Пари на языке говорит На зарубежном. Но расстояье считать не нам, Встретиться вновь - человек не иголка, Пусть нас опять разделили стена, А за стеной мир живет, мир шумит, А у нас - только... Припев: Натюрморт Цветной настенный календарь с портретом молодой артистки, И кучка пепла на полу, и полночь позади, И впереди вся ночь, и две зажаренных сосиски, И таракан, и не один. Будильник старый без стекла и новый с золоченой стрелкой, И первый снег на волосах - следы седой зимы, И впереди рассвет, и две невымытых тарелки, Ах, кто бы, кто бы их помыл. И двадцать восемь новых строк, как стая голубей из клетки, И тысяча ночей иных, как смерч над голвой, И впереди вся жизнь, и две исписанных салфетки, И все, и больше ничего. Я выберу немного Когда придет мне время собирать налегке В далекий долгий путь, в нелегкую дорогу, Из кучи барахла с собой я выберу немного, Чтоб только умещалось в кулаке. Я захвачу с собой из всех земных своих даров Глоток речной воды да камень с горной кручи, Полпачки сигарет да три рубля на всякий случай. Кто знает, говорят, что путь суров. Я не возьму воспоминаний тяжких, как гранит, Лишь несколько имен, чтоб не расстаться с ними, И главный талисман, одно единственное имя - Пукай оно и там меня хранит. И, чтобы не тащить весь тяжкий груз далеких лет, Я выберу себе из груды многотонной Какой-нибудь пустяк, ну, скажем, номер телефона На память, просто так, там связи нет. Когда придет мне срок, и я замру у рубежа, Что делит бытие на жизнь и на иное, Сокровища свои сожму в кулак, а остальное Пускай гниет, мне ничего не жаль, Пускай гниет, мне ничего не жаль. Погиб ли тот фрегат Погиб ли тот фрегат, седой волной разбитый, Иль, может быть, пират пустил его ко дну, Но капитана ждет красотка Маргарита, - А вдруг не утонул, а вдруг не утонул, А вдруг не утонул, а вдруг не утонул. Ах, как же страшно ждать в неведеньи нелепом, Песок со зла швырять в зеленую волну. Зачем вы зеркала прикрыли черным крепом? А вдруг не утонул, а вдруг не утонул. 2р. А вдруг он жив-здоров, вдруг рано ставить свечи, А вдруг он в Санта-Круз за ромом завернул, А вдруг случился штиль иль просто ветер встречный, Ну вдруг не утонул, ну вдруг не утонул. 2р. И вот когда беда покажет глаз совиный, И безнадежный мрак затянет все вокруг, Когда приспустят флаг в порту до половины, Останется одно последнее "А вдруг...", Останется одно последнее "А вдруг...".